он тебе так дорог, почему ты все еще не с ним? Он влюблен в тебя.
— Нет, он влюблен в мои туфли.
— Я понятия не имею, что это значит.
— Это значит, что он любит то, что я ему даю, а не меня. Он даже не знает меня. Он будет по уши влюблен в следующую девушку, которая удовлетворит его потребности, поверь. Хочу сказать, что я не смогла бы смириться с собой, если бы он пострадал из-за чего-то, к чему причастна именно я, — когда Деклан мне не отвечает, я продолжаю, — пожалуйста, Деклан. Это бы много значило для меня.
— Ты так беспокоишься обо всех своих бывших?
— Нет. Ты ревнуешь?
— Только не к нему.
Похоже, Деклан скрывает правду.
— Почему это?
После долгой паузы он неохотно отвечает.
— Ему не нужно было принуждать тебя. Ты выбрала его.
Я могу сказать, что он не хотел этого признавать, и у меня больно на душе от того, что Деклан это сделал. Я мягко говорю:
— Ты меня не принуждал.
— Я похитил тебя. Взял тебя против твоей воли.
— Давай не будем зацикливаться на том, как все это началось. Все могло быть и хуже. Не похоже, чтобы мы познакомились в тюрьме.
Он молчит, размышляя. Когда слишком долго молчит, я говорю:
— Выкладывай.
— То, как работает твой ум, продолжает меня удивлять. Или, может быть, правильнее сказать «пугает». Я не встречал до этого никого, кто был бы настолько способен принимать вещи такими, какие они есть, не отрицая их.
— Я не всегда была такой прагматичной. Жизнь здорово надрала мне задницу, когда я была ребенком. Мне тоже повезло, потому что это пробудило во мне бойца. Если бы меня никогда не сбивали с ног, я бы никогда не нашла в себе сил подняться на ноги. И продолжать вставать после каждого следующего удара, зная, что смогу это сделать.
— Из страдания появились самые сильные души, — бормочет Деклан.
— Самые влиятельные люди в этом большом мире помечены шрамами.
Его тяжелый выдох звучит подавленно.
— Черт.
— Что случилось?
— Ты знаешь Халила Джебрана.
— Я обожаю его. Ты читал его «Пророка»?
— Это всего лишь моя любимая книга.
— Почему это так тебя угнетает?
В его голосе проступают резкие нотки.
— Потому что ты двадцативосьмилетняя девушка, которую я, черт возьми, похитил; девушка, которая дружит с девушкой моего злейшего врага; девушка, которая переживает из-за бывшего любовника — тоже моего врага; которая родилась более чем за десять лет до меня в совершенно другой стране, чем я, и прожила совершенно иную жизнь, чем я, и которая каким-то чертовым образом знакома с малоизвестными древними философами-стоиками и малоизвестными ливанскими поэтами двадцатого века, и которая хочет готовить здоровую пищу для своих похитителей и обучать их методам борьбы со стрессом. В твоих словах нет никакого смысла.
Посреди его сердитого молчания я тихо говорю:
— Для тебя, ты имеешь смысл.
Рычащий звук — мой единственный ответ.
— Если тебе от этого станет легче, то для меня ты тоже не имеешь никакого смысла. Ты слишком стар, слишком ворчлив и слишком властолюбив. К тому же, ты прав. Похищение — ужасный способ начинать отношения. Это полный пиздец. Мы обречены, я понимаю. Но знаешь, что еще?
— Нет. Что?
— Меня все это не волнует, потому что то, как ты смотришь на меня, заставляет меня чувствовать, что я могла бы научиться летать.
Все его тело замирает. Дыхание, которое в конце концов вырывается из его легких, медленное и прерывистое.
— Я думал, ты меня боишься. Учитывая все это.
— Я расслаблена. И тоже ненавижу себя за это. Хочу быть такой же отчужденной, незаинтересованной кошкой. Но реальность такова, что это не так. И это ужасно. Я также надеюсь, что нам не придется продолжать говорить об этом, потому что все это звучит довольно ужасно. Но не хочу попасть в одну из тех ситуаций, когда какое-то глупое недоразумение можно было бы уладить простым разговором, потому что я ненавижу это дерьмо. Это неубедительно. Согласен?
— Ага.
— Отлично. Итак, каков итог? Мы оба думаем, что это невозможно, но в то же время то, что между нами — потрясающе. Мы оба думаем, что это фантастично и в то же время отстойно. У нас обоих серьезные проблемы с доверием, друзья, которым это не понравится, и действительно проблемные личные истории, которые, скорее всего, вызовут всевозможные проблемы в будущем, но прямо сейчас это продолжается.
— Это?
— Мы.
— Вот так просто?
— Ага. Я только что решила. Та речь о башне из слоновой кости и темных дорогах, которую ты произнес, действительно нашла отклик во мне. Но ты все равно должен пообещать мне насчет Ставроса. Это не подлежит обсуждению.
Деклан хватает меня за подбородок и приподнимает голову так, чтобы я смотрела ему в глаза. Его прекрасные, голубые глаза сияют. Хриплым голосом он произносит:
— Обещаю.
— Спасибо.
— Но у меня действительно есть вопрос.
— Какой? — спрашиваю я.
— Если ты не моя пленница, тогда кто ты?
Я на мгновение задумываюсь об этом.
— Не люблю навешивать ярлыки, но если тебе нужно как-то меня называть, ты можешь просто называть меня своей королевой.
Его поцелуй грубый и глубокий. Деклан перекатывается на меня, даря мне свое тепло и тяжесть, и целует меня до тех пор, пока я больше не могу дышать. Он отстраняется, тяжело дыша, его напряженный член зажат между нами.
— Это будет трудный путь, малышка. Ты готова к этому?
Малышка. О, что это слово со мной делает. Как оно заставляет все внутри меня светиться. Я улыбаюсь ему снизу вверх.
— Чем сложнее, тем лучше. По крайней мере, знаю, что я не заскучаю.
Он рычит:
— Ты чертовски права насчет этого, — и прижимается своим ртом к моему.
Затем Деклан трахает меня с такой страстью и обладанием, что не может быть никакой ошибки в том, что я ему не принадлежу. Я засыпаю потная и насытившаяся в его объятиях.
Когда просыпаюсь утром, у меня все болит, и я умираю с голоду. Деклана нет, но у меня начались месячные, окрасившие простыни подо мной в ярко-красный цвет.
Странно, но кровавое пятно имеет форму сердца.
Я надеюсь, что это не плохое предзнаменование.
— Ты что, с ума сошел?
— Нет.
— Да, так. Ты, черт возьми, рехнулся. Она, черт возьми, гражданское лицо!
— Я знаю, кто она такая. Не ори так. Ты слишком сильно привлекаешь внимание.
Мама-футболистка, загружающая своих детей в микроавтобус, припаркованный рядом с нами, бросает на меня еще один косой взгляд.
