не оставлю вас одних. Я развелся, проблемы с бизнесом почти урегулировал. И теперь предстоит куда более важный этап в жизни. — Вова кладет руку на мой живот, слегка поглаживает его и улыбается: — Нужно будет поискать другие средства контрацепции, раз таблетки нас постоянно подводят…
Меня заполняет безграничное счастье и тепло.
— Я в полной мере не успел ощутить себя отцом одного ребенка, а ты скоро подаришь мне второго.
— Я… в положении?
Вова быстро кивает, а затем наклоняется и целует меня в плечо.
— Хотел сделать тебе сюрприз своим внезапным приездом, но ты меня превзошла.
Если утром мысль о беременности вызывала панику и страх, то сейчас не осталось ничего, кроме эйфории. Кажется, я опять могу лишиться чувств. Но уже от счастья.
— Теперь понятно, почему ты не могла вылезти из кровати все эти дни, — доносится радостный голос Алены.
Мы с Вовой отрываем взгляды друг от друга и поворачиваемся к двери. Алена не одна, рядом с ней Янис.
— Поздравляю! — восклицает подруга.
— Вот так и оставляй вас без присмотра, — подключается Багдасаров. — Чур, ребенка моим именем назовете. Как-никак я имею привилегии: партнер по бизнесу, лучший друг и все дела. Да?
— Ну уж нет, — ухмыляется Вова. — Эрик назвал дочь в твою честь. Хватит с тебя привилегий от брата.
— Зря. Огонь же девчонка получилась. — Ян громко смеется. — Жалко вам, что ли?
— Ну все. Не доставай их. — Алена тычет мужа локтем в бок. — Пошли. Я лишь хотела удостовериться, что Ласка проснулась и у нее все хорошо. Все же хорошо, правда? — Она вглядывается в меня.
— Значительно лучше, чем было утром, — улыбаюсь я, испытывая капельку стыда за пессимистичные мысли, которые брали надо мной верх в последние дни.
Янис и Алена выходят из палаты. Я принимаю удобное положение. Голова все еще кружится и безумно хочется к сыну, но прежде тянусь к Вове. Он устраивается рядом, словно маленькую девочку, сажает меня к себе на колени и, обняв, гладит по спине.
Каждая клетка приходит в трепет от того, как Третьяков смотрит на меня в это мгновение. Я опускаю голову ему на грудь, ощущая сильные удары его сердца. Вове и говорить ничего на надо. Я все чувствую. И безумно рада, что он прилетел к нам. Теперь мы всегда будем вместе.
— Как самочувствие твоего отца? — спрашиваю я, наблюдая за Вовой, который готовит для нас пасту.
— Получше. Идет на поправку. Он много времени провел в стенах больницы.
— А ваши отношения?..
Вова качает головой, и становится понятно, что это все еще запретная тема.
— Ну хорошо-хорошо. — Поднимаю руки вверх.
Да, я с детства мечтала о большой семье, но что поделать, если мои попытки сблизиться с родителями Вовы не приносят плодов. Как-нибудь переживу.
— Мать к нам приедет, как отца выпишут домой, — помолчав, огорошивает меня Третьяков.
— О! Это хорошая новость, — отзываюсь с энтузиазмом и закидываю в рот оливку. — Можешь не переживать, я оставлю все свои обиды и прочее в прошлом. Меня не обязательно любить, но хочется, чтобы у моего сына были бабушка и дедушка. Ты вон какой замечательный. Нет, безусловно, что-то в тебе заложено от природы, что-то ты сам развил… — показываю пальцем на бицепсы Третьякова, — но рядом с тобой всегда были мама и папа. Мои, к примеру, научили защищаться и быть самостоятельной, а ты вырос очень уверенным в себе и самодостаточным. Думаю, это заслуга твоих родителей.
Вова задерживает на мне посерьезневший взгляд. О моем отце мы говорим так же редко, как и об Александре Вениаминовиче.
— Ты сегодня какая-то слишком болтливая… — задумчиво произносит Третьяков. — Если бы не знал, что у тебя аллергия на алкоголь и ты беременна, решил бы, что вы с Аленой выпили, когда встречались в кафе.
— Хм… Никогда не думала, что меня посетят такие мысли, но бокал вина под пасту, которую ты сейчас сделаешь, был бы очень кстати. А хочешь, испеку что-нибудь сладкое? — предлагаю я.
— С шоколадом? — ерничает он.
Встаю из-за стола и заглядываю в холодильник.
— Нечестно, да? Тебе нельзя шоколад, а мне вино. Но вместе мы можем друг друга дополнять.
— Как? Я буду пить за двоих, а ты — запихивать в себя сладкое?
— Да, — смеюсь. — Хорошее предложение.
— Ну тогда испеки, — соглашается Володя и наливает себе в бокал немного вина. — Только не очень сладкое. А то с твоим ночным «Пойдем перекусим» я скоро превращусь в такого же кругляша. — Он ласково смотрит на мой небольшой пока живот.
Подхожу к Володе сзади и обнимаю его со спины, заодно пытаясь определить, что за секретный ингредиент он кладет в свое фирменное блюдо. Таких вкусных спагетти я еще никогда не пробовала.
— Хитришь? — догадывается Третьяков. — Все равно не узнаешь, как я их готовлю. Это строжайший секрет.
Мы бы и дальше продолжили заигрывать друг с другом, а потом, возможно, пришлось бы заново готовить пасту, но Вовин телефон на столе подает признаки жизни.
Третьякову звонит бывшая жена. В том, что бывшая, я даже не сомневаюсь: документы о разводе видела на рабочем столе.
— Извини, я отвечу, — говорит Вова, и его лицо тут же становится сосредоточенным. — Пригляди за соусом. Я быстро.
— Хорошо, — киваю я и закусываю губу, глядя, как Третьяков, взяв телефон, выходит из кухни.
Слышно, что он обсуждает свои дела.
Очень задевает, что они общаются, потому что мы с Полиной любим одного и того же мужчину. Хотя я благодарна бывшей Вовы, что она не стала усугублять и без того сложную ситуацию. Приняла позицию Третьякова и старается ему всячески помочь.
Насколько мне известно, Прохоров-старший грозился лишить отца Володи всего, что у них есть, и сделать банкротами, но связей для этого оказалось недостаточно. Какой-то Тагаев пришел Вове на выручку, плюс отец прекратил его прессовать. Думаю, основная причина, по которой Александр Вениаминович пошел на уступки и встал на сторону сына, — это отсутствие здоровья. Может, находясь в шаге от смерти человек пересматривает какие-то свои ценности?
Вова возвращается через десять минут в приподнятом настроении. Берет ложку из моих рук и показывает взглядом, чтобы отошла от плиты.
Наверное, это гормоны. Иначе как объяснить, что я жутко ревную Вову и не представляю, как бороться с этим чувством. Зато теперь понимаю Алену, которая бесится каждый раз, когда у Яна появляется новая помощница. Иной раз кажется, что Багдасаров специально выводит цветочек на эмоции.
— Все нормально? — интересуюсь, попытавшись придать голосу и виду безразличия.
— Более чем, — отзывается Вова. — Кто бы мог подумать? Жизнь сложилась
