Ознакомительная версия.
«Ну нельзя же так! – убеждала себя Лера. – Мало ли что скажет Ирка, да она всегда была недалекая, и разве я когда-нибудь обращала внимание на то, что говорят подружки? Ведь это Митя, при чем же здесь все эти глупости…»
Но успокоиться она так и не смогла, и до Ливнева доехала в состоянии смятения и уже ставшей привычной тревоги.
После открытия сезона жизнь Ливневской Оперы стала еще более напряженной, чем прежде. Все здесь было жестко подчинено той размеренности, о которой говорил как-то Митя.
И все происходило за той чертой, за которую Лере не было доступа… То есть не то чтобы кто-то не пускал ее туда, но она сама терялась в этой музыкальной стихии и понимала, что ей в этом делать нечего.
Впрочем, дел у нее было достаточно и без того, чтобы сидеть в зале и пытаться понять, чего добивается хормейстер или почему Митя вдруг останавливает оркестр прямо посреди красивейшей музыкальной фразы.
Одни переговоры о гаражах чего стоили! Лера ходила в «Мосинвестстрой», как на работу, при виде круглого лица гендиректора ей уже хотелось хлопнуть дверью и выскочить из его кабинета. Но надо было договориться – и она договорилась.
И теперь строительство гаражей должно было закончиться к зиме. Гендиректор был уверен, что остался в большом выигрыше, без лишнего скандала получив драгоценную землю, – так же как Лера была уверена в своем выигрыше, потому что такие необходимые гаражи не стоили театру ни копейки.
Только закончилась эпопея с гаражами, как уже оказалось, что театр должен заплатить какую-то немыслимую таможенную пошлину за купленные в Европе инструменты для оркестра. Этого Лера уж и вовсе не могла взять в толк: неужели хотя бы от подобных поборов нельзя их избавить?
Но задавать риторические вопросы можно было долго и безответно, а инструменты нужны были немедленно – и вместо «Мосинвестстроя» Лера стала ездить в таможенный комитет, оставив на время все остальные дела.
– Старенькая я становлюсь, Митя, – сказала она как-то вечером.
Митя только что вернулся из театра – приехал гораздо позже Леры, потому что была еще вечерняя репетиция. Он давно уже ездил сам на отремонтированном «Саабе», по-прежнему уверяя, что только за рулем по-настоящему отдыхает.
– Старенькая? – улыбнулся он. – Как же ты это заметила, а, старушка?
– Уставать стала от людей, – объяснила Лера, вытягиваясь на диване. – Целый день мелькают какие-то лица, от которых мне нужно одно: как можно скорее перестать их видеть. На таможне, еще где-нибудь…
– И в театре? – спросил он.
– Нет, – покачала головой Лера. – В театре – совсем по-другому. Но знаешь, Мить, иногда мне кажется, что я как будто в дверь какую-то стучусь – и не могу войти…
Она сказала не слишком понятно, но Митя не переспросил, что она имеет в виду – то ли понял сразу, то ли просто не обратил внимания. Последнее время он казался настолько погруженным в свои дела – словно стенкой был отделен от внешнего мира.
Лера и прежде знала, как он бывает сосредоточен во время работы. Но то, что происходило с ним сейчас, было для нее все-таки внове. Она видела, что Митя не замечает никого и ничего, и ее, Леру, так же мало, как прохожих на улице.
Это чувствовала даже Аленка, к которой он всегда был внимателен, и старалась не приставать к нему, чуть не на цыпочках ходила в те редкие часы, когда он появлялся дома.
Наверное, это было нормально, так оно и должно было быть у Мити, и так оно скорее всего было и раньше. Но раньше они встречались раз в месяц во дворе, выныривая на несколько мгновений каждый из своей жизни, – и мало ли что там происходило с каждым, когда они расставались!
Но теперь… Видеть каждый день Митину отрешенность, погруженность в совершенно неизвестную ей жизнь было для Леры мучением. И сделать ничего было нельзя с тоскливой своей тревогой.
Единственным человеком, с которым она чувствовала себя теперь легко, был Саня Первачев, синеглазый Александр Первый.
Он появился после долгого перерыва, примерно через месяц после открытия сезона – как и в прошлый раз, без звонка и без предупреждения.
– Саня! – воскликнула Лера, увидев его на пороге своего кабинета. – Куда же вы пропали? А я вам, когда мы театр открывали, приглашение на автоответчик наговорила: мобильный выключен был.
– Да я знаю, – сказал он. – Но я тогда все равно в отъезде был, не смог бы прийти. Здравствуйте, Лера!
– Здравствуйте, – запоздало ответила и она. – Я рада вас видеть, Саня!
Лера произнесла эту фразу просто как дежурную – ну, как при знакомстве говорят «очень приятно», даже если приятного мало. Но едва она ее произнесла, как тут же поняла, что действительно рада его появлению. Налет дежурности и случайности незаметно исчез со знакомых слов.
– Правда? – улыбнулся Саня, на мгновение сверкнув чудесной синевой своих глаз. – А я думал, вы и не заметили, был я или не был.
– Надолго уезжали? – спросила Лера.
– Да нет, мелкие были дела, – покачал он головой, внимательно глядя на нее. – Хотите спросить, какие?
– Нет, – улыбнулась она.
– Ну и хорошо!
Губы его уже сомкнулись с детской серьезностью, но улыбка была теперь скрыта в глазах.
– А я вам подарок привез, – вдруг сказал Саня.
– Мне? – удивилась Лера. – Зачем?
– Да низачем! Разве подарки зачем-то дарят?
Лере стало неловко, и она хотела сразу отказаться от этого неведомого подарка. Глядя на Саню с его Версаче и Картье, нетрудно было вообразить, что он может подарить.
Но он неожиданно добавил:
– Знаете, у меня никогда такого не было, чтобы я в Москву возвращался и думал, что привезти. Ну, матери только, но это же совсем другое.
Лере стало стыдно за себя, и она сказала:
– Спасибо, Саня. Какой же подарок?
Он достал из внутреннего кармана пиджака плоскую коробочку с приколотым к ней шелковым золотым бантом и положил на стол перед Лерой. Открыв коробочку, она обнаружила в ней тяжелый золотой браслет.
– Спасибо большое, – еще раз повторила Лера, рассматривая украшение.
Она не знала, что сказать. Ей не хотелось обидеть Саню, и надо было сделать вид, что подарок понравился.
Браслет был сделан в виде массивной золотой цепи, в которую было вкраплено три крупных изумруда. Лера просто вообразить не могла такой кусок золота у себя на руке.
– Не нравится вам? – спросил Саня.
– Ну что вы! – Лера наконец взглянула на него, уже уверенная в том, что выражение лица у нее такое, как она хочет. – Я таких камней в жизни не видела – чистейшие…
– А это с Урала, – сказал Саня; лицо его тут же осветилось радостью. – Я ведь на Урале был, как раз где эти изумруды добывают, вот и привез сувенир.
Ознакомительная версия.
