Мы так сильно хотели сына. Он мечтал о нем с самого начала. А я все испортила. Все сломала. Оказалась непригодна. Не смогла сделать для него самого простого — подарить наследника. Подарить своему мужу сына. Ну разве это сложно? Родить сына... Мне казалось, что это наверняка. Я даже перестала спрашивать у врача о поле на последующих осмотрах. Не хотела давить на болезненные точки.
Хотелось верить, что Марат с этим смирится. И даст мне шанс исправиться. Позволит мне родить еще раз. И тогда, я уверена, будет все именно так, как он хотел. Будет точно сын. Как и должно быть в красивых историях вроде нашей.
И все равно... Какой бы это ни казалось фантастикой, я продолжала верить, что пол неизвестен. Что УЗИ и правда не всегда показывает, кто там — парень или девчонка. Многое зависит от техники и компетенции специалиста. Да и сам ребенок может быть весьма активным и не иметь большого желания позировать перед экраном.
Мне хотелось верить, что когда наступит этот день, когда у меня начнутся схватки и отойдут уже воды... я услышу от акушерки заветное слово: "мальчик". Она скажет, что родился мальчик. И Марат улыбнется. Он обрадуется до небес. И будет любить нас еще больше, чем сейчас. Когда все еще туманно.
Но когда тот день настал и мы оба оказались в родильной палате.
Все случилось совершенно не так. Предугадать такое я не могла.
***
(День рождения ребенка)
— Дышите глубоко и ровно, — повторял мне женский голос.
А я почти не чувствовала тела. Оно было словно не моим.
Боли не было. Скорее шок. От осознания того, что это скоро произойдет — я рожу. И схватки. Они не прекращались.
— Я пытаюсь, — приходилось мне оправдываться. Но нормально дышать едва получалось. Вдохи были короткими и рваными. Воздуха не хватало не то что для потуг, а даже для того, чтобы остаться при сознании. И понимать, что происходит вокруг.
— Вам надо тужиться! Тужьтесь!
— Я пытаюсь! Пытаюсь!
Ужасно болела спина. Поясницу так страшно ломило, что хотелось отрастить еще одну руку — просто чтобы массировать спину и немного облегчить симптомы.
— Давай я помассирую, — предложил Марат.
И мое тело благодарно отзывалось на массаж. Может, со стороны это казалось малозначимой деталью, но он мне серьезно помогал. Мой муж был силен не только физически, но и морально. Поэтому когда дело дошло до родов, он без сомнений решил присутствовать. И теперь, когда счет уже шел на минуты, одна его рука массировала поясницу, а вторая — держала меня за ладонь.
Я держалась за эту руку, как за спасательный круг. Тогда мне казалось, что стоит разжать пальцы — стоит ее отпустить... И я исчезну. Просто не выдержу. Не доживу до момента, когда Даня закричит в свой первый раз. Я так хотела это сделать. Так мечтала родить ему сына, хоть и незрячая. Но разве можно запретить себе стремиться быть мамой, стать матерью? Пусть я и не вижу ребенка, как видят его остальные роженицы.
Но я вижу его сердцем. Вижу его во снах. И его видит сам Марат — а это главное.
— Давай-давай-давай! — кричала акушерка. — Еще совсем немного, самую малость! ТУЖЬСЯ! ТУЖЬСЯ!
— Тужься, Лана, — повторял за ней Марат, пока я сжимала его руку, словно пыталась ее расколоть подобно ореху. Было так трудно, так тяжело... Но эта рука — она будто давала мне силы. Он будто делился со мною энергией. Забирал всю боль и страх, наделял мое тело невиданной выдержкой и стойкостью. — Малыш, давай! Ты сможешь! Еще немного! Ну же!
Я стиснула зубы и напряглась в последний раз. Финальный раз.
И все получилось.
Я родила. Я родила ребенка. Родила дитя. Подарила наследника. Теперь он отец. Марат стал отцом, как я и хотела. Как и мечтала все эти девять месяцев, что вынашивала жизнь у себя под сердцем.
— Девочка! — донеслось до меня из темноты. — У вас родилась девочка! Поздравляю!
Девочка.
Это была девчонка.
Я откинула голову на койку и хотела плакать. Мне хотелось просить у него прощения. Ведь он знал это. Знал наверняка. Знал уже давно, только не хотел меня расстраивать. Марат делал вид, будто не видел этого. А на самом деле принял правду как была — что это не сын. Не Даниил. Его нет. И никогда не существовало.
— Прости меня, — говорила я ему под плач ребенка. — Прости, пожалуйста. Я так хотела сделать тебя счастливым...
— Не волнуйся, малыш. — Он склонился надо мной и поцеловал меня в ужасный потный лоб. С прилипшими к нему волосами. Как настоящий любящий мужчина. А потом сказал слова, которых я никогда не забуду: — Я люблю вас всех одинаково. Теперь у нас в доме будет три девчонки.
— А-хах... — смеялась я сквозь слезы. — Ты и Марлу всчитал?
Но тогда акушерка сказала:
— Тужьтесь дальше! Тужьтесь еще... у вас вторая девочка! Двойня!
Эпилог
Марат
Лана не знала, что происходит. Она поняла, что случилось, только когда ей на грудь положили ребенка. Нашу первую девочку.
Крохотную, розовую куклу. Она не была похожа на человека — скорее на кусочек чуда, о котором я мог только мечтать. Решение присутствовать на родах было правильным. Я не прогадал, когда решил ей помочь. Лана обнимала малышку и пыталась описать себе ее лицо кончиками пальцев. А я уже знал, как они выглядят. Причем обе.
У меня не груди дрожала точно такая же девчонка. Они близняшки. Это наследственность. Им просто было, в кого пойти. И они это сделали. Хоть никто из нас не думал, не гадал. Не представлял такого. А следовало бы.
Девчонки) У меня родились сразу две девчонки...
Да, мы хотели сына.
Вернее, это я хотел сына. Красивая история, практически классика на все времена. Брутальный мужик оплодотворяет женщину, чтобы та ему подарила наследника. Непременно сына. Чтобы он... И вот тут хороший вопрос, который я задал себе впервые на том скрининге. Когда увидел на экране два плода.
Я тогда подумал: а что если обе — девочки?
Что тогда? Неужели я от них откажусь? Я ее брошу? Оставлю свою жену и уйду на поиски той, что родит мне сына? Именно сына?
Но какой в этом смысл? Зачем мне был именно сын? Что я собирался с ним делать, с этим мальчиком — он ведь всего лишь ребенок. Обычный ребенок, которому нужно обычное детство. Не война, не умение стрелять и бить других в лицо огрубевшим кулаком. Ему нужна лишь семья. Нормальная, добрая, теплая. И полная.
А я своего отца до армии почти не видел. Он появлялся только раз в году — когда почитали память воинов-афганцев. Его привозил армейский водитель. Камуфляжный джип подъезжал к самим ступенькам школы. И он приходил ко мне в класс, чтобы рассказать моим знакомым о войне. О том, как это важно. Как вся наша жизнь — это война. И если ты не боец, то ты никто.
И потом он уезжал. А все мои сверстники завидовали мне. Мол, какой у тебя батя крутой, как же тебе повезло. Он настоящий герой. Учительница говорила, что я вырасту и буду таким же. Буду как мой папа — спасать родину, пока все спят и дурачатся. Ей казалось, что она делает добро. Что она наставляет меня на правильный путь. А в итоге... в итоге я пришел туда, откуда начинал.
Я снова был тем парнем, который боялся. Который не был в себе уверен, ведь не знал — справится он или нет. Сможет ли дать тем, кто на него надеется, все, что от него зависит.
Но когда я получил отчет из клиники и там было указано, что пол обоих детей с вероятностью девяносто пять процентов — женский... Я просто решил, что это нормально. Бояться — это нормально. Не быть уверенным на все сто — тоже нормально. Даже если ожидал чего-то другого. Я понимал, что не умею ладить с девочками. Я никогда себя не представлял тем отцом, которому вплетают в бороду ленточки, рисуют фломастером тени на глазах и красят ногти лаком, украденным у мамы.
И все же. Когда я это представил, то улыбнулся. Мне хотелось это попробовать. Хоть все эти фантазии и не вязались с моим имиджем, образом сильного солдата. Который никого не щадит. Но если я терплю собаку... то я вытерплю все. Даже лак на ногтях. Если придется.
