когда пытаюсь их перевернуть. Еще и в душу харкают, обжигая пальцы.
Я не усложняю свою и так сложную жизнь, а уменьшаю размер блинов до гномьих лепешек и лопаткой переворачиваю их.
— А дяде Максиму повезло, — немножко завистливо вздыхает Ваня, подкравшись в кухню. — Он уехал на работу до твоего завтрака…
— Вот еще!
Оглянувшись, замечаю, что и Дима подошел.
Я бы тоже собралась и улетела по делам, нашла бы себе работу. Обязательно будь у меня такое желание. Я очень удивляюсь своим новым пристрастиям.
Тесто в миске заканчивается.
Дети едят второй раз, но первый у Золотова был вкуснее.
Наступает слегка гармоничный момент, намекающий мне, что пора поведать об отцовстве.
— Милые мои, — ласково прошу, — давайте сядем на диван. Мне нужно вам кое-что сказать.
Приглашаю детей обратно в гостиную.
Усаживаю их на диван, а сама становлюсь напротив.
Очень трудно начинать, решаю приукрасить разговор.
Дети передо мной все-таки…
— Однажды чуть ли не в прошлом веке поступили в древнерусский институт две боярыни Забава и Марья. У них была подруга Ни…нель. Нинель была из крестьянской семьи, зато умная! Вот поэтому и поступила в институт на первый курс. Неделя прошла отлично, пока в жизни этих девушек не появился Князь. Князь оказался настолько красивым и мужественным, что в него был смысл влюбиться. Когда он заходил в аудиторию, даже цветок на подоконнике приосанивался. Князь был богат, но не избалован и всегда умел брать ответственность. Он проявлял щедрость, был внимательным и обладал большой долей очарования. Блистательная харизма создавала вокруг Князя особую ауру, на которую, как на огонь слетались девушки. Все, кроме Нинель, потому что у Нинель сомоценности было меньше чем у воробья! Она в своем мозгу даже мысли не допускала, что может понравиться Князю. Только потому, что у нее было меньше денег и связей, чем у других боярынь. Возможно, наряды не брендовые. Чтобы успокоить душу, Нинель нашла себе беспроигрышный вариант — такого же крестьянина, как она сама. Ровню! Тем временем подружки из кожи вон лезли, лишь бы обратить внимание Князя на себя. Они не единственные боярыни, в институте их было предостаточно. И вот Забава решила перевоплотиться в некую стерву, наглую, бесстыжую яркую на внешность. Чтобы ее было слышно на том конце коридора. Губы красила в малиновый, юбки подрезала и пуговицы на рубашке расстегивала, как бы невзначай, но в тот момент, когда Князь проходил мимо. Но разнузданность не привлекла его. Насмотревшись на телодвижения Забавы, Марья бегала от буфета до Князя и все таскала ему булки и чай. Один раз умудрилась в контейнере салат крабовый в институт притащить! Но Князь тактично отказался. А Нинель ничего не делала, кроме выводов. Потому что чрезмерная вульгарность Забавы привлекала только легкомысленных шутов, а мамкины колыхания Марьи ни на что не способных Емель. Но Нинель по-прежнему считала себя недостойной, оттого и не было в ее жизни Князя, а только крестьянин. И вот случился великолепный праздник в общежитии института и…
— Мам, ну может, хватит? — Ваня недовольно морщит нос.
— Подожди ты! Я только разговорилась. Там еще будет Баба-Яга и Лёшик — леший.
Сын, вздохнув, соскальзывает с дивана и так поглядывает на меня с укоризной и особой серьезностью.
— А черной папки, на которую ты посматривала всю дорогу, пока мы ехали от дяди Артура, не будет?
Меня мгновенно бросает в жар, забываю как дышать.
— Будет…
— А мы ее уже читали и в интернете поискали, что не поняли.
Теряю дар речи.
Дима подходит к брату и в знак поддержки кладет ручонку на его плечо.
— Мы знаем, что в капусте нас нашел не папа, а дядя Максим. Теперь ясно, почему ты называла папу плохим огородником.
Я вся трясусь.
— И как вам эта новость?
— Максим Леонидович готовит нам вкусно, игрушки покупает и не орет. И ты больше не плачешь. Нормально.
Я даже завидую невозмутимости детей, ведь сама едва ли не умираю от волнения.
Ваня шагает ко мне близко и берет за руку.
— Мы все равно папу не очень любили. Он часто ругался и совсем не играл с нами, а дядя Максим играет. И на машине катает. И Павла нам разрешил.
С этими аргументами не поспоришь.
— А вы бы хотели, чтобы Максим стал вашим папой? По-настоящему, — осторожно приспрашиваюсь.
— Мы посовещаемся и скажем ответ вечером.
Золотов.
После работы заезжаю в ресторан и забираю заказ к ужину.
По пути к дому решаю позвонить брату и поделиться новостью насчет отцовства.
— Я догадывался, что так и будет, — говорит Демид, — но иметь родственницу Ниночку это как жить на пороховой бочке. Никогда не знаешь, что за фортель она выкинет завтра.
— Вот такая уж Ниночка, — смеюсь. — Теперь у меня на нее большие планы. Иск, чтобы оспорить решение суда я отозвал, не хочу позориться второй раз.
— Верно, — подхватывает мое настроение. — Ты же понимаешь Макс, что ваши отношения близятся к свадьбе? Дети все-таки уже в школу ходят. Да и бывший Алексей наверняка отсеется и ни на что претендовать не станет, ему сейчас не до этого.
От упоминания мужа Нины у меня невольно сжимается челюсть и напрягается кулак. Я уже вычеркнул его из нашей жизни и впускать не намерен.
— И что с ним?
— Знающие люди доложили, что его мать примчалась в полицию и забрала заявление о краже, а на следующий день вновь обивала порог участка. Блажила, что перстень у нее опять украли. Силой отнял страшный человек во всем черном и балаклаве на голове. Полицейские меж собой посмеялись выдумкам и все-таки приняли заявление. Вряд ли будут рьяно искать как в прошлый раз. Это вроде притчи о пастухе и волках. Не может же какой-то бандит отнять перстень?
— Конечно, нет. Чушь сумасбродной старухи.
Ух! Ветров…
Брат меняет тему.
— Я тебе даже немного завидую, Макс. У тебя сразу двое детей появилось. Сыновей. И Ниночка может родить тебе еще, если захочешь.
Как хорошо, что сейчас горит красный сигнал светофора, и я остановил машину. Потому что у меня потемнело в глазах.
— С ними очень сложно, Демид, поверь на слово, особенно когда не слушаются. Двое — это мой потолок, брат. Больше я не вывезу и не планирую. Мне еще подфартило, что период подгузников пропустил. Ниночку и детей я люблю, жизни без них не вижу, но все же…
Еще немного поболтав, замечаю аптечную вывеску и прощаюсь с Демидом.
Я не шутил, когда говорил о количестве детей, да
