что ничего о тебе не знаю?
Дамир недовольно качает головой. Он садится на кровать, начинает одеваться. Я наблюдаю за ним, словно зачарованная, и не решаюсь задать ещё один вопрос. Если он не хочет отвечать, то не следует быть настойчивой. Мужчины не любят надоедливых и чрезмерно любопытных женщин.
— Идём на лоджию, — говорит он приказным тоном. Даже дома не может избавиться от привычек большого босса. Не скажу, что мне обидно, но всё же внутри болезненно ноет, словно по сердцу наждачной бумагой прошлись.
Закутавшись в тонкий плед, я иду за Дамиром. Свежий воздух ласкает разгорячённую кожу, дыхание постепенно выравнивается. И небо сегодня звёздное. Красиво.
— Моё прошлое нельзя назвать радостным и беззаботным, — тихо говорит Дамир. — Не хочу вдаваться в подробности, просто знай, что людям я не доверяю по весомым причинам. Сначала нас с матерью и сестрой предал отец: он украл все наши сбережения и смылся в другую страну. Второй раз от лжи пострадал мой бизнес: лучший друг, которого я знал больше десяти лет, оказался мошенником. Как известно, бог любит троицу. Последний раз я лоханулся, когда мне стукнуло двадцать восемь. Моя невеста изменила мне с моим помощником.
— У тебя была невеста? — удивление смешивается со странным чувством, похожим на ревность. Оно совершенно глупое и иррациональное, сжимает сердце раскалёнными щипцами и душит горло. У всех есть прошлое, конечно, Дамир когда-то был влюблён, это совершенно нормально.
— Да, — нехотя отвечает он, бросая на меня короткий изучающий взгляд. — Первая настоящая любовь, безграничное доверие, ежедневные разговоры о политике, кинематографе и другой бесполезной херне. Единение душ и прочая белиберда, о которой пишут наивные романтики. А потом я захожу в кабинет помощника и вижу, как он дерёт раком мою без пяти минут невесту.
— Мне очень жаль, — прижимаю руки к груди и смотрю на Дамира. Мы похожи больше, чем я думала. Он тоже пережил боль предательства. Но я, слава богу, не видела, как Назар занимается сексом с другой женщиной.
— Теперь моё доверие нужно заслужить, — улыбка Дамира напоминает хищный оскал. Но в его глазах мелькает уязвимость. — Поэтому я и устраивал проверки. Когда ты согласилась на поцелуй, я решил, что ошибся в тебе.
— Но я ведь потом всё объяснила. В ресторане. Помнишь? — обхватываю себя руками, мне вдруг становится очень холодно.
— Да. Но сказать можно всё, что угодно. Слова чаще всего — лишь пустой звук, — пожимает плечами Дамир. — Когда ты вернулась на работу и сделала вид, будто между нами ничего не было, я изменил своё мнение. И понял, что хочу быть с тобой.
— Это всё неправильно, — только и могу сказать я. — Людям нужно доверять, не устраивая жестоких проверок.
— Да? — он скептически выгибает бровь. — И твоя вера принесла тебе счастье?
Я вспыхиваю, понимая, что речь идёт о Назаре. Нет, конечно, счастливой я не стала, но ведь в этом по большей части моя вина. Наши отношения были обречены на провал. Я согласилась встречаться с Назаром из чувства благодарности, всё остальное — лишь следствие моей ошибки.
— Нет, но я сама наломала дров. Назар спас мою маму, он в общем-то хороший человек.
Глаза Дамира темнеют от плохо скрываемого гнева, он качает головой, словно не верит моим словам.
— Он ничтожество и предатель, который пользовался твоей доверчивостью. И после этого ты его защищаешь? Серьёзно?
— Люди не бывают стопроцентно плохими, — произношу срывающимся голосом. — Я лучше буду доверять человеку, чем заранее считать его предателем и ставить над ним какие-то дурацкие, аморальные эксперименты!
Отворачиваюсь от него, слезящимися от эмоций глазами смотрю на молодой блестящий месяц. Мне душно и муторно, в груди бешено бьётся сердце. Я понимаю, что предательство — это ужасно, что вокруг много злых людей, но я отказываюсь видеть мир в чёрно-белых красках, как это делает Дамир. Мне жаль, что его три раза жестоко обманули, но разве из-за этого нужно устраивать проверки всем подряд? Быть замкнутым и холодным, до жути прямолинейным и строгим — разве это правильно?
Я так мало знаю о людях!
Дамир мягко разворачивает меня за плечи. Его глаза странно блестят, а ладонь осторожно касается моей щеки.
— Мне нравится твоя непосредственность и безграничная вера в человечество. Ты отличаешься от всех, кого я знаю, — он на секунду прикрывает глаза, шумно втягивает воздух. — Однако некоторые особи не заслуживают вторых шансов, их нельзя оправдать или понять. Ты ошибаешься: стопроцентно плохие люди существуют. Воры, насильники, убийцы — все они не плод воображения, а реальные подонки, от которых нужно держаться подальше. Я не всегда смогу защитить тебя, Илана, поэтому не теряй бдительность, хорошо?
— Я не понимаю…
— Нельзя жить одной верой, нужно всегда включать голову, — объясняет Дамир, но от этого мне легче не становится. — Не теряй веру в людей, но будь осторожна. Обещаешь?
— Дамир, я честно не до конца понимаю, что ты имеешь в виду.
Вместо ответа он наклоняется и целует меня. Мягко, медленно и как-то чересчур нежно. Словно боится напугать.
— Влип я в тебя, — хрипло произносит он, переводя дыхание. — И не хочу, чтобы кто-то воспользовался твоей доверчивостью.
Я сдавленно смеюсь и мотаю головой. Какие же глупости! Ничего со мной не случится, я давно уже взрослая девочка. Да, людям верю, но при этом о безопасности не забываю. Дамир зря себя накручивает.
— Ничего не случится, — обнимаю его за шею и крепко целую. — А пользоваться мною можешь только ты, — добавляю многозначительно, снижая голос до интимного полушёпота.
Дамир издаёт звук, похожий на рычание, и подхватывает меня за бёдра. Взвизгнув, я обвиваю его талию ногами и жмурюсь от череды жадных поцелуев. Хочу раствориться в нём, забыв о нашем странном разговоре.
39
— Спасибо вам большое. До свидания, — говорю я владельцу квартиры и риелтору, а затем закрываю за ними дверь.
Визжу от восторга и хлопаю в ладоши совсем как ребёнок. Поверить не могу, что у меня появилось собственное жильё. Пусть арендованное, но разве это важно? Впервые в жизни я предоставлена самой себе и могу делать всё, что
