А Кристиан продолжил:
— Она уехала с острова и не объяснила почему. Слепота скрывала от меня истину, многое в жизни было загадкой. Когда я прозрел, мир раскрылся мне, но в нем уже не было Мари.
— Ты никогда ее не видел! — догадалась девушка.
— Никогда. Я многое отдал бы за то, чтобы посмотреть ей в глаза. Ей и еще одному человеку, которого не знаю. Кто-то оплатил мое лечение: мы с матерью до сих пор не можем понять, кто это был. Наверное, уже никогда не узнаем. — И предложил: — Давай прогуляемся?
Они встали. Аннабель, обиженная и оскорбленная, и Кристиан, по-прежнему замкнутый и отрешенный от мира. Они пошли по залитой солнцем улице. Аннабель смотрела на жениха с настойчивым упрямством.
— Я думала, что счастлива, — заметила она через некоторое время обиженно, но без печали.
Кристиан остановился и взял ее за руки. Эта девушка с ее трепетным взглядом, гибким станом и кожей ослепительной белизны казалась грезой, принявшей материальную оболочку. Он должен был сделать над собой усилие и удержать ее возле себя.
— Ты не можешь быть несчастлива, Аннабель. Я рассказал тебе о том, что случилось в моей жизни до встречи с тобой, потому что будущее строится не на пустом месте. Прошлое — это фундамент. Не зная о нем, можно понастроить воздушных замков.
Аннабель не сводила с него взгляда.
«Выражайся конкретнее, — говорили ее глаза, — просто скажи, любишь ли ты меня».
Кристиан понял.
— Я люблю тебя. Теперь — только тебя, — потерянно произнес он.
Даже если это была неправда, она, как ключ, запирала ворота, что вели к отступлению.
Аннабель повеселела. Дурные мысли растаяли как дым. Такова юность, и таковы свойства любви.
Они еще немного поговорили и расстались: Кристиан спешил выполнить поручение месье Роншара.
Он хотел взять экипаж, когда вдруг почувствовал сильную усталость и решил зайти домой, зная, что даже минута передышки значит очень много.
Дома Кристиан застал мать. Она сидела возле окна и смотрела на тихую пустынную улицу, по которой совсем недавно катились до отказа набитые поклажей фиакры покидавших Париж состоятельных горожан, а позднее двигались толпы коммунаров.
Услышав звук шагов, Шанталь повернулась:
— Кристиан?
— Я зашел на минуту. — Сейчас он не хотел говорить ни с кем, даже с ней.
Тем не менее она встала, подошла к нему и легко положила руку на плечо.
— Ты чем-то расстроен?
— Ах, мама! — возбужденно произнес он. — Мы живем в мире бесплодных порывов, напрасно потраченных сил. Иногда я чувствую себя вещью, чем-то неживым, существом с искусственными страстями, управляемым непонятно чем. На острове я ощущал себя совсем другим.
— Но там ты не нашел своего счастья.
Он молчал.
— Я должна кое-что тебе сказать, — промолвила Шанталь. — Это касается Александра.
— Он мне понравился.
— Я рада. Но он оказался иным человеком, чем я думала. Он знатен и богат. Он — граф де Монтуа, и у него особняк на Луаре — настоящий дворец.
Она выглядела несчастной, но Кристиан не стал ее утешать.
— Я должна признаться еще кое в чем, — сказала Шанталь.
— Видимо, сегодня день признаний, — невесело пошутил молодой человек.
— Возможно. — Во взгляде женщины появились решимость и твердость. — Просто я думаю, что ты… его сын.
Кристиан засмеялся. Уж чем-чем, а безрассудством его мать никогда не страдала.
— Что?!
Шанталь коротко рассказала ему о своей поездке на Луару, о разговоре с Александром и о портрете. Он слушал внимательно, но с недоверием. Потом сказал:
— Прости, мама, но это бред. Ты прекрасно понимаешь: бывают очень похожие люди.
— И все же мне кажется…
Он перебил:
— Просто тебе хочется, чтобы было именно так!
— Почему ты считаешь, что это невозможно? — прошептала Шанталь.
— Потому что таких совпадений не бывает. А еще потому, что у человека с позорным клеймом не может быть нимба, — немного резко произнес он. — Пойми, мама, из меня уже не получится графский сын. Железо не перекуешь в золото.
— И что мне теперь делать?
Кристиан пожал плечами:
— Ничего. Все будет так, как суждено, — и, не оглядываясь, вышел за дверь.
И тогда Шанталь поняла, что он осуждает ее за то, что она совершила в своей жизни, — он ее не простил.
…Кристиан быстро шел по улице. Он намеренно отправился пешком, поскольку ему казалось, что он попросту не сможет спокойно сидеть в экипаже. Его мучила болезненная нервозность и какое-то неясное смущение, похожее на стыд.
Кристиан не понимал, почему теперь, когда прошлое похоронено в глубине памяти, когда голову больше не сжимает огненный обруч, когда он видит светлый день, он не испытывает счастья. Отчего он беспомощен, словно костер на сильном ветру? Почему мир не преобразился и почему ему самому не кажется, будто он заново родился на свет? По-настоящему счастлив он был только на острове, счастлив, когда просто касался руки Мари…
Кристиан направился в тюрьму Форс, потому что ее начальник был знаком с месье Роншаром. Признаться, молодой человек плохо представлял, о чем станет говорить с людьми, имеющими такие странные, непонятные ему идеалы, с людьми, которые не сегодня завтра встретят свою смерть.
Так же считал встретивший его надзиратель.
— Не знаю, о чем вы станете с ними беседовать, сударь, — с сомнением произнес он. — Они все не в себе. Начнут выкрикивать лозунги Коммуны, а больше вы от них ничего не добьетесь. Женщины вообще сущие ведьмы — не ровен час, вцепятся в волосы!
— Среди осужденных есть женщины?
— А как же! Они тоже стреляли, причем не менее метко. А уж по части проклятий им нет равных.
— Их тоже казнят?
— Да. Тут не до различия полов. Их судят группами, потом везут на кладбище Пер-Лашез, расстреливают у стены и бросают в общую яму.
— Понятно, — медленно произнес Кристиан.
— Если вам непременно нужно с кем-то поговорить, — сказал надзиратель, — я приведу одну девушку. Она не похожа на сумасшедшую. По крайней мере, я смогу спокойно оставить вас наедине.
Кристиан кивнул. Его провели в маленькую комнату, где было тепло, почти жарко: пламя гудело в трубе, в печи трещали дрова. Здесь стояли потемневший от времени деревянный стол и два стула. Кристиан сел и стал ждать.
Вскоре дверь приоткрылась, и надзиратель втолкнул в комнату бедно одетую девушку с осунувшимся бледным лицом и длинными темными волосами. Из-под излома черных бровей сурово и отчаянно смотрели глаза цвета сапфира.
Кристиану почудилось, что она бросила на него полный изумления и светлой надежды взгляд. Возможно, она подумала, что он принес ей избавление от жестокой участи? В таком случае будет горько ее разочаровывать.
