— По какому праву ты смеешь повышать на меня голос?! — терпение Надежды лопнуло.
— По тому же самому, по которому ты смеешь обшаривать мои карманы! — не остался в долгу сын.
— Семён! Говори сейчас же, где ты взял эти проклятые доллары, а не то я за себя не отвечаю! — Надежда почувствовала, как к голове прихлынула кровь.
Ещё никогда Семён не видел мать в таком состоянии, и, глядя в её горящие недобрым огнём глаза, он впервые в жизни по-настоящему испугался её взгляда.
— Не кричи на меня! — нерешительно огрызнулся он и тоже поднялся на ноги, пытаясь придать себе уверенности за счёт своего почти двухметрового роста. — До тех пор, пока ты не сбавишь обороты и не перестанешь орать на меня, как на мальчишку, я не собираюсь с тобой ничего обсуждать.
— А я не собираюсь идти с тобой на какой бы то ни было компромисс! — Надежда приблизилась к сыну. — Откуда это, щенок ты этакий?! — она поднесла деньги к его лицу, и от необыкновенной силы, исходившей от всей её фигуры, Семёну невольно стало не по себе. — Ты их украл? У кого? Говори.
— Ничего я не крал! — он стал белее простыни.
— Тогда откуда это? — настойчиво повторила она и заметила взгляд сына, брошенный на входную дверь. — Даже не думай! Никуда ты отсюда не уйдёшь, пока я не узнаю всей правды.
— Далась она тебе, эта правда!
Первым порывом Семёна было влезть в ботинки, сорвать с вешалки куртку и, выхватив из рук матери злополучные доллары, вылететь на улицу, громко хлопнув дверью, но элементарный здравый смысл не дал пойти на поводу у своей раздражительности.
Конечно, гордость — дело великое, но стоять на заснеженной улице, дрожа от пронизывающего ледяного ветра только из-за того, что не справился со своими эмоциями, — удовольствие весьма сомнительное. Безусловно, сегодняшнее поведение матери — нечто из ряда вон выходящее, но какой смысл наказывать самого себя?
— Так ты будешь говорить или нет? Я требую объяснений.
— Требуешь? — Семён посмотрел на мать долгим тяжёлым взглядом. — Значит, требуешь… Хорошо, пусть будет по-твоему, — негромко произнёс он и опустил пушистые ресницы, которые полностью скрыли от бдительного ока матери два недобрых колючих огонька, блеснувших на донышке синих, как чистое июльское небо, глаз.
Не сейчас, когда-нибудь позже, настанет день, когда мать пожалеет о том, что сделала с ним сегодня, и захочет, чтобы он забыл всё до единого слова, но что-то изменить будет уже не под силу даже ей. Нет, выискивать повод, чтобы отомстить, или цепляться к ничего не значащим мелочам он не станет. Семён будет просто ждать, терпеливо ждать того момента, когда ей придётся с лихвой расплатиться за всё сразу: и за недоверие, и за унизительную слежку, и за то, что он — не вся её жизнь, а только часть, пусть даже и большая.
* * *
Пронизывающе холодный март девяносто седьмого уже закончился, но над городом по-прежнему висела сизая мешковина неприютного стылого неба, отражающаяся в изломанных льдинках застывших за ночь луж. Проседая под собственной тяжестью, целыми днями грязные ноздреватые сугробы сочились мутными холодными ручейками, выстилавшими в темноте тротуары и газоны тонкой плёнкой неровной бугристой наледи, тусклой, похожей на истёршийся от времени старый целлофан.
Зябко поеживаясь, Тополь стоял у светофора и ждал, когда загорится зелёный. Пробегая беспрерывным потоком, автомобили распространяли вокруг себя отвратительный запах отработанного бензина, и, морща нос, Леонид задумчиво размышлял о том, что лет эдак через пять-десять в Москве станет абсолютно нечем дышать.
Чувствуя, как холодный воздух пробирается сквозь тонкую шерсть демисезонного пальто, Тополь оглянулся по сторонам и с завистью посмотрел на предусмотрительных счастливчиков, всё ещё кутавшихся в тёплые зимние куртки. И чего ему вдруг пришло в голову, что пора вылезать из зимней одежды? Подумаешь, апрель на календаре! Ну и что? Да хоть июнь! Разве это повод стоять и мёрзнуть, дрожа на пробирающем до костей ветру?
Подняв воротник, Леонид снова вздрогнул, бросил взгляд по сторонам и, хотя еще горел красный свет, торопливо двинулся через улицу, надеясь проскочить между движущимися автомобилями. Конечно, нарушать правила нехорошо, тем более что остальные пешеходы жались у края тротуара, терпеливо дожидаясь зелёного. Но они были одеты гораздо теплее, а потому могли позволить себе не спешить и любоваться на светофор хоть целые сутки кряду.
Придерживая воротник, Тополь ловко сманеврировал между белым «жигулёнком» и какой-то серебристой иномаркой и, не обращая внимания на раздражительные гудки легковушек, уже ринулся наперерез следующей машине, как неожиданно почувствовал резкий удар в бок и услышал визг автомобильных тормозов чуть ли не у себя над ухом.
Момент падения Леонид не запомнил, эти несколько секунд просто выпали из его сознания, словно их и не было вовсе. Ощущая щекой ледяную слякоть проезжей части, он тупо смотрел на талые грязные ошмётки снега, неизвестно как оказавшиеся возле его лица, и никак не мог уразуметь, почему он находится по отношению к асфальту под таким странным углом.
— Эй, вы живой?! — женский не очень молодой голос оказался мелодичным.
Почувствовав чью-то руку на своём плече, Тополь едва кивнул и постарался перевернуться, но тут же вскрикнул от резкой боли, неожиданно прошившей его левую ногу чуть пониже бедра.
— Господи! Простите меня ради бога, я не нарочно! Вам очень больно? — не обращая внимания на грязь, женщина опустилась на колени прямо на проезжую часть и наклонилась над самым лицом Тополя. — Понимаете, я вас не видела, здесь столько машин, такой поток… — неожиданно она замолчала. — Матерь Божья, это ты?! Какого чёрта ты бросился под колёса моего автомобиля? Это что, новый способ ухаживания?! Или новый метод мести?!
Знакомые интонации голоса заставили Тополя превозмочь боль и приподнять голову.
— Ты что, не придумал ничего лучшего, как броситься мне под колёса?! — всё ещё стоя на коленях, Загорская упёрла руки в бока и возмущённо фыркнула: — Ну, знаешь ли…
— Мне плохо…
Мгновенно просчитав ситуацию, Тополь бросил быстрый оценивающий взгляд на образовавшуюся вокруг толпу, едва заметно усмехнулся, закатил глаза и откинулся на мостовую.
— Не вздумай придуриваться! — повысила голос Лидия, но, видя, что бледный и чуть ли не бездыханный Тополь не подаёт признаков жизни, забеспокоилась всерьёз.
— Милицию кто-нибудь вызвал?
Вокруг машины Лидии уже собралась приличная толпа зевак.
— Женщина за рулём — сами понимаете…
— Насмерть…
