на диване сидят жена и дочь Камиля. А между ними корзинка со спящим младенцем — смуглым ребенком с пухлыми губками и черными бровками. Я и не представляла, что у Камиля двое детей.
— Доброе утро! — приветствую я гостей.
Девушка переводит взгляд на меня и изящно поднимается с дивана. Красавица — глаз не оторвать. Неудивительно, что Камиль не торопится восстановиться в правах общины. С такой-то роскошной женщиной рядом!
— Мама, это та тетя, — подсказывает ей Доминика.
— Здравствуйте, Роксана! — улыбается мне ее мама. Голос у нее тонкий, приятный, мягкий. — Простите, мы вас разбудили. Мы не хотели шуметь.
— Это вы извините. Я не знала, что у нас гости. Сейчас согрею чай.
Потуже завязывая пояс халата, прохожу на кухню, где трое мужчин замолкают сразу, как только я появляюсь в дверном проеме.
Малик, стоящий у окна, виновато опускает лицо. Камиль завязывает край бинта на предплечье Ризвана и встает. Наши взгляды встречаются. Столько всего хочется ему высказать, но слов подобрать не могу. Он сумасшедший. Еще хуже Ризвана. Потому что глупее! Подверг меня настоящей пытке, считая, что защищал. Ничего, кроме пощечины, сейчас дать ему я не готова. Но будет очень неразумно, если это увидят его жена и дочь. Для них он должен оставаться авторитетом.
— Оставьте нас, — приказываю я, кивнув Камилю и Малику на дверь.
Ризван дотягивается до стакана с молоком и осушает его, пока я выпроваживаю его друзей и закрываю дверь. Медленным шагом пересекаю кухню и, скрестив руки на груди, встаю перед ним.
— Он мертв?
Ризван салфеткой вытирает губы и, смяв ее в комок, бросает на стол.
— Ты сомневалась во мне?
— Он мертв? — повторяю четче.
Он берет смартфон, разблокирует экран, открывает галерею и показывает мне фото распластавшейся на дороге туши Саида Махдаева с вываленным изо рта языком и распахнутыми в ужасе глазами.
Я облегченно выдыхаю. Похоже, я тоже стала чудовищем, раз радуюсь чьей-то позорной смерти, но такая я есть. Моя ненависть к этому подонку не знает границ.
— Руку подрал. — Ризван взглядом указывает на бинты. — Заживет.
Достав из шкафа бутылку вина и бокал, я вынимаю пробку и замираю. Решив не наливать, прямо из бутылки делаю глоток и звучно ставлю ее на стол. Это за победу.
Ризван поднимается со стула, который скрипит под его весом. Подходит ко мне со спины и запускает руки на мой живот. Зарывается носом в волосы, разгоняя по моей коже мурашки от горячего дыхания.
— У Камиля есть знакомый психолог. Он тебе поможет.
— Психолог? — Я резко разворачиваюсь. — Ты считаешь, я чокнулась? Я родила, Ризван! В жутких условиях! Меня лишили материнства! Потому что один твой давний друг, о котором ты мне почему-то не рассказывал, решил устроить самосуд… Погиб мой брат… Тот мальчишка-курьер… Они были хорошими людьми.
— Победы в войне без жертв не бывает.
— Вот как ты это расцениваешь? Жертва во имя справедливости? — Я вглядываюсь в его глаза и не верю, что ему не жаль. — Знаешь, Риз, если бы наш сын умер при родах, я бы покончила с собой. Как бы потом ты заговорил?
Подхватив меня под мышки, он усаживает мою попу на шкаф, разводит ноги и, прильнув ко мне, цедит:
— Я не выгораживаю Рашидова, но не всегда все идет по плану.
— Я теряла надежду, Риз. День за днем. Я разговаривала с тенями. Этого можно было избежать, если бы между нами было доверие. Я собиралась убить Камиля.
— Но не убила же.
— Это вышло случайно. Возиться некогда было.
— Что ты предлагаешь? — шипит гневно. — Развод? Учти, ты его не получишь. Уходи от меня, уезжай, прячься. Я тебя везде найду. И хрен я дам тебе устроить жизнь с каким-то гондоном. Ты моя. Целиком и полностью. Всегда будешь моей. Или ничьей.
Его заявление звучит убедительно. Он собственник. Поглотил мою душу, пленил тело. Прекрасно знает, что мне никто кроме него не нужен, но все равно напоминает, как ограничена я в выборе, сделав его однажды в пользу него.
— Расскажи мне обо всех, кто повлиял на твою жизнь. На чьи жизни повлиял ты, — прошу я. — Познакомь меня с ними. Чтобы я знала, кому можно доверять в критических ситуациях, а кого надо сразу гасить. Так мы избежим многих неприятностей. — Кладу ладони на его колючие щеки, заставляя его смотреть мне в глаза. — И мне не нужен психолог, если рядом будешь ты. Без тебя я схожу с ума. Мне воздуха не хватает, когда тебя нет. Не пренебрегай мной, Ризван. Ты — моя жизнь.
Взяв меня за шею, притягивает к себе и целует. Алчно ворует мои вздохи и всхлипы. Кусает до сладкой, мучительной боли. Сжимает в тисках своих объятий, без слов давая понять, что больше не оставит меня.
И я сдаюсь. Больше не злюсь на него, не держу обиды. Верю, что он любит меня. Возможно, еще сильнее, чем раньше.
— Ты должна кое-что узнать, — говорит, прервав этот головокружительный момент.
— Сейчас? — скулю, обвивая руками его шею.
Он пристально смотрит мне в глаза. Сдергивает меня со шкафа, берет за руку и ведет в гостиную, где Камиль и Малик уже играют в карты, а Доминика помогает своей маме переодеть проснувшегося братика.
Бросив веер карт, Камиль встает с пола, переглядывается с моим мужем и согласно кивает.
— Доминика, радость моя, иди посмотри, как там другой малыш. Вдруг он проснулся. — Он провожает упорхнувшую из гостиной дочку взглядом и обращается ко мне: — Роксана, во-первых, я прошу прощения за все, что тебе пришлось пережить. Я действовал по ситуации. Так, как считал правильным.
Я морщусь от его извинений. Не сейчас. Слишком рано он их приносит, чтобы я могла так быстро простить. Свежа еще скорбь по брату.
— А во-вторых, ты должна знать, что… все это время кормила грудью чужого ребенка.
Эти слова звучат, как приговор. Перед глазами резко сгущаются краски. В ушах возникает звон. Протяжный. Противный. Не сулящий мне ничего доброго.
— Когда ты рожала, Саида рядом не было. Он
