юную брюнетку, что стоит рядом с Тимуром, — моя младшенькая. Вчера ей исполнилось девятнадцать. И у нее уже есть преданный поклонник.
В лёгких резко заканчивается воздух. Задыхаюсь. Он вчера уехал ради ее дня рождения. Он собирается жениться на чистокровной турчанке. А я? Меня куда? Ах да, со мной хорошо в постели. Я нужна ему в качестве любовницы.
— Татьяна, вы очень красивая женщина. Вот даже Хасан от вас в восторге. Если вам так нравятся восточные мужчины…
Я медленно поднимаюсь с места. Он привел мне Хасана вместо Тимура. Кажется, меня сейчас вырвет.
— Вы же уже были женаты, ничего хорошего не вышло. Отпусти его, сестра. А Хасан хороший, что же вы тут совсем одна? Вам настоящий мужчина нужен.
— Уходите.
— У Хасана есть небольшое хозяйство и тоже свой дом. Он добрый человек, Татьяна. Любит русских женщин и ему не так важны традиции, как нашей семье.
Что же он Хасана своей дочери не сосватает? Тимур богаче и такая корова нужна самому? Боже, мне дурно.
— Уходите! — вскрикиваю, не сдержавшись, как попало накрываю коробку крышкой, — и конфеты свои заберите.
Мне плохо. Очень плохо и душно, и голова кружится. И свет в моём, ещё недавно таком чудесном, кабинете невыносимо яркий.
Тимур. Вечер предыдущего дня. День рождения Ясемин.
Мне неймется. Как там говорят? Душа не на месте. Сидя в глубоком кресле, накрест накрытом колючими кусками вишневого ковра с золотыми кистями, я нетрепливо стучу ногой по полу в ожидании, когда все это закончится. В зале дома Адема гаснет свет. Мать Ясемин выносит большой самодельный торт. Дочка аккуратно поправляет яркий платок на голове, как будто продумывая каждое свое движение. Дальше, зажмурившись, дует на частокол свечей. Все радуются, я сдержанно поддерживаю аплодисменты.
Большая часть женщин дома Шахин сегодня не покрыли голову, но в последнее время среди молодых турчанок появилась несвязанная с религией мода на платки. При этом под верхний платок кладется еще один — пышный, создавая эффект огромной головы. Это считается красивым. Вот именно так и одета сейчас Ясемин.
Гости поют хором, поздравляя юную именинницу. В семье Шахин вообще очень любят петь, почти у всех от природы хорошие голоса. И поют они часто: готовя еду, сидя за столом и, конечно, во время праздников. Бывало, сидишь между Адемом и Хасаном, а они как начнут орать о великой турецкой войне, уши глохнут.
Лицо Ясемин, конечно, красиво. Особенно когда золотистый свет свечей озаряет ее белоснежную кожу, контрастирующую с темно-карими, не по размеру лица крупными глазами. Тонкий стан напоминает гипсовую фигуру балерины, стоящую на фортепьяно в центре гостиной.
Но я вдруг явственно представляю, как тайком засовываю руку ей под подол посреди семейного празднества, и Ясемин вначале падает навзничь в обморок, как подкошенная, а потом, очухавшись, рыдает и орет, забившись в истерике. И, конечно же, интересуется, какой шайтан в меня вселился. Она такая правильная. И в этот решительный, изначально предшествующий всяческому открытию момент, я как будто прозреваю.
Я недостоин этой замечательной девушки. Она же как белый песок на девственном, диком пляже. Чистый, ровный, нетронутый, такой белоснежный, что и топтаться-то по нему страшно. А я ведь не только топтаться. Я с разбегу валяться люблю, на голову сыпать, зарываться и с черной землей месить, создавая художественный беспорядок.
— Ясемин, сестра, хочу прогуляться, — вызываю именинницу в сад, легонько придерживая за руку.
Осматриваюсь. Красивый дом, прекрасный сад, где летом в изобилии цветут розы и другие цветы, тихая улочка перед ним — ее дом, но не мой.
— Ты хочешь за меня замуж, Ясемин? — оборачиваюсь я к вмиг побледневшей девчушке.
Сейчас я четко понимаю, что, кроме всего прочего, ей очень мало лет. Она совсем еще девочка.
— Конечно, господин Тимур, я мечтаю. Отец говорит, что вы очень хороший человек и достойный.
— Я спрашиваю тебя, Ясемин. Обещаю, этот разговор останется между нами.
Девушка мечется по мне взглядом, а потом собирается с духом и, нервно вдыхая, произносит.
— Вы для меня слишком старый, ой, простите, господин Тимур, то есть… Я хотела сказать — слишком взрослый для меня.
Меня разбирает смех.
— Вы так много знаете. Добились успеха, создали целую империю, отец рассказывал, что вы бизнесмен года… Я тоже хотела бы учиться, чтобы соответствовать.
— Отец не разрешает тебе учиться? — нахмурившись, пропускаю ее вперед.
— Отец считает, что учеба женщинам ни к чему.
Похоже, у Адема привязанность к традициям приобрела нездоровую форму. У него страшно устарелые взгляды. Ведь учеба — это хорошо. Разве он не хочет, чтобы его дочь развивалась? Чего-то подобного я требовал от Татьяны в нашем браке. Теперь, глядя со стороны, я понимаю, насколько это нелепо — сажать женщину под замок. Конечно, я хочу знать о своей гюнеш все, но, глядя на то, какой она стала, благодаря нашему расставанию, я не могу не отметить, что это достойные изменения. И мне они нравятся.
— Отец считает, что женщина должна следить за домом, обхаживать мужа и рожать детей.
В данную минуту узкие, старомодные взгляды Адема стесняют и возмущают меня, но я оставляю свое мнение при себе. В бизнесе он адекватный, вполне современный человек.
— Что тебе интересно, Ясемин? — мне действительно хочется знать.
— Растения.
— Растения? — изумленно приподнимаю бровь.
Не ожидал, почему-то я подумал о моде.
— Да, пойдемте, я покажу вам кое-что, господин Тимур. Вот. — Мы спускаемся вниз по ступеням, пересекаем сад. — Видите эту белую пену цветов? За ней скрываются корявые стволы миндаля. Он зацветает первым из крымских деревьев, еще в феврале. А вот здесь, — она ведет меня сквозь аккуратно окрашенные побелкой стволы, — в апреле к ним присоединились айва и алыча. А это моя гордость! Как раз на мой день рождения! — Отодвигает она ветку, облепленную розовыми цветами, пуская меня на сказочную поляну.
И то, что я вижу — впечатляет. Я мужик и всей этой цветочной дребеденью не интересуюсь, но даже меня поражает целый ковер цветов разных форм, размеров и расцветок. Просто парад тюльпанов какой-то.
— Здесь около двадцати чистых сортов и пятнадцать гибридов, мы с сестрой собирали луковицы. Некоторые купили в ботаническом саду, что-то заказали в интернете. А есть те, которыми с нами делились соседи. Они цветут всего семь — десять дней, вам повезло поймать момент совершенной красоты.
Море тюльпанов перед моими глазами имеет ярко выраженный и очень приятный аромат, я его чувствую, принюхиваясь.
— Я мечтаю об агротехническом университете, — скромно признается Ясемин, потупив взгляд, — цветовод-декоратор, цветовод-озеленитель,
ландшафтный дизайнер, флорист. Кто угодно
