тех же семьях рождаются как обычные дети, так и малыши с аутизмом… А даже если и так, я – не твоя кукушка. Мы со всем справимся, да?
Повествование Веры так скачет, что я, не поспевая за ним, лишь головой качаю. Дескать, да, конечно. А сам ни хрена что-то не понимаю. Совсем. Просто смотрю тупо. В глаза. Потом чуть ниже сползаю…
– В конце концов, ты тоже за это несешь ответственность! Я же не заставляла спать со мной без презерватива! Ты сам решил вместо контрацепции использовать концентрацию, так себе решение, как видишь.
– Вер, не тарахти. Постой… Ты беременная, что ли? – интересуюсь в лоб, и сам вздрагиваю…
– Думаю, да.
– Думаешь?
– Тест я не делала. Я вообще, если честно, обо всем с тобою забыла. А тут плохо стало. И… почему-то вспомнилось, что месячных уже почти два месяца нет. Какие еще могут быть варианты? – всхлипывает жалобно. – Ну а что грудь увеличилась, ты даже сам заметил.
– Заметил, да. Ч-черт.
Ноги затекли, я встаю. Сердце в груди колошматит, как ненормальное. И как-то так меня ведет… Все одно к одному ведь. Работа, Вера, стресс… Хоть бы коня не привязать раньше времени. Веду рукой ото лба к макушке. Надо что-то сказать, да? Как-то… успокоить? Или что? Тем более что Вера права. Я сам не позаботился о нормальной контрацепции, а ведь до этого без презерватива никогда и ни с кем не обходилось. А с ней… Может, мое подсознание так сработало, а? Может, не так уж я и не хотел детей? Раз с ней то и дело косячил…
– Как же не вовремя, – срывается с губ. Вера отшатывается, будто я ее смертельно обидел. Вжимается спиной в холодный кафель, зябко обхватывает себя за плечи… – Я к тому, что на работе… Опасность, опять же… И… Дело не в том совсем, что я не хочу, – сбивчиво объясняю, опасаясь, как бы Вера не сделала из моих слов совершенно неверных выводов. – Я же сдохну, Вер, если с тобой… с вами… – мажу взглядом по ее животу, не в силах поверить, что в нем растет мой ребенок, – что-то случится. А впрочем, что уже… – двумя руками сразу тру лысину. – Назад же мы ее не заткнем?!
С трудом скрывая наползающую на лицо улыбку, Вера ведет головой из стороны в сторону.
– Не заткнем. Факт.
Из зала суда выхожу выжатой как лимон, с которого предварительно соскребли цедру. Я себя тоже чувствую как-то так – без кожи. Как бы ни старался Ефрем, через почти два года следствия, выявившего такие схемы, и объединившего в себя такое количество эпизодов, что ой, мне все же пришлось ехать на суд и давать показания. И было это особенно мучительно потому, что в зале сидели почерневшие родители Костика, которые мало того что прожигали меня полными ненависти взглядами, будто это я была преступницей, а не их сыночек, так еще и ушат помоев на меня вылили, когда я проходила мимо них к своему месту за кафедрой. Впрочем, чему я удивляюсь? Знаю же, какие сплетни они обо мне распускают все это время, как клянут меня и чего желают. Слухи даже из деревни доходят. Но все равно не пойму – неужели они действительно настолько слепы? А еще немного странно осознавать, что я потратила столько сил, чтобы добиться одобрения совершенно чужих мне, как теперь очевидно, людей. Я же всерьез верила, что стала для них едва ли не дочкой…
Только выходим за дверь, как на нас обрушивается миллион звуков: шум дорожного трафика, гудки клаксонов, надрывный вой сирен, обрывки разговоров и музыка, доносящаяся из проносящихся мимо машин. Огромный мегаполис нависает со всех сторон. Пусть даже здесь, в достаточно старом районе, застройка не особо высокая, все равно чувствуется дух большого города и его монументальность. Суд над участниками преступной схемы по понятным причинам проходит в столице.
– Ну, ты как? – озабоченно интересуется Меринов, закинув мне руку на плечи.
– Домой хочу.
– Я уже вызвал такси.
– К нам домой, – поясняю с улыбкой.
– А-а-а, ну… Немного осталось, да? – улыбается Ефрем. Я киваю и утыкаюсь носом в его грудь.
– Угу. А тебе здесь, наверное, в кайф? – спрашиваю, откидываясь в руках мужа. Это мой страх – что он заскучает в нашей глуши и захочет вернуться в родной город. Здесь я себя не представляю. Но и без Меринова мне уже жизни нет. Вросла в него намертво за два года, что мы вместе.
– Да нормально, – чешет лысину. – А тебе что, не понравилось? Нормально же вроде гуляем.
– Нормально, да.
Мы где только уже не были. И в музеях, и в парках, и по главной площади, конечно, прошлись. Посетили несколько модных ресторанов, встретились с давними приятелями Ефрема и даже навестили его дальних родственников, а на сегодня у нас куплены билеты на пафосный кораблик с рестораном и живой музыкой, курсирующий с обзорной экскурсией по реке.
– Но… – вскидывает брови Меринов.
– В гостях хорошо, а дома лучше, – признаюсь со вздохом. – Я все-таки та еще клуша, да?
– Нет. Я уже тоже офигел от здешней суеты, – развеивает мои страхи Ефрем. – Привык, знаешь ли, к тихой спокойной жизни.
Спокойной, блин?! Громко фыркаю! На самом деле покой нам только снится. Эти два года были очень тяжелыми. Власть в крае менялась, обстановка раскачивалась… Ефрем пахал как проклятый. И даже дома его постоянно дергали. Я устала от этого капитально. Мне так мало его! Нашей семье, блин, мало…
– Вер, сейчас полегче будет, слышишь? – обещает Меринов, влегкую считывая мои мысли. И открывает для меня дверь подъехавшего такси.
– Честно? – смотрю на него снизу вверх.
– Сто процентов. Ты прости меня, да?
Улыбаюсь. Только он может извиняться в такой безапелляционной манере.
– Это твоя работа, – вздыхаю.
Ефрем кивает, забирается ко мне на задний диван. И опять прижимает к себе. Не вырываюсь – в прохладном салоне машины это даже комфортно. Не то что на улице, где моментально покрываешься потом.
– Доволен? – трусь носом о его гладковыбритую щеку.
– Чем?
– Тем, что все позади.
– Спрашиваешь! Я уже и не верил, что это когда-то закончится. – Ефрем задумчиво берет
