важными. С моей-то удачливостью. Но благодаря тому, что я не расслабилась полностью, только хватаюсь за перила и остаюсь стоять.
Вот только «Оленька» замахивается. Я едва успеваю перехватывать ее за запястье. Ладонь «Оленьки» останавливается прямо у моего лица. Но у нее же есть вторая, которую мне тоже удается задержать.
— Ты с ума сошла, — шиплю я ей прямо в лицо.
— Отпусти, — она дергает руками. — Отпусти, я сказала!
Неизвестно откуда у меня берутся силы. Держу любовницу мужа так крепко, что у нее не получается вырваться. Она машет головой, кричит на меня, пытается ударить ногой, и надо сказать, что почти достигает цели, но промахивается. Ее туфля врезается в бетонную «кеглю», отчего «Оленка» начинает завывать. Иначе то, что вылетает из ее рта, сложно назвать. Она расслабляется, но я опасаюсь ее отпускать. Мало ли что взбредет в голову безбашенной потаскушке. Поэтому стою ровно и наблюдаю, как слезы катятся из ее глаз. Такими крупными каплями, что даже напоминают искренними, но почему-то я сомневаюсь.
Руки затекают, и как только «Оленька» чувствует слабину сразу же вырывается и с боевым кличем пытается бросится на меня, на этот раз всем телом. Я даже в сторону отступить не успеваю, как замечаю цепкие пальцы, пытающиеся ухватиться за мои волосы. Задерживаю дыхание, готовлюсь к боли и, возможно, не только из-за выдранных волос, но и падения на асфальт. Вряд ли у меня получится удержать нас обеих. Вот только ничего из этого не происходит.
На балкон врывается двое охранников и оттаскивают взбалмошную потаскушку от меня. Она кричит, вопит, брыкается. И все равно пытается дотянуться до меня. Но один из охранников крепко держит ее за талию. У мужчины силы явно больше, чем у меня. Поэтому он спокойно ждет, пока особа выдохнется, и стоит этому произойти, перебрасывает ее через перило. Я и не видела, что туда подошел еще один охранник.
Только он оказался не таким проворным. «Оленька» выскальзывает из его рук и несется, непонятно куда. Хотя убежать ей далеко не удается — слышится хруст ее каблука. Девушка подворачивает ногу и с очередным воем шлепается на задницу. Охранник подходит к ней, закидывает ее на плечо и куда-то уносит.
Мои брови поднимаются все выше и выше.
Рядом раздаются удаляющиеся шаги. Не обращаю на них внимания, наблюдая за скрывающееся за поворотом парочкой. Зато нецензурщина, слетающая с женских губ, слышится еще долго.
— Ева, можем поговорить? — вздрагиваю, когда слышу знакомый голос.
Если «Оленьку» я ждала и готовилась к встрече с ней, то его я не думала здесь увидеть. Медленно поворачиваю голову и смотрю на Славу.
— Не подходи ко мне, — жмусь в перила.
— Я ничего тебе не сделаю, — он показывает мне свои ладони. — Просто хочу поговорить.
Перевожу взгляд с его рук на лицо и обратно. Откуда-то перед глазами появляется картинки, как эти руки сжимаются на моей шее. Сердце начинает скакать вслед за мыслями, а я… я перестаю соображать. Разворачиваюсь, перебрасываю ноги через перила и спрыгиваю. Хорошо, что мы на первом этаже, поэтому чувствую только боль в ступнях, вместо какого-нибудь перелома.
Отхожу на пару шагов, бросаю взгляд через плечо и вижу, что Слава не двигается. Теперь, когда между нами появилась преграда, чувствую себя более уверенно.
— Зачем ты меня преследуешь? — я разворачиваюсь и понимаю, что зря.
Слава в миг перемахивает через перила и идет ко мне.
Тоже начинаю двигаться — спиной вперед, чтобы не упускать его с вида.
— Мне нужно только поговорить. Мне нужна эта работа. Я не хочу, чтобы между нами были недомолвки.
Нервный смешок вырывается из меня.
— Ты хоть сам слышишь, как дико это звучит? Ты не на меня работаешь, а на моего мужа, — мои каблуки негромко стучат по асфальту, но я надеюсь, привлекут внимание. Или лучше закричать?
— Это правда, — Слава не останавливается, его шрамы в тусклом свете кажутся еще более страшными. — Мы просто поговорим, правда.
Набираю в легкие как можно больше воздуха…
— Что здесь происходит? — еще один мужской голос, на этот раз незнакомый, заставляет меня протяжно выдохнуть.
А приближающиеся быстрые тяжелые шаги дают возможность немного расслабиться.
Слава останавливается. Я тоже. Охранник подходит к нам.
— Что происходит, я спрашиваю? — его голос грубый, я бы даже сказала ледяной.
— Гостье нужно помочь вернуться обратно на бал, — Слава бросает на меня обвиняющий взгляд, после чего переводит его на охранника. — Я могу сделать это сам.
— Я сделаю, — ответ четкий, напоминает военного.
В окне на втором этаже загорается свет и падает на нас. Поднимаю взгляд, но задерживаюсь, замечая шрам, выглядывающий из-под ворота рубашки охранника. Моментально вспоминаю его — туалет.
— Простите, но мне нужно отдать долг.
Чувствую давлению на шею.
Тьма накрывает, слышу звук какой-то возни, а в голове проносятся всего два слова: «Дима, ребенок».
Темнота… Она такая тягучая, вязкая, затягивающая. Зовет к себе. Нет, взывает. Просит остаться там, где спокойно. Не дает мне выбраться. Держит холодными пальцами мои руки и пытается пробраться под кожу, чтобы хотя бы так на меня повлиять. Но есть кое-что, что противостоит ей — боль. Она отдается в висках и разносится от головы по телу. Задевая каждую клеточку, высвобождает меня из объятий тьмы и тянет обратно к свету.
Открываю глаза и сразу же закрываю их. Веки тяжелые, не хотят подчиняться. Но я не сдаюсь, пробую снова и снова, пока взгляд не фокусируется. Первое, что вижу — белую, бездушную стену. Только через мгновение, когда замечаю лампочку, обернутую в стеклянный плафон, понимаю, что смотрю на потолок. Перевожу взгляд дальше и замечаю обои, немного выцветшие, но рисунок в виде тянущихся лиан все еще можно рассмотреть. Слежу за одной, пока не натыкаюсь на сервант — красно-коричневый, старинный. Такой раньше стоял в каждый квартире: на полках советские, обветшалые книги; за стеклом сервиз и хрустальные рюмки с бокалами; еще несколько отделений закрыты деревянными дверками.
Пытаюсь подняться, чувствую слабость и падаю обратно. Слышу скрип. Мгновением позже понимаю, что дело в диване, на котором я лежу. Делаю пару глубоких вздохов, собираю последние силы и быстро сажусь. Перед глазами темнеет, поэтому хорошо, что я сижу, просто откидываюсь на спинку дивана и жду, пока свет снова вернется ко мне. Это происходит постепенно, но, в итоге, я прихожу в норму. Замечаю солнце за окном, оно только восходит, придавая небу оранжевые оттенки. У меня в голове появляется вполне резонный вопрос: «Где я?». А за ним второй: «Что случилось?».
