Ещё секунду и прощаемся…
Я вдохнула поглубже, посмотрела в его глаза.
– Я рада была встрече, но… я так по тебе скучала, ненавижу тебя, – и с губ сорвался предательский всхлип.
– Я себя тоже ненавижу, – охотно подхватил Соболев. – Убил бы.
Я в раздрае, а он шутит! Я вообще не должна с ним разговаривать после всего. Я теперь другой человек, и жизнь у меня – совсем другая. Но где взять силы, чтобы оттолкнуть его?
– За эти три недели всё очень изменилось. Я теперь совсем другой человек. Совсем.
Я старалась говорить серьёзно и веско, но он всё равно посмеивался.
– Я готов любить все твои сущности.
– Ты… ты – бабник!
– Вовсе нет, просто до тебя я никого не любил.
Он сжал мою руку чуть крепче.
– О, гляжу, вы поладили.
Мы и не заметили, как рядом со столиком возник, словно ниоткуда, Киселёв. Я вздрогнула от неожиданности, потом метнула в него сердитый взор.
– Предатель!
– Но-но! Никого я не предавал, – Руслан плюхнулся рядом со мной на диванчик. – Я твой адрес ему не сказал? Не сказал. А насчёт всего остального – уговоров не было. И потом, могла бы ведь не пойти. Я же намекал… ну, про коктейль…
– Надо было намекать понятнее.
– Так он рядом стоял, – Руслан посмотрел на Соболева. – Пришёл ко мне и заявил, что не уйдёт, пока я не скажу, где ты. Вот я и придумал вариант. Не дуйся, Энжи, сама же говорила, как тебе его не хватает.
Я задохнулась. Что несёт этот дурак?!
Взглядом я дала Киселёву понять, что ему конец, потом осмелилась взглянуть на Соболева, чувствуя, как стыдливо пылает лицо. Но этот-то, конечно, весь светился.
– Ничего такого я не говорила.
Но Соболев на мои слова улыбнулся ещё шире.
52
Вадим вызвался проводить меня домой. Мои возражения он даже не слушал.
– Я уже понял, – усмехнулся он, – что твой адрес – страшная тайна. Могу поклясться на крови – ни одной живой душе её не выдам, даже под пытками.
И я уступила. Не потому, что я такая слабовольная, хотя воля моя сегодня и правда дала сбой. Но, главное, мне самой этого хотелось – побыть с ним ещё, а бороться со своими желаниями сложнее всего. Да и надо ли?
– На какой нам этаж? – спросил Соболев, когда мы вошли в кабину лифта.
– На девятый.
– Высоко забралась, – улыбнулся он, нажав кнопку с цифрой 9.
– Зато вид хороший.
– И никто над головой не топает и не двигает мебель ночами. Как у меня.
Лифт со скрежетом потащился вверх. Соболев скосил на меня глаза. Я же смотрела прямо перед собой, к нему не поворачивалась, но взгляд его не только видела боковым зрением, но и ощущала физически. Он обжигал, проникал под кожу, заставлял цепенеть от напряжения. Молчание ещё больше обостряло эти ощущения. Я не выдержала, посмотрела на него прямо.
– С некоторых пор, – заговорил он, – как зайду в лифт, так сразу тебя вспоминаю. Вот такой ассоциативный ряд сложился.
Я отвернулась, облизнула вмиг пересохшие губы. Я тоже об этом думаю, и сейчас думала.
Кабина дёрнулась и остановилась. Я выскочила из лифта на лестничную площадку, как из газовой камеры на воздух. Мне и правда рядом с ним, да ещё в замкнутом пространстве, становилось очень тяжело дышать.
Пока я возилась с замком – чёртовы пальцы стали вдруг неуклюжие и совсем не слушались, Соболев подошёл сзади, накрыл мою руку с ключом своей:
– Давай помогу, а то что-то ты нервничаешь.
Я хотела сказать, что прекрасно справлюсь и сама, но почему-то беспомощно опустила руку. Он без усилий открыл дверь и посторонился.
Я думала, Вадим войдет за мной, типа, на чай, ну а дальше – как оно обычно и бывает. И я бы, пожалуй, не возражала. Но он даже не попытался. Привалившись плечом к стене, он проследил, как я вошла в квартиру, а сам и с места не сдвинулся.
Я обернулась, недоумённо взглянула на него, хотела спросить: «Даже не войдёшь?», но не успела. Он сказал:
– Доброй ночи, Анжела.
Улыбнулся, оттолкнулся от стены и направился к лифту, оставив меня в полной растерянности.
Недоумение моё сменилось досадой, хотя я же сама противилась тому, чтобы он меня провожал. И вот на тебе – он ушёл, а я огорчилась.
Ну, конечно, огорчилась! Он ушёл и даже не поцеловал. Зачем тогда намёки делал в лифте?
Впрочем, разочарование это было поверхностным и сиюминутным, словно лёгкая рябь на водной глади, и сквозь него уже прорывалась толчками радость, от которой сладко замирало сердце и в которую я так боялась поверить.
Потом от него прилетела эсэмэска: «Сладких снов, Любимая». И меня захлестнуло…
Да к чёрту гордость! Я очень хочу быть Любимой!
Я пыталась читать «Хранительницу тайн», но полчаса топталась на одном и том же абзаце. Перечитывала по несколько раз строки и не улавливала смысл, а в голове билось: он меня любит. Любит! Я отложила книгу, зачем-то подошла к зеркалу и вглядывалась в собственное лицо так, будто сто лет себя не видела.
Он меня любит…
Думала, ни за что не усну ночью, но нет, поворочалась, конечно, повздыхала мечтательно, но довольно быстро и как-то незаметно уснула. А разбудил меня телефон. Звонил Киселёв.
Сначала вообще не хотела брать, но он ведь так просто не отвяжется. Да и выскажу заодно всё, что я о нём думаю.
– Балабол и предатель! – без прелюдий выпалила я.
– И тебя с добрым утром! – смеясь, отозвался Киселёв.
– Какого чёрта ты так вчера меня подвёл? А главное, зачем сболтнул, что мне там кого-то не хватает?
– Да ладно тебе, это ж правда. Я ж не кому-то там левому, а ему, чтоб он набрался уверенности и действовал ещё решительнее.
– Уверенности чтоб набрался? – усмехнулся я. – Поверь, уж кому-кому, а Соболеву этой уверенности в себе неотразимом хватает с лихвой.
– Ну-у-у, что-то я этого не заметил, когда он у меня торчал. Не, он, конечно, жуть какой настырный, но бедняга так переживал, что не нужен тебе, что у тебя другой.
– Вот и пусть бы переживал! – сказала я, но сама от этого «так переживал» еле удержала улыбку.
– Да пусть-пусть. Только скажи, как ночь любви прошла?
– Не было никакой ночи, он проводил и ушёл. Но вообще, это не твоё дело.
Но Киселёв считал, конечно, что это очень даже его дело, пристал как клещ: как? почему? сам ушёл или ты выгнала? а о чём договорились? как – ни о чём?
Замучил меня просто своими вопросами.
– Послушай, Руслан, мы не в том возрасте, когда людьми движут гормоны. Нам не нужна легкомысленная связь на два раза. Мы нацелены на серьёзные отношения и будем строить их без всякой спешки, чтобы постепенно узнавать друг друга, притираться, привыкать.
– А он об этом знает?
– Конечно! Он тоже так думает.
– С ума сойти. Этак вы до пенсии друг друга не потрогаете.
– Дурак ты! Нормальные люди, взрослые и ответственные, постепенно сближаются, а уж потом… Отношения – это же тебе не просто секс. Это совместный труд. Их строят вдвоём шаг за шагом, ступенька за ступенькой, идут рука об руку, а не то что раз – сел на лифт и ты на крыше. Лифтом, конечно, быстрее, но потом пойдут ссоры, недовольства…
Киселёв несколько секунд молчал, потом выдал:
– Энжи, это ты? Откуда ты только понабралась этой дури?
Я, конечно, и правда немного переигрывала, но зато он сразу от меня отвязался.
Но не успела я выбраться из кровати, как снова позвонили, теперь уже в дверь. Кто, чёрт возьми? На часах 9 утра! Суббота! Ладно Киселёв, он за временем просто никогда не следит и спать, скорее всего, даже ещё не ложился. Ну и потом он свой. Ну а приходить без приглашения в такое время к посторонним людям – это просто верх бестактности.
Я открыла дверь с самым сердитым видом, но это был Соболев. Ещё и с букетом.
– Ты ещё спишь? А я еле утра дождался, – просиял он.
Я растерянно сморгнула, пролепетала:
– Привет.
Выглядел он просто потрясающе – хоть сейчас на обложку глянца. А я-то! Спохватилась вдруг, что ещё не причесалась, не оделась толком и даже зубы не почистила. Прячась от его взгляда, я сбежала в ванную. А когда вышла, мало-мальски приведя себя в порядок, застала его у плиты. Пуловер он снял, остался в обычной белой футболке.
