Все эти годы мама избегала папину жену и их детей, но ни разу при мне и слова недоброго о них не сказала,.
Однако про Пину скажет мне после тет-а-тет:
«Ничего, вот досидишься ты с голодовками твоими — тоже такой будешь».
Давно мы, все-таки не виделись.
Симпатичная, стройная и не такая изможденная, как Пина, девица-Паула по первой держится несколько смущенно. Однако это не мешает ей в этом самом смущении передать не мне, а моей маме подложку с большим и невероятно вычурным тортом. Позднее я узнаю от абсолютно разнесчастного отца, что Паула прекрасно-пафосно печет и собирается бросать универ, чтобы всецело посвятить себя фудблогерству.
Но сейчас, в дверях меня «вырубает» даже не Паула, а высоченная, светловолосая девушка-дылда, сильно похожая на... меня. Только подороднее да и ростом меня повыше.
— He-e-e-ey, hatt du uns nen Schrecken eenjejagt! Хе-е-ей, как ты нас напугала! — восклицает по-берлински девушка — и норовит броситься мне на шею, и только возгласы Пины и мамы ее удерживают. Чисто по логике это, конечно, Лея (просто больше быть некому), но — да блин, как давно мы не виделись.
— Здоров, двойник, — смеюсь я. — Ты когда так вымахала?
По все той же логике ей не может быть больше тринадцати.
Да, с ее ростом Рикки ей как раз подошел бы. Да он ведь тоже тут как тут и видя их вместе, чувствуешь, что эти двое были созданы друг для друга.
— Хоть у тебя с ним поиграю! — смеется Лея.
Под конец вечера у нее действительно опухают и слезятся покрасневшие глаза, из носа течет — она уничтожает почти весь мой запас разовых носовых салфеток, а лицо покрывается красными пятнами. Несмотря на это, сестра весь вечер не отходит от собаки, успевая, правда, сообщить мне, что ходит на кикбоксинг, а через пару лет мечтает уехать по обмену школьниками на Бали или другой какой-нибудь уголок в юго-восточной Азии.
Паула поначалу больше занята просмотром комментов к своим кондитерским видеороликам. Затем она, несколько воодушивившись просмотрами, оттаивает и делится со мной своим ближайшим графиком кулинарных курсов, воркшопов и вебинаров, о которых рассказывает вполголоса, чтобы лишний раз не травмировать папу. Чай-кофе пьем с ее тортом. Вкусно, мощно — неоспоримо, но вот, кажется, отвыкла я от такого. Да и не «Катика».
В целом мы неплохо проводим время — впервые в таком составе. За столом, кое-как расставленном и накрытом в гостиной, один за другим рождаются тосты, толкаемые в мою честь папой, благо повод по его словам у нас сегодня не только мой день рожденья. Его женщины-жены — бывшая и актуальная — послушно поднимают бокалы, отпивают и даже тихонько беседуют друг с другом. Возможно, Пина рассказывает маме о своей работе фармацевта. Ума не приложу, о чем рассказывает ей мама, но когда приходит время убирать со стола, Пина даже немножко ей помогает.
Мама держится молодцом, как будто иначе и быть не могло. Вообще, как я уже сказала, чисто визуально Пина рядом с ней сильно проигрывает. И все же мне хочется обнять маму, покрепче прижать к себе и сказать ей, что только ради меня точно не нужно было всего этого устраивать.
Я давно мечтала о семейном празднике и коза я, конечно, неблагодарная и вечно недовольная — но чувствую теперь, что все это меня немного утомляет. Наверно, это нога все.
Но в конце концов моим семьям до такой степени удается отвлечь и развлечь меня, что я почти не вздрагиваю, когда в самый разгар «праздника» мне несколько раз кажется, что я слышу звонок в дверь. Кроме меня и, может быть, мамы, которая не вздрагивает, а только на пару секунд прерывает какой-то разговор, звонок этот не слышит никто. Дело в том, что после прихода Пины с девочками я его «прикрутила», справившись, что теперь мы же, мол, в полном составе?..
Я не подхожу к окну — глянуть, кто — а мало ли... И если... да черт его знает, как узнал...
Вечером все разъезжаются. Паула увозит мать и сестру в Веддинг, они с ее молодым человеком живут там же. Папа, Эрни и Дебс увозят Рикки, вернее, завозят его и Дебс домой. Рикки, кажется, думает, что его ведут гулять. Уверенный, что сейчас вернется, он радостно прыгает и на прощанье лижет мне руки.
Эрни всерьез предлагает на некоторое время оставить его у меня, чтобы мне было не так скучно.
— Только попробуйте! — возмущается мама. Она остается со мной дольше всех, но в конце концов уезжает тоже.
Оставшись одна, зачем-то проверяю «обеззвученный» телефон — а мне как раз звонят. Так значит, звонки в дверь — это еще не все. Он не просто хотел попасть ко мне на день рожденья...
Вижу, что Рик звонил мне весь этот день на сотку, продолжает звонить и сейчас. Черт его знает, зачемт.
Черт его знает, зачем звонит и на следующий день, за ними — еще... Явно не для того, чтобы обложить матом, мол, «назавтра» приперся забрать меня, а меня, козу, уже забрали. А ведь надоедливым может быть, оказывается... Решаю специально не блокировать его номер — пусть сам поймет и пусть отстанет сам.
Когда мне, наконец, приходит на телефон:
ты это серьезно
— вопрос его оставляю без ответа.
***
Серьезно или нет, но теперь, когда не отвлекаюсь на ежедневные разговоры с ним, мне легче сосредоточиться. В эти дни, когда по мере своих возможностей делаю дома уборку, я вновь много о чем думаю.
Во-первых: мы с ним — стреляные воробьи. Мы хорошо знаем друг друга и друг друга ни в чем не упрекаем. Возможно, это — своеобразное признание за другим его силы и его прав, а может, просто натура дурацкая. Волчья натура. Не клеится к ней любовь. Он волк, я волчица. Может, это он меня научил, а может, я еще до него такой стала. А когда он захотел нормальным стать, не догнала — ведь я же только что превратилась, а мне предлагалось — снова. Не совпало это с моими стремлениями, вернее, я не совпала. А он? Как из волков-любителей волчиц превращаются в нормальных? Таких, которые нормальных любят? Очевидно, ему как раз для этого и понадобилась такая, как я... Такая — посередине... Как переход такой. Что ж, думаю снова, на здоровье, Нина. Пользуйся.
Во-вторых, Нина влюбила его в себя через привычку. Через спокойный, нормальный быт и через запланированные, укрепленные отношения. В них не было бурь, которые были у нас с ним. Она внушила ему то сформировавшееся чувство к себе будто не совсем по его воле. Но это чувство проросло в нем и теперь с ним ничего не поделаешь. Ей, Нине, он достался таким, именно таким, о каком она говорила. Вернее, ей достались те его стороны, какие она в нем увидела. У него «разный» характер, подмечаю в который раз. Или не в характере дело, а это он показал ей ровно столько, сколько захотел показать. «Обыкновенный». Что-то я ничего обыкновенного с ним не видела, или, может быть, когда он мне это обыкновенное показывал, как раз отворачивалась, в сторону смотрела. А ей он не показал всего остального... По-моему, так и не показал. Даже то палево в карточном домике — не в счет. Узнай она его, такого, может, дала бы деру. А может, еще сильней запала бы, как... я?.. Кто ее знает... Да Бог с ней, не о ней сейчас речь.
В-третьих, он... тоже странный какой-то. «Хитровыебанный», как сказал бы сам...
Жили вместе — он недоволен был, чего-то ему не хватало. Разбежались — его бомбануло... прорвало... Поэтому мне кажется: стоит мне прибежать или приползти «невестой», как в том моем придурочном сне — что он сделает?.. Скорее всего, «отправит». Честно — так я и думаю. Почему?.. Ведь это очевидно. Он сам ответил на этот вопрос. У него есть уже невеста. И она хорошая. И он ее, кажется, любит. А я не для этого вообще и при чем тут я. Это все его стайное чувство к ней, вожака стаи, волка, который соплеменников своих не бросает. Необратимым образом Нина прочно укоренилась в этой стае и занимает в ней фактически первое место. Место его подруги, подруги вожака стаи.
Но я ведь сильная. Почему бы не задаться целью разорвать такую связь? Что удалось Нине, удастся мне гораздо быстрей. Но какая-то гордость, а может, глупость держит, требует не делать этого, побуждает наврать ему насчет дня выписки, не брать телефон, не отвечать на сообщения, не допускать новых встреч и говорит мне теперь: «Хочет вылезти из Нины — пусть сам, а ты не убивайся».
