— Такого больше не будет, я обещаю, — хотя сам в себе не уверен.
— Никогда не обещай того, что не сможешь выполнить.
— Я буду стараться! — звучит отчаянно, — ты должна нам дать шанс. Давай попробуем? — знаю, что выгляжу слабо и неуверенно, но черт возьми, разве этого мало? Я и так вывернул перед ней душу, наплевав на свои принципы и правила.
— Мне не нужен второй ребенок, — заявляет малышка, складывая руки на груди.
— Не понял, я пока не планировал…
— Ты ведешь себя, как незрелый подросток. Максим, я не хочу с тобой нянчиться, а рядом с тобой я себя так и ощущаю. С тобой нужно работать, у тебя куча детских комплексов. Ты застрял в своем восемнадцатилетие, в том самом дне. Ты словно обиженный на весь мир ребенок. Тебе удобно ненавидеть всех и жить в состоянии вселенской обиды. Вроде, как и спрос меньше, да, Максим? Тебе нравится жалеть себе и чувствовать жертвой, считать, что у тебя отняли жизнь, но ты ведь даже ничего не сделал, чтобы вернуть ту самую жизнь. Вы все виноваты, каждый из вашей семьи. Ты — здоровый мужчина, с руками-ногами, но ты словно мертвый, ты похоронил себя заживо и живешь в вечной скорби по несбывшимся мечтам. И пусть судьба каждого сложилась не так, как хотелось бы, но жизнь на этом не перестала существовать, стоит только принять ее, возможно подстроиться под нее, где- то переиграть, а в чем- то уступить, — ее монолог, как слова проповедника, вещающего с трибуны и призывающего к всеобщей любви и миру. — Взрослей, Максим, уже давно пора это сделать, — замолкает она и отворачивает голову в сторону окна.
— То есть это все? Ты бросаешь меня? — нет, нет, нет, даже не пытайся!
— Мне нужен взрослый, ответственный мужчина, на которого я смогу положиться, кто будет сильнее и крепче меня духом, а не беспечный мальчишка, для которого я буду амортизационной подкладкой. Я хочу быть любимой женщиной, Максим, а не личным психологом.
Она смотрит на меня в упор, давая понять, что разговор окончен. С виду можно подумать, что она предельно сдержанна и собрана, но я — то знаю, что она нервничает. Саша теребит края широкой футболки, сжимая и разжимая их. Грудная клетка часто вздымается, значит ее сердце не спокойно, а глаза тусклые, печальные. Ей не все равно, я уверен, ей сложно дается такое решение, но принять меня таким, какой я есть, она не может.
Сейчас я уйду, но это не значит, что я сдаюсь. Как она сказала? Пора взрослеть?
57.
Максим
Три недели спустя…
Я много думал последнее время. Слова Саши, как на зажёванной пленке, прокручивались в моей голове.
Первые дни, после нашего расставания, я злился на нее. Ох, как меня накрывало, особенно вечерами. И если бы не хренова туча работы и дел, отвлекающие меня, я бы давно сорвался и помчался к ней, требуя свое. Я мог бы, как раньше надавить, взять грубостью и просто заставить любить себя, а потом меня осенило: что сделал для нее я? Что смог предложить? Я эгоистично только требовал, пользовался, просил, унижал, навешивая свои проблемы. Так на кой черт ей выбирать меня? Отношения подразумевают взаимность: берешь- отдавай вдвойне. Отношения — это про доверие, тотальное, безусловное, обоюдное. Отношения — это работа, усердная, кропотливая, порой изнуряющая, без четкого графика, но самая высокооплачиваемая. Пока я всего лишь стажер, но я готов работать днями и ночами, чтобы получить повышение. Я больше не собираюсь прятать голову в песок при очередном поджопнике жизни. Я буду зубами выгрызать свое место под солнцем, а лично мое находится рядом с ней. Она хотела видеть рядом с собой настоящего мужчину? Значит она его получит.
За три недели я основательно подготовился: теперь мне есть, что ей предложить.
Я снова стою у нее под дверью и сжимаю в руках цветы — букет крупных ромашек. Ромашки для Веснушки! Карманы брюк приятно оттягивают ключи от квартиры, которую я снял на первое время для нас. Просторная, уютная двушка в новом жилом комплексе.
Все строительные работы нашего с Юдиным будущего спортивного водного комплекса идут по плану. Стоит, наверное, сказать, что, когда я увольнялся от отца, я уже знал, чем буду заниматься. Но мне нужны были деньги, которых у меня, к сожалению, не было. Я корил себя всеми непотребными словами за то, что в свое время так опрометчиво и глупо просерал заработанные бабки. Ненависть застлала глаза, ум и мышление. И вместо того, что откладывать и скапливать, я тупо их пропивал и прогуливал.
У меня оставалась дорогая машина, но даже после ее продажи, я не выкручивался. Потому что часть ушла на оплату съемного жилья, а часть — на гнилую Приору.
Андрюха долго вчитывался в составленный мною бизнес-план, да так ни хера не понял. Из нас двоих, как бы только я закончил экономический, да и годы работы в бизнесе отца, прошли всё-таки не в пустую.
Мы нашли независимого юриста, который предельно ясно объяснил Юдину все тонкости и пункты проекта.
У друга были накопления, и этого хватило, чтобы нам стать компаньонами в долях 60 процентов моих вложений, 40-его.
В Уставе мы прописали каждый чертов момент, каждую ситуацию, которая может вызвать спор, недопонимания, размолвку. Я не собирался потерять в будущем близкого друга из-за сраного бабла. «В бизнесе нет места дружбе», — так вроде говорят. Я глубоко верю, что наша проверенная годами дружба с Андреем перечеркнет это убеждение.
Крупный водный комплекс станет домом для многих спортсменов. Два полноценных бассейна, с вышками для прыжков в воду, тренировочные, тренажерные залы, комнаты восстановления, отдыха, массажа, мед помощи. Но самое главное- я буду тренировать. Я возвращаюсь обратно, в большой профессиональный спорт! Спустя 7 долгих, мучительных лет…
Поднимаю руку, чтобы постучать, но замираю. Знаю, что они с Никиткой дома. Три недели я не упускал их из виду, по-прежнему сталкерил вечерами.
Я несся сюда окрыленный, полный уверенности в себе, а сейчас сдулся. Десятки «если» мигают проблесковым маячком: если я ей не нужен, если я не достоин, если не поверит, если ничего не чувствует, если…если…
Снова сажусь к стене, прижимая к колени к груди, даю себе немного времени.
Я слышу приближающиеся шаги и голоса, но меня они не пугают. Я просидел так две недели, меня здесь практически все знают.
— А вы, молодой человек, кто? — спрашивает приятный женский голос.
Надо мной возвышаются мужчина и женщина, которую я с легкостью узнаю. Видел на развешанных Сашкой фотографиях и на утро, после того, как одна мелкая вредная девчонка распылила на этаже перцовым баллончиком. Я сидел на лавочке напротив и видел, как Саша, Никитка и эта женщина выходили из подъезда. Это Ведьминские родители.
Встаю и отряхиваю зад. Теперь уже женщина и лысоватый мужчина смотрят на меня снизу вверх.
— Ваш будущий зять! — по крайней мере я надеюсь на это.
Черт, не так я планировал встречу со своими будущими родственниками, но раз уж так вышло, то придется ориентироваться на месте. Протягиваю опешившей Сашиной маме ромашки, под тихий смешок мужчины.
— Вот как! — женщина переводит хитрый взгляд на мужчину, а потом вновь обращается ко мне. — А что вы, будущий зять, на ступеньках сидите? Не пускают?
— Пока не пробовал, — пожимаю плечами и кошусь на злосчастную дверь.
Мужчина снова улыбается и нажимает звонок. Они с Сашей совершенно не похожи, а вот с матерью-практически одно лицо.
— Кто? — слышится детский голос Ника по ту сторону двери.
— Открывай, внучок, — ласково говорит мужчина.
Дверь распахивается и на пороге нас встречает счастливый Шумахер, расплывающийся в довольной улыбке. Но что-то в ней не так. Присматриваюсь и замечаю дырку между передними верхними зубами, вот те здрасте!
— Деда, баба! — орет голубоглазый, а потом замечает меня. — Мааакс! — срывается с места и запрыгивает словно обезьянка мне на руки.
Я стою с Никитосом на руках в подъезде, меня ведь никто пока не приглашал.
