Она говорила все тем же тусклым, монотонным голосом.
– Это мой сын, – Валерий произнес эти слова твердо и громко, неожиданно даже для себя.
– Что? – от растерянности Ольга подняла глаза – Что ты сказал?
Глядя ей в лицо, Немировский понял, что все предположения Кости правильны. Его друг подсчитал верно, потому что в глазах женщины, сидевшей перед ним, удивление сменялось ужасом.
– Это мой сын, – повторил он, не отводя взгляда. – И не смей мне врать.
В маленькой кухне повисла тишина. Ольга старалась не смотреть на Валерия. Ее пальцы, вцепившиеся в крышку стола, побелели, их сводило от боли. В голове гулко стучало. Она не знала, что сказать Немировскому, как скрыть от него истину, которая столь неожиданно открылась.
– Почему ты ничего мне не сказала тогда, десять лет назад? Почему ты одна приняла решение?
В его голосе звучали обвиняющие нотки.
Именно это и возмутило Ольгу. В ответ прорвалась обида, накопленная за все годы одиночества.
– Да как ты смеешь меня упрекать?!
Ее затрясло от волнения так, что теперь уже руки не могли поймать спасительный край стола, а в глазах потемнело от гнева.
– Я приехала к тебе с радостной вестью – у нас будет ребенок. Хотела сказать, что ты прав, что нужно было пожениться в августе, что я осознала необходимость жить вместе, что я, в конце концов, люблю тебя. А вместо встречи с женихом, чье кольцо я ношу всю жизнь, не снимая, вдруг узнаю, что его дожидается моя несовершеннолетняя сестра с таким же радостным известием, и я понимаю, что мой любимый не выдержал трех месяцев разлуки и сделал за это время еще одного ребенка.
Ее голос против воли срывался на крик, она боялась расплакаться.
– Какое решение ты мог принять? Выбрать, который из двоих детей тебе дороже? Допустим, что ты действительно любил меня, а моя сестра просто невовремя оказалась на твоем пути. Ну и что бы ты сделал тогда? Женился бы на мне, а ей посоветовал самой растить ребенка в семнадцать лет? Какой ты видишь выход из той ситуации, в которую загнал нас троих из-за своей сексуальной распущенности?
Слезы, наконец, брызнули у нее из глаз, но легче от этого не стало. Немировский, сидевший напротив, бледнел все больше. Он боялся поднять голову и старался смотреть на свои руки, сцепленные в замок.
– Но ведь ты же сказала, что выходишь замуж… Я видел фотографии… – выговорил он через силу.
– Да, я вышла замуж. За своего друга нетрадиционной ориентации. Брак был фиктивным. Для того чтобы хоть как-то ослабить тот узел, в который все так по-дурацки связалось.
Ольгин запал сошел на нет, и ей было все тяжелее выдавливать слова из себя.
– Я боялась, что, если ты узнаешь правду, не сможешь жить и забудешь дернуть кольцо парашюта. Я ненавидела тебя, но продолжала любить.
Слезы текли из ее глаз безостановочно, будто сами по себе.
– Я понимала, в какую ловушку ты загнал себя. Другого выхода не было, поверь. Сестра была младше, я посчитала, что я сильнее и мне удастся справиться самой, она бы так не смогла…
– А потом… Потом, через время, почему ты мне не сказала, что… Кирилл – мой сын? – Он споткнулся, назвав своего ребенка первый раз по имени.
– Было поздно, ты был женат. Разводить вас из-за того, что она не могла родить ребенка, было бы подло по отношению к Дине. К тому же я знала, что она все эти годы безуспешно лечилась. Нет, разбивать семью не в моих правилах.
– Я был несчастлив все эти годы, – произнес он сквозь зубы и, наконец, посмотрел на нее.
– Может быть. – Ольга смахнула слезу. – Но ты продолжал жить с ней, не разводился.
– И все-таки ты должна была мне сказать, – упрямо повторил он, в глазах его продолжала стоять боль.
– Это бессмысленный разговор. Что толку теперь решать, кто и что был должен…
Ольга устало вздохнула, поднялась, покачнувшись, и направилась к мойке. Открыв кран с холодной водой, она ополоснула лицо и промокнула его бумажным полотенцем.
– Мне и вправду пора. Уже поздно.
Он резко встал и подошел к ней вплотную.
– Пожалуйста, не уходи. Не бросай меня снова, – голос его дрогнул. – Я виноват перед тобой. Бесконечно виноват. Я бездумно разрушил твою жизнь и свою. Ты права, я жил с ней десять лет, вернее семь. Последние три года наш брак – формальность. Чувство долга, чувство вины, безысходность – я не знаю, что именно удерживало меня рядом с ней. Ты говоришь, что поступила так, потому что боялась, что я забуду раскрыть парашют, а знаешь, сколько раз за эти годы мне приходила подобная мысль! Иногда мне казалось, что жить просто незачем. На плаву удерживало лишь то, что родители этого не перенесут.
Ольга слушала его, опершись спиной о кухонный шкафчик. Она верила Немировскому, по-настоящему жалела его. Десять лет, которые их разделяли, не были и для нее легкими. Сколько раз она ночами рыдала в подушку. Как часто ей не хотелось утром открывать глаза и снова начинать битву с действительностью. Но в отличие от Валерия, она знала, для чего жить. Для кого.
– Оля, я теперь все равно от тебя не отстану. Даже если ты будешь прогонять меня, уходить, я найду тебя. У меня есть сын. Не говори ничего, – остановил он ее возражения, – не нужно больше врать. В нашей жизни и без того было достаточно лжи. Я люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой и с Кириллом.
На этот раз он произнес имя сына более уверенно.
– Я понимаю, что все очень сложно. Но я и не собираюсь действовать быстро. Есть же какие-то психологические службы, нам посоветуют, помогут, подскажут, как можно выйти из этой ситуации, как ребенку рассказать о том, кто я…
Валерий с такой надеждой смотрел ей в глаза, что Ольга, не выдержав, кивнула ему в ответ. И все же она спросила:
– А как же твоя жена?
Немировский сморщился, словно от боли, и отошел к окну. Посмотрел в темное пространство, расцвеченное яркими окнами, и, вздохнув, сказал:
– Я буду искать ее, потом лечить, если нужно. Но приносить в жертву свою любовь я больше не желаю. Я хочу жить рядом с вами – с тобой и с сыном. И никто не сможет этому помешать.
Ольга подошла к нему сзади и обняла за плечи, вдыхая запах его волос. Валерий развернулся и прижал ее к себе.
– Я люблю тебя. Поверь мне… Не отталкивай меня… Дай мне шанс…
Он целовал ее, прижимая все крепче и крепче. Потом подхватил на руки и понес в спальню.
Обнимая его, Ольга беспомощно шептала в ухо:
– Ну что ты делаешь? Мне домой нужно… Меня же ждут.
Голос ее дрожал и прерывался, она понимала, что не хочет останавливать его, что больше всего на свете ей нравится чувствовать его руки и губы на своей коже, слышать его дыхание, знать, что она нужна ему.
Теперь они любили нежно, с наслаждением продлевая каждый миг, соединявший их воедино. Потом лежали молча, прижавшись друг к другу, ни о чем не думая, просто ощущая себя единым целым.
