― Что-то не так? На тебе лица нет, ― участливо поинтересовался друг.
― Да, ничего. Мы с Третьяковым поссорились.
В моих ушах все еще звучал тот наш последний тяжелый разговор, его слова о том, что я никогда не буду счастлива с Давидом, и мне совсем не нужны были повторения.
Но в этот раз парень ничего такого мне не сказал.
― Не хочешь сегодня пойти ко мне? Закажем пиццу, поиграем в видеоигры, отвлечешься немного, ― улыбнулся он.
Я хотела, было, отказаться, но друг, тем временем, продолжил:
― Нам обоим это не помешает. А то с тех пор, как моя мама попала в больницу, мой дом для меня не очень-то веселое место.
Задумавшись на секунду, я поняла, что он был прав ‒ возвращаться домой мне сегодня совсем не хотелось. Одиночество подпитывает депрессию. Мне и в самом деле не помешало бы немного отдохнуть и повеселиться. Конечно, я могла бы сходить куда-нибудь с Евой, своей подругой ‒ мы с ней как раз давно не виделись. Но разве я могла покинуть в тяжелую минуту второго своего близкого друга? Ему сейчас тоже нелегко, и из-за смерти отца, и из-за аварии, в которую попала его мама, да и я своим отказом наверняка еще сильнее расстроила его.
― Хорошо, пойдем! Насчет пиццы, правда, не уверена — я вечно на диетах. Может, лучше суши?
― Суши, так суши. Ничего не имею против!
Вместе мы с Сашей дошли до его дома, поднялись на шестой этаж, разулись, разделись возле входной двери. Я оглянула просторный современный коридор, оформленный в нежно-зеленой гамме и украшенный милыми вышивками, вставленными в дорогие рамки (наверное, их собственноручно сделала Сашкина мама ‒ у моей мамы было похожее хобби). Но не успела пройти в его квартиру дальше порога гостиной… как ощутила сильнейший удар по голове.
Я не успела ничего сделать. Не успела даже вскрикнуть.
Мое сознание мгновенно погрузилось в темноту.
* * *
Вандал
Ну, вот и все. Наконец-то она была именно там, где должна была быть.
Наверное, отчасти я жалел, что мне пришлось под ложным предлогом заманить ее в эту квартиру, вырубить ударом по голове, чтобы, наконец, уложить в свою постель… И все же в глубине своей отсутствующей души я понимал, что все произошло так, как должно было.
Разве могла меня устроить роль ее парня, унылая, неполноценная роль, требующая постоянных усилий с моей стороны? Разве смог бы я продолжать притворяться таким, каким она хотела меня видеть? Носить маску день ото дня, маску, которую на меня нацепили мои никчемные родители, всегда требовавшие от своего сына неукоснительного повиновения? Уроды, кнутом без пряника высекшие из меня «хорошего мальчика»…
Нет. Нет, конечно, нет.
В этот момент Ника начала приходить в сознание ‒ слабо зашевелившись, девушка тихонько застонала от боли. Поведя руками, которые я приковал наручниками к своей кровати, она рассеянным взглядом обвела темную комнату, незнакомую для нее комнату, в которую я ее принес. На то, чтобы понять, что именно с ней произошло, у нее ушло добрых полминуты.
Но тут ее прекрасные светло-карие глаза встретились с моими… и мне показалось, что от ее лица отлила часть красок.
― Ты… ―выдохнула она. ― Так все это время… это был ты? Ты… Вандал?!
Меня не порадовало то, что она так быстро пришла в себя и все обо мне узнала. Узнала, кем был все это время ее заботливый друг, доблестный рыцарь, не позволивший ее сводному брату причинить ей вред во время той вечеринки. Впрочем, я и не собирался долго скрывать от нее то, кем являюсь ‒ только до того момента, как будут улажены все формальности.
Мое нутро жгло невыносимое желание свершить правосудие. Это чувство, черное или ярко-красное, которое день ото дня накапливалось во мне, чтобы затем потребовать немедленного выхода… Болезненное, темное чувство, оно было со мной, сколько я себя помню.
Это ощущение, похожее на непрерывный зуд, давным-давно сделалось нестерпимым. Ника, эта самая девушка ‒ вот причина того, что оно многократно усилилось. Я больше не мог его терпеть.
Теперь она была моей… и все же не совсем. Я понимал, что пока на свете существует другой человек, который ею владеет, человек, которого она любит, по-настоящему моей она не станет.
― Подожди немного, Ника. Обещаю, ты все поймешь. Я все тебе объясню, ― шепнул, поцеловав эти полные губы, проведя ладонью по нежной коже ее бедра снизу вверх. ― Только улажу одно дело, и сразу вернусь.
Ее лицо еще сильнее побледнело ‒ казалось, она отлично поняла, что именно я имел в виду под этой простой фразой.
― Что… что ты собираешься делать?
Не отвечая, я встал с кровати, взглянул на нее сверху вниз.
― Что ты собираешься делать?! ― выкрикнула Ника.
«Всего лишь то, что должен», мысленно ответил я на ее вопрос.
Взяв с полки платяного шкафа несколько чистых носовых платков, сделал из них кляп, и несмотря на ее сопротивление, засунул ей в рот и прилепил сверху кусок клейкой ленты.
― Прости, дорогая, но так надо. Ты же не хочешь переполошить всех соседей своими криками?
Развернувшись, я вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. У меня уже был план. Я, и правда, совсем скоро собирался вернуться к той, что завладела всеми моими мыслями.
К той, что совсем скоро станет моей. Только моей и ничьей больше…
Глава 21. Западня
Ника
Вандал прошел в коридор своей квартиры и, выйдя из нее наружу, запер входную дверь на ключ ‒ даже с такого расстояния мне был слышен скрежет его поворотов в замочной скважине.
Дернув запястьями, прикованными наручниками к кровати, я изо всех сил закричала сквозь кляп у меня во рту. Обездвиженная, распятая с разведенными в стороны руками, лишенная свободы и будущего, преданная близким человеком ‒ я понимала, что должна была чувствовать в этот момент, о чем должна была думать. Но думала я только об одном, только одно занимало все мои мысли…
Давид полностью доверяет ему.
Давид доверяет ему, как и я доверяла, считает, что знает его как самого себя. Он не принимает эту опасность всерьез и никогда не принимал. Вандал может сделать ему что угодно… и сделает. Сделает, уладит это одно дело и вернется ко мне, к девушке, которую он ударил по голове, притащил в эту пустую темную спальню и приковал к кровати…
Господи!..
Я поняла, чем была для него все эти дни, увидела это в его знакомых серых глазах. Увидела то, чего раньше не замечала. Темноту. Холод. Безумие. Он пытался быть ласковым со мной, даже сейчас, после того, что сделал, хотел казаться добрым (это ли не парадокс, это ли не абсурд?!) ‒ но на самом деле ему было глубоко плевать на меня. Ему было плевать на всех, кроме себя.
Давид будет беззащитен перед этим убийцей ‒ тот, кого он считает своим другом, один из баскетболистов, устроит ему смертельную ловушку, пока я буду кричать и плакать, распятая на этой кровати!..
Панический страх окончательно перепутал мои мысли, и из глубины моего тела вырвался еще один громкий отчаянный крик. Но в ту самую секунду, как ужас во мне достиг своего пика… внезапно я сумела вынырнуть из океана бессмысленного страха и снова стала похожа на человека, а не на загнанное в капкан животное.
Что-то еще можно сделать ‒ всегда можно что-то придумать, безвыходных ситуаций не бывает. Даже если кажется, что все плохо, что все ужаснее некуда, это не так. Мы с Давидом избежим его ловушек, и он обязательно поплатится за то, что сделал с нами и другими людьми!
«Я удачливая, и точно это знаю, со мной просто не может произойти ничего плохого», сказала я самой себе.
Наконец, мне удалось овладеть своими эмоциями и снова стать той девушкой, которой я всегда была.
Оглядев свои закованные в наручники запястья, я провела руками вверх и вниз вдоль бортиков кровати. Я не умела открывать такие замки с помощью шпильки или проволоки, как это показывают в фильмах и сериалах, да у меня и не получилось бы при всем старании. Мерзавец знал, что делает ‒ он приковал мои руки врозь, к разным частям изголовья, так, что я даже до лица не могла дотянуться, чтобы отодрать эту чертову изоленту со своего рта.
