меня. Что ее так удивляет? Катя же у нас бывала на вечеринках вместе с Сашей. Разве удивительно, что, приехав ко мне в дом, она встречает там меня?
Или это совесть мучает?
– Что же ты, Екатерина, как неродная? – низкий голос Марича, чье появление мы пропускаем, увлеченные битвой взглядов, взрывает тяжелую тишину.
– Александр Николаевич, я все привезла, – подобострастно смотрит Катя на своего бога.
Дрянь!
– Это отлично, – снисходительно хвалит Саша. – Отчет по задачам мне прислала?
– Да, конечно. Все уже на почте. Но новых заданий не поступило…
– Потому что ты уволена, Екатерина, – почти отеческим голосом отвечает Марич.
– Что? Но… Почему… – блеет, явно не ожидавшая такого звезда.
Видимо, Сати не позволили рассказать Кате, что их раскрыли.
– Во-первых, ты – дура, я не могу доверить идиотке ответственные вещи. Во-вторых, ты теперь уголовница, такое мне тоже ни к чему. А в-третьих… Катя, ты реально думала, что тебе ничего не будет за то, что ты выкинула? Отбросим в сторону этические и правовые моменты. Ты решила навредить моей женщине. Ты в своем уме?
– Я ничего не сделала, – лепечет Катя в ужасе.
Сдается мне, она впервые в жизни прочувствовала на себе гнев Марича. А он впечатляет. Даже мне не по себе.
И вроде бы он даже не хамит, если не брать в расчет слово «дура», но от его тона мороз бежит по коже, поднимая самый глубинный инстинкт – самосохранения.
– Катя, – веско роняет Саша. – Ты проработала со мной много лет. Я когда-то бросался голословными обвинениями?
Бывшая ассистентка ни жива, ни мертва. На белом, как мел, лице проступают и пропадают красные пятна. Мне видно, что у нее на лбу выступили капли пота. Кофр дрожит в трясущейся руке.
– Настя, ты зря приготовила лишнюю чашку, – обращает на меня внимание Саша. – Катенька вряд ли рискнет пить что-то из твоих рук теперь, когда она знает, что ты в курсе ее милых поступков.
– Это не ей. Это Никите…
– А, ну Никите, тогда ладно, – Марич, словно бы потеряв интерес к Кате, проходит к подоконнику, на котором я по вчерашнему образу сервировала завтрак.
Не выдержав неопределенности, Екатерина подает голос:
– Что… что со мной будет?
– С моей подачи? Или подачи закона? – равнодушно интересуется Саша, разглядывая тарелку с канапешками, созданными в приливе хорошего настроения еще до «неприятного визита».
Собственно, больше я ничего и не успела. В городе поедим после осмотра у врача.
– З...закона?
– А ты как думала? Я, честно говоря, понятия не имею, что тебе грозит. Я все больше по гражданскому кодексу, а тут уголовный. Я же лично не сделаю ничего, что ты не могла бы спрогнозировать. У тебя нет и больше не будет работы в серьезном бизнесе, думаю, квартиру тебе придется продать, потому что больше ты такую ипотеку не потянешь, а что накопила на интересных счетах в одной милой восточной стране… Так надо было налоги платить. Теперь родное государство в курсе, что эти денежки у тебя есть.
Потрясенная Катя осторожно перекидывает кофр через спинку стула.
– Мы же столько лет вместе… – смотрит умоляюще на Сашу.
– Не я сделал глупость, Екатерина. Борзов сейчас отвезет тебя к следователю, а мы с Настей позавтракаем и присоединимся.
– К следователю? За что?
– За соучастие в попытке покушения на жизнь.
– Но ведь это Сати… И Ольга… Я ни при чем!
– Ты меня утомляешь, Катя. Поглупела сильнее, чем я думал.
Марич отворачивается от нее и смотрит на меня вопросительно. Спохватившись я выставляю на поднос чашки. Борзов подхватывает самую большую и опустошает ее в два глотка, после чего уводит Екатерину, которая плетется на подгибающихся ногах.
– Мне ее не жалко, – вдруг говорю я. – Я ужасна?
– Нет, Настя. Ты просто взрослеешь, – Саша притягивает меня за пояс сарафана к себе. – Жизнь – дерьмо, но у тебя есть я.
После того, как Сашу осматривает врач, мне становится немного легче.
Я ни черта не понимаю в рентгеновском снимке, но дядька твердо говорит, что все обошлось. Ему, правда, не нравится, как выглядит шов на груди Марича, и он вкалывает ему что-то, строго предупреждая, что за руль самостоятельно Саше лучше не садиться.
Но это и несташно, мы сегодня, оказывается, не безлошадные, за нами приезжает другой водитель Саши. Тот, у которого вчера дочь рожала. Я опасливо принюхиваюсь, но вроде бы он вчера не отмечал пополнение в семействе.
По дороге к офису Макса я неожиданно для себя задаю Саше вопрос:
– Что случилось между тобой и отцом?
И тут же начинаю ерзать, потому что Саша не торопится отвечать.
Помолчав с минуту, он все-таки решает не уклоняться от объяснений.
– Что ты знаешь о своем дяде, Сергее Суворове?
– Папином брате? – удивляюсь я. – Почти ничего. Они поссорились с отцом и больше не поддерживают отношений. Я даже не знаю, где он. Смутные воспоминания о его образе весьма расплывчаты, я тогда была совсем маленькая. А в сознательном возрасте не припомню, чтобы мы встречались. А какое он отношение имеет к тебе?
– Сергей был близким другом моей приемной семьи. Он был крупным бизнесменом. С его подачи я смог встать на ноги. Крутой был мужик.
– Был? Почему?
– Потому что сейчас его на кладбище черви доедают.
Молчу, пораженная злостью в голосе Саши.
После небольшой паузы Марич продолжает:
– Они тогда кое-что не поделили. Сергей с Дмитрием. Не смогли договориться. Пару месяцев дым стоял столбом при каждой их встрече. Сергей все-таки продавил свою позицию, Дмитрий прижух на время. А потом произошел несчастный случай. По крайней мере, так установило следствие.
– Несчастный случай? – с неприятным предчувствием уточняю я. Не многовато-то ли несчастных случаев на одну отдельно взятую семью.
– Не поверишь, – зло хмыкает Саша. – Когда Сергей ночью вышел от любовницы, к которой в кои-то веки приехал без охраны, сел за руль и собрался завести тачку, в него въехала фура. В центре города, не на трассе. Магия. Тогда уже был запрет на перемещение фур через город.
– Ты уверен, что это точно не могло быть несчастным случаем, – спрашиваю я, хотя на самом деле хочу спросить, считает ли он это
