человеком! – втирал ему Мана. – Ты что не видишь, горе у пацана?
– Какое горе, мать вашу за ногу? – визжал мужик.
– Казанцева девушка бросила! Любовь всей жизни!
– У него этих девушек… А вас, бездельников, кто бросил? Совсем распоясались! Уборочная вот-вот начнётся со дня на день! А вы? Чтоб завтра все трезвые были! И трактор сделали!
Мужики внимательно посмотрели на меня, убитого водкой и тоской, и решили, что завтра точно никак не получится быть трезвыми.
Вот нахуя я им про Женю рассказал? Надо было молчать и дальше в тряпочку! Никто бы меня сейчас не жалел!
Радостью хотел поделиться? Сидим вот теперь… радуемся. Не обмывание машины, а поминки какие-то.
– Послезавтра будем! – побожился Витька Семёнычу. – Иди, Аркаша! А не то, мы все на больничный уйдём! На взаправдишный!
Маришка его работала медсестрой в нашей больнице, так что любую справку могла нам всем по великому блату нарисовать. Бригадир плюнул на наше собрание и покинул помещение.
– Может, поедем за ней в город, а, Макар? – предложил Васька. – Бабы же любят всякие там поступки? Передумает? Вернётся?
Вот это он должен был сидеть на моём месте! А я ему эти слова утешительные втюхивать! Нет ведь! Полез я хером своим через забор! Титаник поумнее меня видать. Сразу понял, что не стоит с этой ведьмой связываться!
– Не поеду! – твёрдо ответил я и стукнул кулаком по столу для убедительности. – Я не тряпка какая-то! И не каблук! Понял? Ты? Ты меня уважаешь?
– Уважаю!
– Наливай!
Мужики вздохнули, и Васька снова достал зашкеренный пузырь.
Наступил вечер. Всё было выпито, съедено, обмыто.
За Камбалой пришла Мариша, чтоб домой забрать, за Николаем Иванычем бабка его пришкандыбала. Даже за Титаником Валюшка прибежала. С палкой, правда, ну, тем не менее.
Разобрали бабы всех своих, как ребятишек из детского садика, а за мной никто не пришёл…
Некому.
Бабуля возле дома меня поджидала с пирожками, и на том спасибо!
– Макарушка, ты чаво, опять пьяный? – всплеснула она руками.
– Ба, да я маленько выпил с мужиками… – оправдывался я, как школьник.
– Вчера на бровях, сегодня опять! Вот помру я прям щас, а ты пьяный! Стыда не оберёсси!
Бабуля ушла к себе, а я сел на крыльцо и откусил пирожок.
Права бабуля-то. Уже не молодая. Станет плохо с сердцем или ещё чего, а меня не добудиться! Пока скорую дождёшься. Позорище будет ещё тот! Да я себя не прощу потом, что бабулю в больницу не отвёз!
Надо реально завязывать. Погоревали, и будет! Не такая великая эта курица, чтоб я неделю пил! Много чести ей!
Хотя вообще, девочки, если честно так признаться, вчера я месяц, не меньше, пить планировал…
Одна у меня женщина осталась! Вон как резко планы поменяла! Не буду её расстраивать. Завтра отлежусь, буду как огурчик!
Наелся я пирожков на крыльце, пошёл управляться. За что не возьмусь, везде мне Женя чудится. Вот этой лейкой она поливала, с этого ведёрка кур кормила, вон там сидела и смеялась.
Жизнь мне без неё не мила. В груди дыра, размером с небо! Второй день хожу, как в воду опущенный. Это я пьяный ещё. А как просплюсь? Взвою, наверное?
Господи, что ж я такой несчастливый-то? Вроде не дурак и не козёл? Грешил с женщинами много? Ну, не столько же прям, чтоб меня так разъёбывать? Меня же всего уже наизнанку вывернуло!
Может, Любаша всё же порчу навела, как обещала?
На следующий день я чуть не помер от отходняка. И так хуёво, и так не очень. Пытался заняться делом, да какой там с бодуна!
Пролежал весь день, как неживой. Всякая херь в голову лезла, думал, чокнусь. Вот не пил я много, и нечего было начинать. Не пацан уже ведь?
По молодости прогуляешь всю ночь, прокуралесишь, а утром на работу, как ни в чём не бывало полетишь, и опять в ночь на гульки…
А сейчас что? Одни страдания…
Как там Женя? Думает обо мне хоть? Или уже забыла?
Знал я, что мне её никогда не забыть, потому и не пытался. Думал только лишь о ней, вспоминал, что было, от и до. И как встретил её в канаве грязную и растерянную, и как в последний раз целовал её утром в белоснежную макушку, когда на работу уходил.
Наступило новое утро ничем не отличающееся от остальных моих пробуждений. Я не ждал ничего особенного от предстоящего дня. Водка отпустила, уже неплохо!
Я варил обед, гадая, куда пропал шматок сала из холодильника, когда услышал какие-то крики на улице. Залаял Полкан, и я, выключив плиту, пошёл посмотреть, что за шум. Сам всё про сало думал. Только сейчас его хватился. Может, я его в гараж на закусь брал? Так не брал ведь? Странное дело, конечно, но пить реально надо завязывать. У меня так и телевизор пропадёт, а я и не вспомню, куда дел.
Выйдя во двор, я обнаружил весёленькую картинку – три девицы под окном, точнее, под моими воротами: Любаша, Лариса и даже Танюша, откуда ни возьмись. У них там собрание какое-то? Кружок организовали "Бывшие Макара Казанцева"?
Чё они припёрлись? Ещё и одновременно. Сговорились что ли? Я такое видел как-то в страшном сне, но чтобы вот так вот…
Похуй на них на всех и на каждую в отдельности.
– Ой, привет, Макар! А я к тебе! – едва ли не хором произнесли бабоньки.
Я калитку-то открыл, но выходить не стал. Нахер надо? Да и боязно как-то. Я ж не знаю, чё они задумали?
А во двор их Полкан не пускает. Вот и стоим мы по разные стороны баррикад.
– Здравствуйте, девочки, чем обязан? – с огромным любопытством поинтересовался я.
– Поговорить надо! – оказалась всех проворнее Любаша.
– Говорите!
– Так может, пригласишь? – томным голосом спросила Лариса и бровку так завлекательно изогнула.
Начепурились все, на каблуках, при макияже! Одна, краше другой! Духами несёт, я отсюда чую. Сельский "Модный приговор" у нас тут?
– А чё это тут у тебя Макарушка? – прибежала на шум бабуля и встала рядом со мной, с любопытством выглядывая за ворота. – Ой, ты глянь, чо-деится! – покачала она головой. – Никак штурмом брать тебя собрались?
– Так, девочки, расходимся! Некогда мне тут с вами стоять! – объявил я.
– Макар, я же люблю тебя! – пропела Танюша. – Давай, поженимся!
– А чего это ты? – возмутилась Любаша. – Он мне, вообще-то, предлагал.
– Успокойтесь, чучундры! На хрен вы Макару не упали! Я буду его женой! – изящно растолкала соперниц Лора.
Ошибся я малость передачей-то! Тут у нас "Давай поженимся"! Гузеева будет, нет?
– Да ты
