к этому моменту.
Моменту, когда я уйду отсюда и никогда не оглянусь назад.
Именно эта мысль закупорила клапаны в моем сердце, заблокировав попытку пронести по венам кислород. И причина, по которой я весь день не выходила из своей комнаты.
Мурри молча провел меня наверх по лестнице, направив к расположенной рядом комнате, затем, постучав в большие двери, открыл их и оставил меня одну.
Собравшись с духом, я расправила плечи и вошла внутрь.
Звук закрывшейся за мной двери эхом отдался в кончиках моих пальцев, когда я вдохнула запах риса и курицы со специями и позволила своим глазам привыкнуть к яркому пространству.
Тяжелые черные шторы прикрывали арочные окна и французские двери, выходившие на небольшой балкон. Они были завязаны атласными бантами, позволяя последним лучам дневного света проникать внутрь и отбрасывать на большую двуспальную кровать оранжевые и серые тени.
Отведя взгляд от чудовища, покрытого черно-серым постельным бельем, я пошла по коврам в восточном стиле в направлении Томаса, который сидел за маленьким обеденным столом и что-то писал в своей маленькой коричневой книжке.
Он закрыл ее, как только я оказалась рядом, затем встал, чтобы отодвинуть для меня стул.
— Привет, — сказала я, обретя дар речи, заняв свое место.
— Добрый вечер. Вина? — От его глубокого, пронизывающего голоса в сочетании с аппетитным ароматом еды, когда он поднял крышки с наших блюд, у меня чуть не потекли слюнки.
Я покачала головой, и он налил себе полбокала, мой же наполнил водой из хрустального графина.
Пар поднимался в воздух и тянулся к открытым дверям, откуда проникал летний ветерок, касаясь моих голых ног.
— Твоя комната прекрасна.
Он перестал возиться со столовыми приборами и сел.
— Спасибо.
Я не могла не спросить:
— Она принадлежалатвоим родителям?
— Верно, — безэмоционально ответил он.
— И тебя это не беспокоит. — Это не вопрос.
— Ни в малейшей степени. — Его взгляд встретился с моим через мгновение. — Голубка, это всего лишь комната.
— Конечно, — сказала я, опять забыв, как это часто случалось в последнее время, с кем я разговариваю.
Еда была слишком аппетитной, чтобы отказываться от нее, поэтому, когда Томас жестом предложил мне приступить к трапезе, я с радостью выполнила его просьбу.
После того, как я уничтожила половину своей тарелки, я перевела свой взгляд на дверь, лишь бы не смотреть на Томаса. Это было завораживающе — то, как двигались его челюсть и кадык, — но в каком-то смысле таких обыденных вещей между нами быть не должно.
— Я почти забыла, что сейчас лето. — Томас окинул взглядом мое платье, и я рассмеялась. — Ты знаешь, что я имею в виду.
Он взмахнул вилкой.
— Знаю. Хотя я никогда не говорил, что тебе нельзя выходить из дома. Или в период пребывания здесь.
Это было правдой.
Я съела еще один кусочек цыпленка, хотя уже наелась, чтобы избежать дальнейшего диалога.
— Мы так и не закончили наш раунд вопросов, — нарушил тишину Томас.
— Спрашивай, что хочешь, — сказала я, делая глоток воды.
— Нет. — Он отложил столовые приборы, взял свой бокал с вином, сделав глоток. — Я хочу, чтобы ты задавала мне вопросы. — Увидев мою приподнятую бровь, он взболтал алкоголь. — Мы оба знаем, что их у тебя много.
— Я уже спрашивала тебя о том, что хочу знать, и ты отказался мне ответить.
Томас скривил губы.
— Я бы не сказал, что отказался… — Когда я рассмеялась, он фыркнул: — Хорошо.
Я отодвинула свою тарелку, ожидая.
Том сделал еще глоток вина, а затем повторил за мной, съев бо́льшую часть своей еды.
— Впервые я убил человека, когда мне было семнадцать. Это был мой дядя.
Я попыталась сдержать свое шоковое состояние, но, судя по тому, как слегка приподнялись губы Томаса, мне это не удалось.
Он поставил свой бокал. Затем, встав из-за стола, размеренными шагами направился к кровати, потирая пальцем лоб.
— Мой отец навсегда покинул Италию после того, как встретил мою мать здесь, в колледже. Мой дядя Матиас являлся его сводным братом, сыном бастарда моего деда, но он был единственным, кто у него остался, когда ушел мой отец, поэтому пытался подготовить его к управлению семейным бизнесом.
Я впитывала его отсутствующее выражение. Происхождение Томаса объясняло загорелую кожу и точеные, божественные черты его лица.
— Мой дедушка был уже нездоров, чтобы прилететь сюда на похороны моих родителей, и умер вскоре после аварии. Итак, мой дядя Мэтт приехал устроить похороны и пробыл здесь несколько месяцев. Я почти ничего не помнил о нем в детстве, поскольку он редко бывал в Штатах. Те немногие воспоминания, которые у меня остались, были связаны с тем временем, когда я был маленьким, и мы гостили у семьи моего отца на Рождество. И в тех воспоминаниях он едва ли сказал мне два слова.
Напрягая все свое внимание, я наблюдала, как Томас большими шагами пересекал комнату.
— Мой дедушка умер, а бабушка была слишком стара, чтобы заботиться обо мне или путешествовать, поэтому меня оставили на попечение Матиаса. Но вместо того, чтобы опекать меня, он провел здесь все свое время, опустошая наши банковские счета, переводя половину состояния моего отца за границу и договариваясь о том, что будет на связи с моей школой на случай, если им понадобится регистрация, а потом он ушел.
Томас сухо усмехнулся, отчего его плечи слегка приподнялись.
— Он вернулся год спустя. Удивленный тем, что я все еще посещаю школу, а не в системе или мертв, он похлопал меня по плечу, как будто я заставил его гордиться мной. Но я знал, почему он вернулся, и хотя это уничтожило меня, я не смог остановить его.
Он застонал.
— Ярость, которую я чувствовал, закипала внутри, когда Матиас скармливал мне ложь за ложью о том, будто он здесь находится по работе — все это время он пил виски моего отца и курил его любимые сигары, те, которые я хранил взаперти в его кабинете, как будто отец никогда и не уходил… это стало слишком.
— Он взял больше денег.
Томас кивнул.
— И прежде чем снова ушел, бросив несколько тысяч к моим ногам, пробормотав о том, что выставит дом на продажу, когда вернется, я поклялся себе, что следующего раза не будет. Я взял эти чертовы купюры, собрал всю свою ярость и спустился в подвал. Там я нашел сейф, который спрятал мой отец, и положил деньги внутрь вместе с остальными имеющимся. Видишь ли, даже я не мог получить доступ к деньгам с банковского счета моего отца. Пока мне не исполнилось восемнадцать.
— Но… — Тогда бы ничего
