class="p1">– Какого хрена? – шипит Истомина с заднего сидения, стараясь дотянуться до меня и дать затрещину.
– Хочешь попасть в аварию?
– Ты пуп земли? Я сказала, что не хочу тебя слушать. Что непонятного?
– А я хочу, и че делать будем? – огрызаюсь я, а сам чувствую, что я абсолютно неадекватный, потому что наличие злобной фурии на заднем сидении приводит меня в восторг. Почти щенячий.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не начать улыбаться.
Что-то мне подсказывает, что моя довольная рожа взбесит козу еще больше, а я и так не представляю, как заставить ее слушать. Не связывать же ее…
Хотя…
Нет, это было бы слишком. Хотя на фоне того, что я упер ее, может, и норм. Вписывается в диагноз.
Подтверждая мои подозрения, Олька заявляет:
– Я не стану слушать, – и тут же демонстрирует – затыкает уши и бубнит: – Бла-бала-бла….
Ебать. Детский сад.
– Что, Оль? Слабо выслушать? Я облажался и все, теперь у меня нет права голоса? Я не могу оправдаться, извиниться… Умереть мне теперь, что ли? У тебя тоже, знаешь ли, язык бы не отсох, если бы мне глаза на правду раскрыла, а не побежала причитать над Сашулей!
– Это так ты собирался извиняться? Наехав на меня? Красный, идиот, ты куда смотришь?
– На тебя смотрю. Ты тоже красная.
– На дорогу смотри.
– Ты успокоилась, мы можем поговорить?
– Бла-бла-бла.
Как же хочется ее задушить!
– Значит, пока покатаемся, пока тебя не отпустит, – поворачиваю на дорогу из города.
Коза сверлит меня в зеркало заднего вида своими синими дулами, каждым взмахом ресниц отсекая выстрел прямо в сердце.
Надулась. Ничего. Зато на глазах, и точно знаю, где она. И никуда не денется.
Через пятнадцать минут, когда становится невозможным игнорировать желтые-рыжие березы вдоль дороги, Истомина не выдерживает:
– Куда ты меня везешь?
И правда, куда мы катим?
Автоматом я свернул на Дубовый умет. Провидение меня ведет не иначе. Родители вчера улетели отдыхать. Так что, похоже, есть место, где нам никто не помешает.
– Чего молчишь? – нервничает звезда. – Куда?
– К конструктивному диалогу, – ухмыляюсь я.
Наверное, я до сих пор не могу поверить, что он это сделал.
Он меня увез. Против воли.
Так что мне мешает, сейчас достать телефон и написать отчиму про этот беспредел?
Почему до самого выезда из города я не открываю окно и не ору с просьбами о помощи?
Потому что я – идиотка.
Потому что рядом с ним сердце стучит живее, даже несмотря на то, что мне больно смотреть на Кира.
Он выглядит паршиво, и девчачья сущность шепчет: «А вдруг это из-за меня он страдал»? Верится с трудом, но ведь всю неделю он атаковал меня звонками. И я знаю, что искал меня в универе.
Только ведь характер у Дикаева – дрянь.
И все эти бестолковые телодвижения – это вовсе не от влюбленности, а потому что кому-то надо, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним. Он же сразу бесится, как только не по его выходит.
– Куда ты меня везешь?
– К конструктивному диалогу.
Что? Да он вообще знает, что это такое? Диалог!
Ему говоришь что-то, а он слышит только то, что хочет! Спору нет, удобная позиция, но меня она совершенно не устраивает.
По глазам зеленым вижу, что-то задумал.
Лучше спать пошел. Упырь упырем. Щеки впали, круги под глазами, щетина эта...
Так. Нечего его жалеть. Он меня не пожалел.
«Тебе ничего не мешало хоть раз поднять трубку». И тут же ёкает.
Мало времени прошло. Слишком мало.
Нужно не дать себе слабины, не позволить ему опять навешать мне лапши на уши.
Пока занимаюсь аутотренингом мы заворачиваем в поселок, я не успеваю посмотреть на табличку с названием, а мы пролетаем по центральной улице почти до самого конца.
– Где мы? – нервно сглатываю я. Дикаев – псих. Кто его знает, что он задумал.
– Дома, Оля. Мы у меня дома…
– Но… твоя квартира…
– А это чтобы нас никто не побеспокоил, – зловеще поясняет Кир.
Тоже мне серый волк! Я тут же взвиваюсь:
– И что? Даже Лину не позовем?
Заехав в ворота и пережидая, пока они закроются, Кирилл оборачивается ко мне:
– Ревнуешь?
– Вот еще! – вспыхиваю я. – Больно надо.
– Ревнуешь. Зря, между прочим. Линка теперь на глаза мне не покажется. Можешь, не переживать.
– Я не переживаю! – чеканю я. – Это твое дело, с кем видеться и ходить по гостям!
– Слушай, я взял ее по дурости, насолить отцу…
– Бла-бла-бла…
– Твою налево, Истомина! – рявкает Кир так, что я мгновенно затыкаюсь и таращусь на него испуганными глазами. Такого бешеного я его в последний раз видела в спортзале. – Линка – дура. Не будь такой же. Я сто раз пожалел, что стал ее пропускным билетом на вечер у Ахметовых.
– Мне сейчас должно стать легче? – ядовито спрашиваю я, не спеша верить в эту сказку.
С другой стороны, к чему бы ему врать, если наша с ним история закончена?
Дикаев с усталым вздохом закатывает глаза.
– Я знал, что будет нелегко.
– Мужайся, – елейно обещаю я, – проще не станет.
– Не успокоишься, пока всю кровь не выпьешь? – он достает ключи из замка зажигания. – Пошли.
– Я никуда не пойду.
– А я никуда не поеду. Будешь тут сидеть одна? Пошли, Оля. Не буди во мне зверя. Мне ничего не стоит еще потаскать тебя к верху копилкой.
Придурок!
Выхожу, зло хлопнув дверью, и иду туда, куда приглашающим жестом указывает Кирилл. Он идет сзади, словно готовится ловить, если я попытаюсь убежать.
Куда я побегу? Прохлопала момент, и теперь только до трассы пешком идти не меньше часа. Надо просто донести до Кира, что больше он играть в меня не сможет. Я больше не поддамся ни на жалобные взгляды, ни на попытки помочь.
Как назло, у Кира урчит в животе, пока он, звеня ключами, открывает дверь в дом.
Ничего. Большой мальчик.
Я ему в поварихи не нанималась.
– Прошу, – пропускает меня вперед, зажигая свет в просторном холле.
Я по примеру Дикаева не разуваюсь и не спешу раздеться или даже положить рюкзак, всем своим видом показывая, что эти игры
