И Даринкин цветок теперь стоял на Ромкиной кухне совершенно органично. Быт им не мешал, потому что они оба были аккуратисты. Или просто потому, что все свободное время проводили исключительно в постели. Дорвались, что называется.
Ромка вкусно готовил. И ему очень нравилось кормить Горянову.
— Савелов! — возмущалась Даринка. — Давай я тоже что — нибудь сделаю. А то чувствую себя ужасно.
— Сделай! — соглашался Роман и приставлял стул к себе поближе. — Пока я режу мясо, ты можешь меня обнимать. Чем не работка?
В Гродинке особо не таились. Но почему — то, словно по негласной договоренности, избегали ласкаться. Да и вообще — в Гродинке что он, что она просто работали, как привыкли — на износ. По — другому не получалось. Непрофессионально.
Но все — равно через неделю на них стали коситься. Первым, естественно, прорвало самого говорливого.
— Роман Владимирович! — громко поинтересовался Маркелов. — А вы теперь у Горяновой в личных шоферах? Или как?
Савелов усмехнулся:
— Не только, Савва! Не только! Я у нее и в поварах, и в посудомойках, и еще в кое — чем, и вообще, в бессрочном рабстве.
Горянова оторвалась от работы, удивлено прислушиваясь.
— Нет, реально, шеф?! — не отставал Маркелов. — Вы с Горяновой встречаетесь что ли?
— Нет! — Савелов невозмутимо опустился на стул прямо напротив Даринки и теперь солнечно улыбался ей. — Мы с Горяновой не встречаемся… Мы живем вместе…
— Оу! Вот это да! Круто! Не верю! — народ подкатил к ним двоим быстро, шумя, смеясь, переговариваясь, громко возмущаясь.
— Шеф! — возмутилась Шапутко. — А как же принципы? Никаких служебных романов… Или Горяновой все можно?
— Да! — усмехнулся Савелов, все также невозмутимо, с улыбкой наблюдая, как у Даринки краснеют уши. — Горяновой все можно… К тому же у нас не роман.
— А что? — Шапуко явно не хватало такта.
— У нас прелюдия к семейной жизни… — сказал и осекся, словно сболтнул лишнее.
— Ооооооооо! — взревела Гродинка. — Ооооооооо!
А Даринка еле сдержалась. Потому что щеки предательски загорелись и сердце бешено застучало. Она молчала, не сводя с Савелова шальных своих глаз, пока вокруг народ бесчинствовал.
— Это предложение? — наконец тихо выговорила она, не веря происходящему. — Ты же вечный холостяк…
— Был холостяк, да теперь весь вышел…
— Народ! Это нужно отметить! — помешал тихому разговору двоих влюбленных среди этого громкого бедлама Маркелов. — Шеф проставляется! Шеф, я возьму у вас коньячок из шкафчика?
Но Савелов словно не слышал. Он смотрел на Горянову и ждал. А она молчала… Да и что тут говорить, когда народ кругом, и совсем не романтично. И нет цветов, колец, свечей и всякого романтичного антуража. Но есть Ромка… Застывший Ромка. Напряженно ждущий ее слов…
— Если это предложение, — с трудом выдохнула она, глядя прямо на Савелова, — то ответ очевиден, Ром. Я хочу прожить эту жизнь с тобой… Очень хочу…
Роман Владимирович потянулся к Даринке и крепко сжал ее руку, лежащую на столе. Он ничего не говорил, он просто смотрел на нее, словно сам не понимал, что делает, но явно пытаясь в памяти запечатлеть, как самое дорогое, эти мгновения…
Народ вокруг суетился, совсем не замечая двух застывших людей, виновников бурной радости окружающих. Были сдвинуты столы, из Савеловского кабинета на них перекочевали три бутылки элитного дорого коньяка. Из офисных закромов была извлечена нехитрая снедь. Из кулера перекочевали пластиковые стаканчики. Народ был готов праздновать. А эти двое все сидели друг напротив друга.
— Так вот, значит, как вы работаете! Оригинально! — раздался злой голос генерального директора из дверей.
— Ептить! — выругался Маркелов, расстроенно глядя, как в офис входит круглый и разгневанный Альберт Иванович.
Глава 32
В кабинете у Савелова вот уже час визжал Альберт Иванович. Его завывания, сложно различимые, но явственные действовали офисному народу на нервы. К тому же, выпить, как выразился Саввушка, «за здоровье молодых» не получилось — Альбертик, пылая праведным гневом, приказал убрать безобразие. Безобразие убрали быстро, но попутно его съели и чуть — чуть залакировали. Одна бутылочка коньяка канула в Лету, две других благополучно перекочевали в шкафчик к хозяйственной секретарше.
— Чего он орет? — интересовался у Горяновой весь этот час офисный народ.
Горянова только плечами пожимала, почти искренне сообщая, что ничего не знает. Только с Шапутко иногда перекидывались понимающими взглядами. Наконец, спустя примерно полтора часа совершенно красный, потный гендир выскочил из Савеловского кабинета. Роман Владимирович вышел за ним совершенно спокойный и невозмутимый.
— Мы решим этот вопрос немедленно! Немедленно! — негодовал Альберт Иванович. — С такими работничками у фирмы нет шансов! Теперь я это понимаю! Нет шансов!
Савелов, равнодушно облокотясь о секретарский стол, попросил небрежно:
— Ириш, набери нашего адвоката и зарезервируй время в нотариалке у Матвея Ивановича, — и добавил нервному гендиру: — Альберт, последний раз подумай! Я тебе не вру: у фирмы просто временные трудности с платежами…
Альберт Иванович сардонически усмехнулся.
— Не обвиняй меня потом, — снова продолжил Савелов, — что я отжал у тебя фирму. Помни: это было всецело твое решение! Еще раз повторю: нехватка наличности — явление временное.
— Нет! — рявкнул Альбертик. — Я все решил! Ты меня не отговоришь! Я не собираюсь из — за твоего неумелого и распущенного руководства оставаться без штанов! Не собираюсь! Выплывай, как хочешь! Но уже без меня!
Савелов хладнокровно развел руками. Альберт Иванович покинул Гродинку, а Роман Владимирович шепнул Ирке что — то и тоже удалился.
— Ну! Что он сказал? — окружили ее спустя мгновение всерьез обеспокоенные коллеги.
Та пожала плечами:
— Сказал, чтобы я заказала столик в «Бабушкиной избушке».
— На сколько человек?
— На нас всех…
Савва подобрался:
— Со щитом или на щите?
— Что — то в этом роде, — хмыкнула Шапутко и стала звонить в кафешку.
Ромки не было долго. Ирка заказала малый зал на семнадцать тридцать, сообщила всей фирме о внезапно нарисовавшемся корпоративе за Ромкин счет, но уже время подходило к пяти, а от шефа не было никаких вестей. Стали подтягиваться дизы, водяные и светлячки приехали с объектов уже в полном составе, голодные и возбужденные, а от Романа Владимировича не было никаких вестей. Анна Марковна из бухгалтерии раза три посылала к Шапутко девчонок.
— Давайте выдвигаться что — ли, — осторожно предположила Резенская, — здесь идти как раз полчаса.
— Куда выдвигаться? — возмутился Лёшка. — А если Роман Владимирович не приедет, то кто банкет оплачивать будет?
— Ой! — хмыкнула Шапутко. — Банкет всегда оплачивает волшебная корпоративная карта! — и помахала перед собравшимися черной Ромкиной кредиткой.
— А ты что скажешь, Горянова? — обратился к Даринке Саввва. — Ты ведь теперь вроде как хозяйка медной горы… — Идти нам или нет?
— Раз Роман сказал идти, значит, нужно идти! — пожала плечами та. — А дальше разберемся…
В общем, ровно в пять Гродинка в полном составе двинулась в «Бабушкину избушку». Это было то еще шествие…
— Дарин, а что происходит? — Очень тихо, пока они шли, поинтересовалась Резенская.
И Даринка решила, что уже можно поделиться информацией:
— Альбертик из дела выходит. Рома фирму покупает.
— Ну и хорошо! — кивнула Лилька. — Все равно от генерального одни расходы и ничего больше!
— Не скажи! — вступила в тихий разговор Анна Марковна. — Альберт Иванович умел дружить с нужными людьми. А это зачастую важнее, чем Савеловский трудоголизм.
— Ничего, переживем, — хмыкнула Даринка. — У нас Лиля Павловна есть. У нее в этом деле талант!
— И то верно! — согласилась Резенская, рассмеявшись громко и искренне.
«Бабушкина избушка» была рада гостям. Малый зал был удобным, меню приличное, цены не кусались.
