констатирую факт.
— Ты о чем? — делает вид, что не понимает.
— Ты подглядывала в глазок за мной и Стасом. Зачем? Что ты хотела увидеть?
Мама, видимо, понимает, что ее поймали с поличным, словно вора на краже, и отпираться смысла нет. Ее взгляд тут же меняется из «я не понимаю, о чем ты» в «ну давай поговорим».
— Хотела увидеть, хватит ли тебе мозгов не наступать на те же самые грабли.
Вспыхиваю как спичка.
— Я не наступаю на те же самые грабли.
— Ага, я видела.
— Мы просто… — запинаюсь, не зная, что сказать дальше.
Мы просто что? Просто целовались? Просто несколько раз переспали?
— Мы со Стасом не вместе, — наконец, выдаю.
— Тогда что это было в подъезде? Поцелуй по дружбе?
— Если мы целовались, это еще не значит, что мы воссоединились как пара.
Мама закатывает глаза.
— Полина, делай, что хочешь. Просто имей в виду: кто изменил единожды, обязательно сделает это второй раз. Потом не надо плакать мне в жилетку.
— С изменой все было не так, как кажется на первый взгляд. Стаса подставили.
— Ты уже его защищаешь? — мама выгибает бровь.
— Я не защищаю! — завожусь. — Просто ты не знаешь всех событий.
— Мне все события и не нужны. Ты просто ответь: он тебе изменил?
Прямой вопрос мамы бьет по самому больному месту. Снова оголяется незажившая рана.
— Мам…
Перебивает:
— Он тебе изменил?
— Не все так однозначно…
Снова перебивает, звонко засмеявшись.
— Не все так однозначно, — копирует мою интонацию. — Это, интересно, как? Изменил, но наполовину? Или как?
— Представь себе, что измене могут предшествовать определенные обстоятельства.
— Так изменил или нет? Ты не ответила на вопрос.
Замолкаю, не зная, как дальше обороняться.
— Да, изменил, — произношу после долгой паузы слова, которые убивают меня. — И если я целовалась со Стасом, это не значит, что я его простила. К прощению это не имеет никакого отношения. И что на тебя вообще нашло? Ты же сама хотела, чтобы я рассказала ему про Веронику.
— Рассказать про дочь — да. Каким бы мужчина ни был, а он должен знать, что у него есть ребенок. Но прощать измену? Полина, ты в своем уме? Измену не прощают.
— Я же сказала, что не простила!
Мама не верит и отмахивается от меня как от назойливой мухи:
— Делай, что хочешь. Только когда он снова тебе изменит, не приходи ко мне плакать.
Едва сдерживая слезы, разворачиваюсь и ухожу в свою комнату. Там приваливаюсь спиной к двери и сползаю на пол. Рыдания душат горло.
Я так запуталась…
Умом понимаю, что мама права. Измену не прощают, а кто изменил единожды, сделает это и второй раз. Но как сложно приказать сердцу! Дурацкий, тупой орган. Он совсем ничего не понимает, а лишь мешает спокойно жить.
Падаю лбом в колени и тихо скулю. Мозг сам подбрасывает воспоминания последних дней: жаркие страстные поцелуи Стаса, его нежные руки и тихие слова любви. А следом другое воспоминание: самое болючее, самое горькое, убивающее меня и разрушающее меня.
Вздрагиваю от вибрации на телефоне.
«Уже скучаю по вам»
От этого сообщения сердце разрывается еще сильнее. Я знаю, что Стас пишет его искренне, что он правда скучает. Как бы то ни было, а Войцеховский никогда меня не обманывал. И даже если бы я тогда не вошла в номер и не увидела все своими глазами, уверена: он бы сам признался мне в измене.
«И мы скучаем…»
Пишу в ответ, растирая по лицу слезы. Потому что это правда. Потому что не только Вероника скучает по Стасу, но и я тоже. Ненавижу себя за это! Столько лет прошло, а я до сих пор только этого мужчину хочу. Дура! Идиотка! Неудачница!
Бессонная ночь не даёт ответов на мои многочисленные вопросы. Засыпая под утро, решаю не морочить самой себе голову. Пусть все будет так, как будет. В данный момент времени мне хорошо в присутствии Стаса, а дальше посмотрим. Но я не простила его и никогда не прощу.
Хорошо в присутствии Стаса — не то слово. Когда на следующий день Войцеховский у нас остается, я парю как птица. Забываю вчерашний разговор с мамой, забываю, как мучилась ночью. Гляжу на Стаса — и эйфория переполняет. Но где-то глубоко в груди ноет рана, сочится кровью, отравляет счастье.
Впервые мы укладываем Веронику спать вдвоем. Раньше мы это делали по очереди. Это новые приятные ощущения не только для меня, но и для дочки. Она светится и засыпает с блаженной улыбкой на лице.
Оставшись со Стасом наедине, чувствую легкое волнение. Он сразу сгребает меня в охапку и целует.
— Целый день мечтал о тебе, — втягивает носом запах моих волос.
— Мы виделись на работе, — кокетничаю.
— В присутствии других людей. Я боролся с соблазном вызвать тебя в свой кабинет, повернуть замок на двери и…
— Не вздумай! — перебиваю, смеясь. — Не хватало еще, чтобы твоя секретарша что-то заподозрила.
В глубине души идея о сексе со Стасом в его кабинете мне нравится, но я, конечно же, никогда ему в этом не признаюсь.
Целуясь, мы добредаем до спальни и падаем на кровать.
— Моя, — шепчет, покрывая меня поцелуями. — Моя.
Сердце на мгновение замирает, а в следующую секунду пускается вскачь галопом.
Глава 40. Прощают, но не забывают
Стас заранее готовит Веронику к знакомству со своими родителями. Когда в субботу утром мы едем загород к Сергею Евгеньевичу и Светлане Михайловне, дочка уже многое о них знает: и как выглядят, и кем работают. Вернее, работает только отец Стаса, у него бизнес. Светлана Михайловна всю жизнь была домохозяйкой.
По дороге к родителям Войцеховского я чувствую волнение и стыд вперемешку. Мне очень совестно за то, что я скрыла Веронику. Это было неправильно. И в первую очередь — по отношению к моей дочери.
Ворота коттеджа автоматически открываются, и Стас заезжает во двор. Сергей Евгеньевич и Светлана Михайловна уже тут, встречают нас.
— Мам, пап, это Вероника, моя дочка, — представляет ребенка Стас. — А Полину вы помните.
Взоры четы Войцеховских обращены на внучку, до меня им нет никакого дела. Они не сводят с нее изумленных глаз. Вероника под таким пристальным вниманием смущенно прячется
