Савелов рассмеялся, снова прижимая к себе Горянову и часто дыша ей в грудь. Но потом добавил на полном серьезе:
— Дарин! Ты сегодня в мой кабинет заходить не вздумай. Ни под каким предлогом.
— Почему?
— Потому! Стены там картонные, а ты стонешь громко.
— Оууу! — она смутилась. — Ром, это… а если ты позовешь — тоже не приходить?
Он хмыкнул:
— Если позову… Однозначно позову! Но в офисе очень грязная мебель. Не хочу тебя там раздевать, — он помолчал, а потом добавил очень жестко: — Дарин… сразу скажу, чтобы ты знала… я не собираюсь скрывать наши отношения… Более того…
Он не договорил, потому что Горянова крепко обняла его и счастливо улыбнулась:
— Я тоже, Ром…
Домой Даринка в то утро все — таки попала. Но с опозданием, поэтому на особые сборы времени не было. Савелов ждал в машине внизу: всерьез опасался, что одеться ей не даст. Озабоченный, блин. Хотя она сама, как оказалось, тоже в этом плане была ой как грешна. И, пока ехали, Горянова всю савеловскую ногу облапала и то, что чуть выше. Ну, манил ее этот бугорочек… Простите великодушно…
— Горянова! В аварию попадем! — стонал, улыбаясь, Роман Владимирович.
И она послушно убирала руку с бугорка, но не с ноги… нога — то тут при чем?
Теперь она судорожно собиралась, немилосердно выкидывая из шкафа сексуальные юбочки и кофточки. Ааааа! Да что же надеть — то такое? Чтобы не возбуждаться и не возбуждать. От греха подальше. Лучше всего надеть закрытое и трудно снимаемое. А то мало ли что… все — таки в Ромкином кабинете лет пять не меняли мебель… Наконец, выбор пал на те самые модные воронежские джинсы, к сожалению, выгодным образом обтягивавшие ее сочную попку и длинные ноги, и тугую водолазку прямо под цвет ее глаз. Но главное — все закрыто! Splendido!!! На глаза попались пафосные, ни разу не надеванные серьги — очень большие золотые кольца. И хотя это был подарок Егорова, Горянова все равно их надела, а то что ж, теперь вообще все, что он купил, выбросить? Не дождетесь!
Крутя уже привычную высокую кулю на голове, она залетела в ванную, чтобы вдеть кольца в мочки ушей. Да так и замерла, на себя в зеркале глядючи: похудевшая за ночь, с шальными блестящими от счастья глазами и с темными от недосыпа тенями под ними, она была сейчас похожа на нежного, глазастенького олененка бэмби. Раскосого такого олененка. Немножко бледненького, но такого милого. Все, Ромке капец! — счастливо поморщилась Горянова, отчетливо осознавая, что капец, собственно будет и ей. Искрящийся, волновой такой капец… У ее Ромки, к счастью, крепкое мужское здоровье… Очень крепкое… Интересно, все влюбленные такие идиотки озабоченные или только она?
В прихожей на автомате вытащила из шкафа первое попавшееся пальто и застыла: блин, снова егоровский подарок, который она тоже еще не надевала ни разу. Лишь распаковала. Уже хотела повесить его обратно, да потом раздумала. Прости, Лев Борисович! Как говорится, ничего личного… Там Ромка ждет. Но ноги, противореча всему, сами влезли в полусапожки на высоченных каблуках, оплаченных тоже совсем недавно егоровской платиновой волшебной кредитной картой. Нда…
Роман Владимирович внешний вид любимой девушки оценил. И даже зубами скрипнул:
— Горянова! Да ну ее… (он сдержался) эту работу… поехали ко мне!
Но Даринка была непреклонна: ее уверенная речь содержала просто крутую мотивацию, достойную самого Пушкина, смысл которой — учитесь властвовать собой, синьор Савелов, иначе всем армагедец. Погнали срочно на работу! Савелов мотивацией проникся и даже всю дорогу ни разу в сторону Горяновой голову не повернул. И по руке ее стукнул. По той самой пошлой руке, которая совершенно случайно, легла на его коленку.
Парковался Роман Владимирович на полупустой еще улице довольно долго. Так что в Гродинку они вошли в разное время, совершенно не сговариваясь. И, к счастью, рутинная бумажная работа, которой накопилось слишком много, захватила Даринку, притупив эротические мысли и всякие поползновения. Часа через два она вообще успокоилась.
Ровно в десять Роман Владимирович, первый раз за день покинувший кабинет, небрежно кинул на стол Шапутко папку с бумагами и обратился к Горяновой совершенно по- деловому, сухо, без всяких эмоций:
— Дарина, ты куда документы по своему договору с Самвелом дела? В архив?
— Нет! — растерялась Даринка. — У вас в кабинете в шкафу в синей папке, наверное…
— Нет там! — Савелов мрачно свел брови. — Я смотрел!
— Да не может быть… там, точно!
— Ну, так найди! — рявкнул он, широко распахивая двери своего кабинета.
И озадаченная Горянова подорвалась с места. Она уже почти подошла к двери, как вдруг подозрительно вгляделась в Романа Владимировича, который невозмутимо и сосредоточенно что — то рассматривал на столе секретарши.
— Я сейчас не могу, — осторожно начала Даринка, пятясь назад… — Я позже… — и, ловко обогнув шефа, села за свой стол и начала судорожно печатать всякую фигню, осознавая, что чуть не попалась… Хотя, может быть, Ромке действительно нужен этот документ?
— А чего вы Горянову гоняете, Роман Владимирович? Я же все в вашем кабинете знаю, — удивилась Шапутко. — Айн момент, шеф! Сейчас все будет! — и рванула из — за стола выполнять распоряжение.
Савелов перестал гипнотизировать стол секретарши, кинул на Горянову исподлобья недовольный взгляд и пошел в бухгалтерию. Оттуда он вернулся минут через сорок, злющий — презлющий:
— Горянова, — кинул он мрачно, — цифры в договорах перепроверять нужно. Зайди ко мне и забери правки!
Даринка сложила руки на груди и откинулась назад:
— А зачем к Вам заходить, шеф? Давайте сюда эти документы, они же сейчас у вас в руках?
Савелов резко выдохнул и, больше ничего не добавив, хлопнул дверью. В одиннадцать двадцать он отправил Шапутко себе за холодным кофе в Старбакс, та прифигела: Савелов терпеть не мог холодный кофе. А в одиннадцать двадцать три ему срочно потребовалась помощь с какими — то материалами. И с этим, по его мнению, справиться могла только Даринка.
— У вас в кабинете душно, Роман Владимирович! — еле удержалась от улыбки Горянова. — Давайте, тащите их сюда…
— Их очень много! — Савелов свел брови.
— Так вы их по частям тащите… — засмеялась Горянова.
Когда Ромка появился у ее стола в двенадцать пятнадцать, придумав еще какой — то совершенно дурацкий предлог, Даринка поняла, что нужно срочно валить. Или завалят ее. В том самом кабинете с грязной мебелью.
— Ты чего шефа все утро динамишь, Горянова? — появился ниоткуда Маркелов с Резенской в группе поддержки.
— Вы снова поссорились? — Лилька испуганно таращила глазки.
— С чего вы взяли? — возмутилась Горянова. — Мы не ссорились! И я его не динамлю!
— Тогда чего в кабинет не идешь? У Ромки, видимо, работы завались, — негодовал Савва совершенно искренне, — ну не может же он признаться, что у него аврал!
— Аврал у него, — усмехнулась зло Горянова, снова погружаясь с яростное печатание.
— Не будь гадиной, Горянова! Иди! — Савва первый раз так с ней разговаривал.
И Даринка обиделась:
— Да не пойду я! Между прочим, он сам мне запретил входить!
— Почему? — на пару разом выдохнули Маркелов с Резенской.
И Горянова, совершенно обо всем позабыв, кроме того, что ей самой безумно хотелось туда, в Ромкин кабинет, где они могут снова нацеловаться вдосталь, и не только нацеловаться, гаркнула расстроенно:
— Потому что стены там картонные, а я стону громко!
Гаркнула… И осеклась, похолодев. Подняла на Маркелова свои глазищи и… и не зная, что делать, растянула от уха до уха, как только смогла, лучезарную улыбку. Савва заржал.
— На тебя нельзя злиться, Горянова! Ты в своем репертуаре… — и пошел работать.
Вот только Лилька осталась стоять.
— Чего замерла? — улыбка уже сползла с Даринкиного лица.
— А как же дядя Лева? — шепнула еле слышно.
— Ту — ту твой дядя Лева! — поморщилась Горянова. — Во все смыслах: ту — ту!
