– Ого! Я и не думала, что Ива может так соблазнять… – выдала Медина. – В тихом омуте, как говорится. Прям классика.
– Ива, если захочет, любому вскружит голову. Просто до сих пор она никого не хотела, – жёстко ответила ей Луна.
Мэтт почувствовала вкус крови во рту. Он не заметил, как прикусил зубами щеку. Теперь ему приходилось глотать кровь, потому что, во-первых, сплевывать её было некуда, а во-вторых, в машине было слишком много свидетелей.
Будь это кто-нибудь другой, да кто угодно – София или любая другая из его бывших, он бы даже не напрягся, просто игнорировал бы подобные провокации, поскольку знал бы наверняка: их единственная цель – только привлечь его внимание.
Но Ива никогда не играла в игры. Не важно, неслась ли она на всех парах или ползла на четвереньках, Ива всегда двигалась к своей цели по прямой.
Если она смотрела в сторону Амира, это означало только одно: он ей нравится, и она выбирает его, а не Мэтта. Девушки, конечно, не всегда выбирали Мэтта – такое ему было знакомо, хоть и случалось редко, но вот что оказалось для него совершенно новым, невиданным и никогда прежде не испытанным – это степень боли, с которой его теперь скрутило.
От постоянного желания прикоснуться к Иве его едва ли не трясло, а от невозможности это сделать было больно физически. Когда же он видел, с каким интересом Ива смотрит на Амира, совершенно искренне не замечая его самого, ему казалось, страшная рана в его груди не только снова отрылась, но и расползалась вширь, захватывая всё новые и новые территории, поглощая его органы, сжигая его кожу и мышцы.
Мэтт словно был глубоко и неизлечимо болен. Физически и ментально.
Вся женская составляющая его пассажиров высыпала на усеянное голубыми цветами поле, посчитав Ивину идею здесь фотографироваться едва ли не гениальной.
Мэтт же, хорошенько сплюнув мерзкую от вкуса крови слюну, направился к Амиру, заставил его передать обязанности фотографа Луне и отвёл в сторону.
– Какого чёрта? – прошипел он.
– Мэтт, она человек и имеет право выбора.
– Мы оба знаем, кого она выберет. И не потому что ты лучше, или нравишься ей больше, или её больше к тебе влечёт. Она выберет тебя потому, что я вёл себя, как урод.
– Может, в таком случае, и не нужно ничего начинать? Я имею ввиду, тебе с ней. Разве мало женщин вокруг? Сойдись с кем-то, с кем не вёл себя, как урод.
– Я люблю её.
– Мэтт, мне она тоже нравится.
– Мне она не «нравится». Я люблю её! Люблю!
– От «нравится» до «люблю», Мэтт, один шаг. Только сделать его нужно вовремя и в правильном направлении. Дай мне неделю, и я буду «по уши».
– Не дам.
А ведь Мэтт заметил ещё тогда, семь лет назад, что Ива понравилась Амиру. Он не был близко знаком с дальним родственником Медины, но среди его приятелей было достаточно восточных мужчин, чтобы понимать: если бы Амир выяснил – да не важно каким способом, хоть так же «случайно», как организовала ему мать – что Ива невинна, вот уже семь лет, как Ива и Амир были бы женаты, и у плодовитой Ивы наверняка к этому времени родилась бы куча детей. И Мэтт знал наверняка: они были бы счастливы. Амир никогда не взял бы другую жену. Всё было бы именно так, поскольку то, что когда-то было для Мэтта недостатком, для восточного мужчины является чуть ли не главным достоинством женщины – чистота. Они ценят её, а не модельную худобу, и такая женщина нужна была бы Амиру не на одну ночь, а на всю жизнь – дарить жизнь его детям и любовь ему самому.
Эта мысль пришла Мэтту в голову не впервые. Она промелькнула за секунду до того, как он попросил Амира, имени которого ещё даже не знал, ударить его. А теперь он чувствовал себя гадко и был совершенно дезориентирован. Ива была нужна ему так сильно, что он ни о чём другом думать не мог, но в то же время понимал: возможно, это он – третий.
Это было зверски, невыносимо, ни с чем не сравнимо больно. Так больно, что Мэтт вдруг почувствовал, что ему трудно дышать.
А Ива…
У Ивы не шло из головы признание Мэтта о том, что его «поставили перед фактом». Она не собиралась никого ставить перед фактом, она со всем разберётся сама, но ей нужна небольшая мужская помощь в том, с чем не в состоянии справиться медицинские методы. Нравственную дилемму «говорить-не говорить» она решит потом. И если в схватке с совестью победит «говорить», мужчина обязательно поймёт, что был её единственным шансом.
Ива уже давно научилась жить категориями. В её голове всё было как в бухгалтерии или как в аптеке: строго разложено по ящичкам, папочкам, полочкам. Амира она положила в ящичек «зачать ребёнка».
А Мэтт покоился не в ящичке, его отправили в мусорную корзину. Это была такая корзина, которую давно уже нужно вынести на помойку, но всё никак руки не дойдут.
Глава 24. Змея
– А-а-а! – истошный вопль внезапно пронзил деревенский воздух и покатился эхом по холмам и скалистым выступам над побережьем.
– Что ещё… за чёрт! – недовольно выругался Амир.
Мэтт лихорадочно искал глазами Иву: она и Бен со всех ног неслись к Медине, согнувшейся в странной позе над своей ногой.
Завидев их, Медина вытянула руку и прокричала не менее истошно, чем прежде:
– Осторожно! Змея! Тут Змея! Змея-а-а!
Мэтт сорвался с места. В его воображении анаконда, не меньше, уже впивала свои ядовитые зубы (пусть они и не ядовитые вовсе) в Ивину хрупкую лодыжку. Сердце у него не билось, а словно бы ухало с высоты.
Однако Ива была не только целой и невредимой, но и уже осматривала ранение всхлипывающей скорее от страха, нежели от боли, Медины. На ноге той виднелись четыре крохотные красные точки.
– Делай глубокие вдохи и старайся успокоиться. Скорее всего, это неядовитая змея, но на всякий случай нужно отсосать яд. Хочешь, чтобы я это сделала прямо сейчас?
Медина утвердительно закивала, не забывая глубоко дышать, как учила её Ива.
Едва только Ива присела на корточки, Мэтт резко оттолкнул её в сторону. Отсосать яд? Ерунда, он с этим легко справится.
– Это можно делать только если во рту нет никаких ран! – предупредила Ива.
Бен, в свою очередь, попытался оттолкнуть Мэтта со словами:
– Медина – моя жена, Мэтт!
Но Мэтта было проще убить, чем сдвинуть с места. У него мелькнула мысль, что, если змея ядовита и ему будет суждено умереть от яда – это даже к лучшему.
– У тебя трое детей, а у меня никого, – привёл он неоспоримый и самый тяжеловесный довод.
– Сейчас нет, а потом будут…
Последнюю фразу произнесла Ива, но её никто не услышал. А если и услышал, то сделал вид, что не услышал.
Покончив с процедурой отсасывания яда, Мэтт схватил Медину на руки и энергично зашагал в сторону парковки.
Вслед ему понеслись окрики:
– Мэтт, дай я! Это моя жена!
– Мэтт, ты же после аварии!
– Мэтт, я могу ходить! Отпусти! Так будет быстрее! – верещала сама Медина.
Ива на это заметила:
– Яд, если он опасный, разойдётся быстрее по телу, подверженному физическим нагрузкам…
Но её особо никто не слушал.
– Жаль, что змея укусила не меня… – задумчиво сокрушался кто-то рядом.
Ива не поверила своим ушам, повернулась и обнаружила, что рядом с ней так же неспешно, как и она сама, шагает София.
– Ты серьёзно? – спросила она.
Из всей компании София и Ива шли к парковке последними – все давно убежали вперёд. София словно только теперь поняла, кто именно оказался случайным свидетелем её слов – нервно поджала губы и ускорила шаг.
– Очень зря, – крикнула ей вдогонку Ива. – Во-первых, ни один мужчина не стоит твоего здоровья, уж поверь мне на слово, а во-вторых, неизвестно ещё чем всё это закончится: яд ведь может быть и смертельным.
– Как это смертельным? – Софи остановилась, как вкопанная, и уставилась на Иву.
– А так. Мы ведь не видели, что это была за змея. Укус некоторых из них летален.
Софи вскрикнула, лицо её перекосилось, она прижала к нему руки и закричала:
