– А теперь мне страшно только, когда я сплю. Мне часто снится, что нас опять завалило, мы снова похоронены заживо и нас никто не спасет… И не хватает воздуха… Трудно дышать, а просыпаюсь после этого в ужасе. А самый страшный сон – это настоящий кошмар – когда мне снится, будто я там одна, а тебя рядом нет.
Стив взял руку Энни и пожал ее. Их пальцы сплелись, и ладони мужчины и женщины крепко прижались одна к другой.
– Мы увидимся еще? Поговорим обо всем, – внезапно спросила Энни.
– Нет, не сейчас… Я имею ввиду, мы будем разговаривать иногда.
– Да, конечно, – пообещал он, – мне это ведь тоже необходимо.
Внезапно Стиву показалось, что он слышит чьи-то шаги. Кто-то направился в палату.
– Только не задерживайтесь долго, – предупредила сиделка, когда разрешила ему войти. Стив отпустил руку Энни и постучал по гипсу, прикрытому полами халата.
– Я еще пробуду тут несколько недель, – оживленно сказал он, – пока они не поставят окончательно на ноги. Так что у нас впереди уйма времени для разговоров.
Он кивнул в направлении занавесок.
– Моя палата по соседству. Она соединяется с твоей посредством очаровательной комнатки. В нем масса роскошных журналов и кровожадных видеофильмов. Я прямо сгораю от нетерпения показать все это тебе.
Энни улыбнулась Стиву.
– Я просто умираю от любопытства.
Вошла сиделка и начала деловито открывать занавески. Энни увидела кровати напротив, женщин, лежащих на них и еще цветы, много цветов.
– Вы ее не очень утомили? – сиделка значительно посмотрела на Стива и добавила: – Может вам будет удобнее сидеть в кресле?» – Мысленно Энни сказала вместо нее: «Не садитесь на кровать!».
– Наверное, вы правы, – с сожалением ответил Стив, – но я не буду усаживаться. Пожалуй, поковыляю я к себе, и оставлю Энни в покое. Вы не поможете мне?
Энни понравилась его тактичность. Сиделка удовлетворенно подала Стиву руку.
– Я приду, как только мне опять разрешат, – пообещал он Энни и медленно двинулся прочь на своих костылях.
Не понимая почему и зачем она это делает, Энни сказала ему вслед:
– Сегодня в полдень ко мне придут Бенджи и Том, я их не видела с того самого утра, когда все это случилось.
Стив остановился на секунду, потом обернулся к ней:
– Я рад, что они придут, – произнес он очень серьезно, и сиделка повела его под руку за дверь.
Время тянулось бесконечно долго, и Энни пришлось собрать все силы, чтобы спокойно и терпеливо дождаться нужного часа. До их прихода надо было ждать еще часа три.
Одна за другой к ней подходили ее соседки по палате, чтобы переброситься словами. Две из них тоже пострадали во время взрыва в супермаркете. Некоторых из них уже выписали. И на их место положили больных, не имевших никакого отношения к происшедшему в универмаге. У Энни появилось такое чувство, как будто больничные стены наполняются разными болезнями, сменяющими друг друга по очереди.
Она вспомнила, что хотела спросить у Стива, – испытывал ли он гнев из-за того, что с ними случилось. Энни смотрела на дверь и думала о нем. Он сказал, что еще вернется. Уверенность в том, что так и будет, придавала устойчивость и надежность мыслям, которые летали у нее в голове, ускользая, подобно золотым рыбкам.
Ровно в половине третьего в палату вошли Мартин и мальчики. Должно быть, они ждали за дверями, пока наступит время для посещений.
Энни сразу увидела их. Они стояли у входа в палату, озираясь, стараясь увидеть ее. За детьми, как будто защищая их от чего-то возвышалась высокая фигура ее мужа. Лицо Тома было серьезным и сосредоточенным. Бенджи раскачивал руку отца и глядел на кровати. А внезапно он указал на нее пальцем и радостно закричал:
– Вон мама! Вон она!
Снова волна счастья захлестнула Энни. Она протянула к ним свою здоровую руку. Том подошел, вернее подбежал первым и резко остановился у ее кровати.
– У тебя все о'кей? – спросил он, вглядываясь в лицо матери.
– Да, Томми, все отлично, – звук ее голоса успокоил его. Он обвил руками ее голову и она крепко обняла сына, прижимаясь щекой к его волосам. Энни поцеловала его макушку, улыбаясь и чувствуя, как в уголках глаз становится горячо от подступивших слез.
– Я так рад, что тебе стало лучше, – бормотал он ей в плечо. – И без тебя совсем даже не весело на Рождество.
– Я знаю, – прошептала Энни. – Ты не расстраивайся. Впереди у нас следующий год, и еще много лет и Рождество придет еще не раз.
А Бенджи все стоял, цепляясь за отцовскую руку, глядя на мать, желая и боясь подойти к ней, Энни понимала его состояние. Она еще никогда не покидала его более, чем на день, такая разлука с матерью была первой в его коротенькой жизни, и он просто отвык от нее.
– Ну же, Бен, – тихонько позвала она сына.
Мартин поднял его, подсадил на кровать рядом с ней, и Энни звала малыша за руку. Ей хотелось сжать его ручонку в своей, целовать круглую мордашку, схватить, прижать его к себе, чтобы никто никогда не мог отобрать малыша у нее. Но она заставила себя обуздать свои чувства, чтобы не напугать Бенджи. Энни улыбнулась, обняла его и весело сказала:
– Жалко, что вы не видели меня в другой палате. Какие там были строгие доктора. А здесь совсем хорошо, вы можете приходить ко мне, когда захотите.
– Я хочу, чтобы ты пришла домой, – сказал Бенджи. – Пойдем прямо сейчас.
Они засмеялись, а малыш теснее прильнул к ней и дотянулся к отметинам на ее лице.
– Сильно ударилась? – спросил он, и Энни ответила:
– Нет, Бенджи, не очень. Я приду домой, как только смогу, обещаю тебе.
Поверх мальчишеских голов она посмотрела на Мартина.
– Ты выглядишь значительно лучше, – сказал он.
– Знаю…
Энни хотелось поделиться радостью нового видения давно знакомых вещей, тем счастьем жить, которое так захватило ее сегодня. Она задумалась, подыскивая какие-то особенные слова, чтобы выразить свои чувства, но не найдя их оставила свои попытки, свои чувства, и решила просто рассказать о событиях сегодняшнего утра, надеясь, что Мартин поймет все сам.
– Знаешь, когда меня увозили из палаты, реанимации такой уже привычной, покойной, я почему-то испугалась что меня ждет за ее дверями, какой-то чужой, враждебный мир? И вдруг этот мир, этот коридор, и лифт, и палата внизу, весь этот неизвестный мир оказался таким обычным – и таким прекрасным.
Это было похоже… на пробуждение после долгой и тяжелой ночи на внезапное прозрение. Я так отчетливо увидела все цвета, все краски, все линии и формы, и дома, за окном, и лица людей.
Энни вспомнила лицо Стива, озаренное ликующим светом выразительных глаз.
– Это было такое счастье – снова жить в мире таких простых, таких ясных – и таких удивительных вещей, и мне вдруг показалось, что из мира исчезли уродства, убожество, нищета, пороки. И захотелось, чтобы все жили счастливо и… красиво, да, красиво, И самой мне теперь, хочется жить такой же полной жизнью, так же остро все чувствовать, видеть, и слышать.
