— Вы будете хорошей мамой! Я мечтала о такой… И Володя, он же вас любит! Разница ничего не значит. Я вот тоже замуж выхожу. Несмотря на шрамы.
В ее глазах загорается любопытство:
— За того мальчика?
— Да. Приехала пригласить вас с Володей на скромный праздник. Ничего особенного — ЗАГС и посиделки с шашлыками на природе. Мы пока еще не заработали на пышное торжество.
За разговорами мы упаковываем остатки вещей, готовим еду в единственной уцелевшей кастрюле, плотно обедаем и до позднего вечера гоняем на веранде травяные чаи.
После душа отправляюсь в полюбившуюся мне комнату для гостей. На мое счастье, в ней осталась кровать — Ирина Петровна справедливо заметила, что эта рухлядь не переживет переезда.
Сушу волосы полотенцем, поправляю длинную футболку Паши, сажусь и утопаю в мягкой перине. Из джинсов, висящих на тронутой ржавчиной спинке, достаю телефон и отправляю Паше ворохи смайликов с пожеланием спокойной ночи.
Влезаю под одеяло и сквозь окно в потолке смотрю на квадрат темного неба с россыпями звезд.
Завтра меня подбросят до узловой станции, и я вернусь на электричке домой.
Нам с Пашей предстоит напряженная неделя — нужно выбрать кольца и платье, завершить ремонт, приступить к работе. А потом — жить и находить радости в привычной повседневности: гулять по паркам, пускать самолетики с крыши, пить черный кофе в уютной кофейне, разговаривать по душам. Любить друг друга до старости — в горе и в радости, и ничто не сможет разлучить нас.
Уставшие веки смыкаются, тело цепенеет, меня поглощает вязкий сумбурный сон.
Сказочная явь взрывается радугой в мутных струях фонтанов, пронзительными криками стрижей над крышами, урчанием моторов и гулом людских голосов.
Вокруг мой город, но он отличается цветом фасадов, старыми домиками на месте огромных новоделов, буйной растительностью вместо аккуратно подстриженных кустов. «С Новым 2003…» — поздравляет обрывок потухшей гирлянды, свисающей с проводов.
В этом городе непривычно много воздуха и света.
Не похожа на себя и я.
Разноцветные локоны развеваются на ветру, струятся по спине и плечам, подол легкого платья гладит колени — я бегу на здоровых сильных ногах, и чья-то теплая рука крепко сжимает мою руку. Сбитые костяшки, рельеф вен, белая футболка на широких плечах… Сорока. Он материален. Он жив, и я дотрагиваюсь до него!
Пьяный аромат цветов заполняет легкие, слезы катятся по щекам, невозможная любовь не вмещается в груди, вырываясь из нее визгом восторга.
Сорока оглядывается и подначивает:
— А быстрее слабо? — Он тянет меня за собой.
Захожусь звонким смехом, разгоняюсь и кричу:
— Мне ничего не слабо!!!
Кварталы сменяются пустырями, странно одетые хмурые люди расступаются перед нами, мелькают надписи и лозунги на бетонных заборах, под подошвами хрустит бутылочное стекло.
— Мое желание исполнилось: я без трости, и ты жив! Как такое возможно?!! — Я спотыкаюсь и едва не падаю, Сорока замедляется и отпускает мои пальцы.
— Нет в этом мире ничего невозможного! — Он переводит дыхание и, смерив меня загадочным взглядом, вдруг раскрывает объятия. — Ты такая красивая… Мы хотели обняться. Так давай!
Зажмуриваюсь и, задохнувшись от радости, бросаюсь в них. Но осознаю вдруг: наше время на исходе. Сейчас мы прощаемся навсегда.
— Пожалуйста, пойдем со мной. Я покажу тебе наш новый город. Там тебя ждут… — Я захлебываюсь рыданиями и дрожу; в прекрасное сновидение врываются крики петухов, разговоры Ирины Петровны и Володи, но я продолжаю исступленно умолять, уткнувшись в плечо Сороки: — Я прошу!
Между явью и сном он целует меня в макушку, отстраняется, прячет руки в карманы драных джинсов и долго смотрит мне в глаза.
— Нет, Влада. Дальше беги без меня. — Он сдувает с лица высветленную челку и широко и светло улыбается. — А я навсегда останусь там, где был счастливым.
* * *
Ушедшим слишком рано посвящается.
Конец.
февраль 2019 — май 2020.
