— Вот дерьмо! — выругался Джессап, развалившийся на диване. — И зачем только сюда притащился?
Рей побежала наверх, в детскую. Ночник мерцал темно-красным светом. Ребенок стоял в кроватке, уцепившись за перекладину, и вопил так, что в жилах стыла кровь. Немного постояв, Рей побежала вниз. Джессапа она нашла на кухне: открыв холодильник, тот смотрел, нет ли там пива. Увидев Рей, Джессап удивился:
— Почему ты его не заткнешь?
— Я не знаю как, — призналась Рей.
Джессап вытащил из упаковки банку пива и сорвал с нее крышку.
— Ты сменила ему подгузник? — спросил он.
От криков ребенка у Рей голова шла кругом.
— Я не знаю, как это делается.
— Не знаешь? — переспросил Джессап. — Ты взялась посидеть с младенцем и даже не знаешь, как нужно менять подгузники?
Рей отвела глаза и пожала плечами.
— А покормить его ты можешь?
— Я не знаю, чем его нужно кормить, — тихо ответила она.
— Господи Иисусе, Рей! — сказал Джессап. — Если тебя еще попросят посидеть с ребенком, меня не зови. Договорились?
Джессап шмякнул на стол банку с пивом, вынул из холодильника бутылочку с детской смесью, подогрел и вышел из кухни, предоставив Рей в одиночестве заливаться слезами. Она была в отчаянии: ребенок начал вопить еще сильнее, и Рей уже подумывала о том, чтобы заткнуть ему рот рукой, а потом трясти, пока он не замолчит. Но прошло несколько минут — и крики стихли. Сняв туфли, Рей осторожно поднялась в детскую. Заглянув в дверь, она увидела, что Джессап уже сменил малышу подгузник и, сидя в кресле-качалке, поил его из бутылочки. Стоя в дверях, Рей слышала поскрипывание кресла-качалки и жадное чмоканье ребенка.
Почувствовав себя лишней, она повернулась, тихо спустилась в гостиную и села на диван.
Джессап присоединился к ней, когда ребенок уснул. Взяв банку с пивом, он плюхнулся рядом с ней на диван и положил ноги на кофейный столик.
— Как тебе это удалось? — спросила она.
— Что удалось? — переспросил Джессап, словно никуда и не выходил.
Но тут щелкнул замок входной двери, и Джессап вскочил на ноги. Он опрометью кинулся на кухню и выскочил в заднюю дверь еще до того, как родители малыша переступили через порог. Увидев на столике открытую банку пива, они, к огромному облегчению Рей, заявили, что больше никогда не позволят ей сидеть не только со своим младенцем, но и вообще с детьми во всей округе.
После того случая она попыталась выведать у Джессапа, как он догадался, что нужно делать.
— У меня есть парочка двоюродных братьев, — пожав плечами, ответил он. — Все дети одинаковы: когда они писаются, им нужно менять подгузники. Потом ты даешь им поесть, чтобы они писались снова и чтобы ты снова менял им подгузники. Подумаешь, большое дело!
И все же Рей никак не могла понять одного: как Джессап догадался, покормив ребенка, уложить его себе на плечо и поглаживать ему спинку, чтобы тот поскорее уснул. Рей видела это собственными глазами, так как стояла в дверях. Но потом ей начало казаться, что в детской было темно, ночник отбрасывал неясную тень и вообще все это ей просто привиделось. Может быть, Джессап вовсе не был так нежен с ребенком. Может быть, он и не думал мурлыкать ему колыбельную, а ей просто показалось, что она слышит эти убаюкивающие звуки, которые ей, между прочим, слышать не полагалось.
Сейчас Рей скучала по Джессапу больше обычного. Он ей даже снился. Ей снилось, что она одна, в пустыне, поздно ночью. Кругом ни души. Рядом стоит их «олдсмобиль». Рей сидит на капоте и смотрит на небо. Раздается стук копыт, и Рей знает, кто это: одна из маленьких лошадок Джессапа, размером меньше пони, шерстка цвета ночи — черно-голубая. Лошадка подходит к Рей. Та знает, что ее прислал Джессап. Лошадка говорит, что Джессапа держат в плену посреди пустыни. Тогда Рей начинает плакать, лошадка тоже. От их слез образуется озерцо, в котором плавают серебристые рыбки, поблескивая в темной воде. Рей наклоняется к воде и видит, что вместо жабр у рыбок маленькие детские ручки, а в озерце уже плещутся не рыбки, а сотни детишек.
В другой раз ей приснилось, что они с Джессапом занимаются любовью. Проснувшись, Рей затосковала. А потом она все утро чувствовала слабость в коленках, словно только что выбралась из постели любовника. Скучая по Джессапу, Рей особенно остро чувствовала, что, в сущности, никому нет до нее никакого дела. Фредди Контина практически поселился в офисе, просиживая там ночи напролет и ломая голову над тем, почему ни один кинотеатр не хочет показывать фильмы, привезенные им из Европы. Разговаривать с ним Рей не хотелось, как, впрочем, и с Ричардом. С Ричардом явно творилось что-то неладное, это было видно невооруженным взглядом. Когда во время занятий в классе Ламаса Ричард опустился возле Рей на колени, она сразу поняла, что он не в себе, и сбилась со счета. После занятий они вместе шли на автостоянку, и Рей чувствовала, что его мысли где-то витают. Рей попыталась поговорить с ним о Лайле, но он отказался.
«Выбросьте ее из головы», — заявил он.
Но Рей не могла выбросить Лайлу из головы. Иногда, проснувшись среди ночи, Рей спрашивала себя, как ей заплатить Лайле за ту печаль, что была написана у нее на лице, когда она застала их с Ричардом в гостиной. Этот взгляд напомнил Рей о Джессапе. Наверное, она смотрела на него так же, когда поняла, что он собирается ее бросить.
Рей по-прежнему не верила, что Джессап ушел от нее навсегда, и все же старательно пыталась стереть его из своей памяти. Всю его одежду она отнесла в пункт приема одежды для бедных. Она отправила заявление на почту, сообщив, что такой-то адресат здесь больше не проживает. Она больше не подбегала к окну, заслышав чьи-то шаги. В тот день, когда она обычно праздновала годовщину их первого поцелуя, Рей отправилась в ближайший китайский ресторанчик и заказала там все, что Джессап терпеть не мог: креветки с соевым соусом, баклажаны со специями и курицу с каким-то странным, специфическим вкусом.
В воскресенье, в первых числах марта, когда Рей уже почти удалось забыть Джессапа, она вышла из душа и вдруг услышала, как в дверь кто-то стучит. Рей замерла, стоя посреди комнаты с полотенцем на голове. Ее словно обдало жаром. Рей быстро накинула купальный халат и пошла открывать дверь, отчаянно желая, чтобы это был Джессап. Но на пороге стоял Хэл, его партнер, и Рей не смогла скрыть разочарование.
Перед тем как постучать, Хэл некоторое время стоял под дверью, собираясь с духом. Он принес Рей гвоздики, подкрашенные красной краской, и у нее не хватило решимости выставить его. Сварив Хэлу кофе, Рей пошла в ванную комнату, чтобы одеться. Когда она вернулась на кухню, Хэл все еще мешал ложкой кофе. Казалось, его больше интересует то, куда Рей поставила его гвоздики, чем сам кофе. Усевшись за стол напротив Хэла, Рей внимательно на него посмотрела.
