боли, своих страданий.
— Не пытайся солгать. Ты хотел.
Она поднимает голову, ее щеки залиты слезами, глаза красные.
— Ты хотел увидеть меня сломленной и обещал сделать это. Что ж, ты преуспел в этом. Ты разбил мне сердце. Поздравляю.
Горечь в ее голосе словно нож, впивающиеся в мою кожу.
— Я не буду лгать. Я действительно хотела этого. Я хотел ранить тебя как можно сильнее, но это было… — такое ощущение, что меня сейчас стошнит. — Это было до того, как я поняла, что не ты это сделала, что не ты причина моих страданий.
— Я же говорила тебе, что это не я, — кричит она, и по ее лицу вновь катятся слезы.
Я хочу заключить ее в объятия, поцеловать, успокоить. Мое тело реагирует на эту мысль прежде, чем я успеваю остановить его, я как обезумевшее животное, но Лера бьет меня по рукам.
— Не трогай меня, — ворчит она. — Никогда больше не трогай.
Затем она сильно толкает меня, ее маленькие ручки ударяют меня в грудь. И впервые в жизни я понимаю, каково это — быть с разбитым сердцем. Ее сжатые кулачки сыплют удары на мою грудь, как град с неба, но я не останавливаю ее. Я хочу, чтобы она продолжала. Я хочу почувствовать боли, которую чувствует она. Где-то в глубине моего сознания возникают слова, и я знаю, что должен их сказать, хотя не понимаю почему.
Я не заслуживаю ее, но я должен ей сказать.
— Я люблю тебя, Лера. Я люблю тебя, — шепчу я ей на ухо, не в силах остановить себя от того, чтобы обхватить ее руками.
Она истерично смеется, борясь со мной, сопротивляясь мне. Я просто хочу обнять ее, чтобы вновь собрать все воедино, склеить осколки.
— А, я тебя ненавижу, — рычит она, а затем резко поднимает колено и сильно ударяя меня по яйцам.
Я тут же отпускаю ее, боль поднимается к животу. Я хватаюсь за яйца, стискивая зубы от боли, пока она смотрит на мою сгорбленную фигуру.
— Любовь не должна причинять боль. Если бы ты любил меня, ты бы поверил мне. Тебе не пришлось бы ждать правды от своего папочки. Я все время говорила правду. Я не давала тебе никаких оснований считать меня врушкой. Так что ты можешь думать, что любишь меня сколько угодно, но сейчас уже слишком поздно.
Я знал, что будет больно услышать от нее эти слова, но я не ожидал, что это будет больно настолько. Мне кажется что кровь в моих жилах остановилась, а сердце бьется с трудом. Я никогда ни о чем в своей жизни не жалел так сильно, как о том, что сделал с ней.
— Я…
Мой голос ломается, и ее красивые губы, те самые, которые я так сильно хочу поцеловать сейчас скривятся, гнев врывается из нее, заполняя пространство между нами тяжелой аурой.
— Я не хочу слушать твои извинения, если ты действительно сожалеешь, то докажи это, оставив меня в покое. Моя жизнь была совершенно безупречной до твоего появления, и она будет такой еще долго после тебя. Ты мог разбить мое сердце, но ты никогда не сломишь меня.
Я ей не нужен.
Я ей не нужен.
Я знал это еще до того, как вошел в ее спальню, но слышать это и думать об этом — две разные вещи. Но, опять же, я не настолько эгоистичен, чтобы беспокоиться об этом сейчас. Это всего лишь всплеск. Я просто хотел, чтобы она знала, как я сожалею.
— Я заглажу свою вину.
Я выпрямляюсь, мои ноздри раздуваются, когда я дышу через боль. Она вытирает глаза тыльной стороной ладони и сглатывает, ее подбородок подрагивает.
— Не надо, — презрение, такое же темное, как ночное небо, сочится из этой короткой фразы. — Мне не нужны твои лживые извинения. Она толкает меня назад, и я чуть не спотыкаюсь о свои ноги. Такое ощущение, что я стою на краю обрыва, и моя жизнь в ее руках. Ты можешь перестать притворяться, что тебе не все равно. Оставь меня в покое.
Она снова пихает меня, и на этот раз я понимаю намек и ухожу, отступая назад к двери.
С замиранием сердца я смотрю на нее в последний раз и клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы все исправить. Я не остановлюсь, пока не исправлю все свои ошибки.
— Я не могу взять эти слова обратно. Я люблю тебя. Я любил тебя всегда, теперь я это знаю, ты мне не веришь, но я понял это в тот момент, когда поцеловал тебя. Я чувствовал это глубоко в своей душе. Я причинил тебе столько боли, натворил дел, но я все исправлю. Я клянусь тебе, я все исправлю.
— Найди Вику или кого-нибудь еще, кому пока еще не похую на тебя.
Она всхлипывает, и мое сердце разбивается на миллион кусочков.
— Мне не нужен никто, кроме тебя. Только ты, — шепчу я, закрывая за собой дверь.
Она…
— Лера!
Голос Германа доносится сквозь деревья. Игнорируя его, надеясь, что он уйдет, я ускоряю шаг, чтобы как можно быстрее скрыться из его поля зрения. Все, чего я хочу, это пойти на занятия, а после вернуться домой и лечь спать. Прошла неделя после моего нервного срыва из-за Кости, и, кажется, с каждым днем становится все легче и легче.
Тяжелые шаги раздаются по тротуару позади меня, и я вздыхаю, зная, что это проигрышная затея. Герман быстрее и выше, так что какой смысл бежать. Я замедляю шаг, и он сразу же догоняет меня, преграждая дальнейший путь своим телом. Даже если не брать во внимание его поведение то, он все равно лучший друг Кости, так что уже одно это делает его врагом. Скрестив руки на груди, я с раздражением смотрю на его упругую грудь.
— Если Костя подговорил тебя на это, можешь сказать ему, чтобы он отвалил.
Я ловлю взглядом выделяющиеся через обтягивающую футболку кубики его четко очерченного пресса и сильно выпирающие грудные мышц, он великолепно сложен. На одно мгновение я отвлекаюсь. Затем мой взгляд останавливается на его лице, на его губах появляется знакомая ухмылка.
— Любуешься мной?
— В твоих мечтах.
— В моих мечтах Лера я вижу тебя… на коленях с открытым ртом…
— Прекрати!
Я шлепаю его по руке, и он смеется.
— Костян не подбивал меня ни на что. Я действительно сожалею, мне неприятно от себя и чтобы сгладить ситуацию я хотел бы
