- Дети, не соритесь. Оставлю без сладкого, - всё так же флегматично пригрозил заботливый родитель, открывая банку с горошком. Пришлось сделать вид, что мы испугались, и продолжить кулинарный марафон. Хорошо хоть печь ничего не надо: сладкое папа всегда заказывал у одного очень хорошего повара-кондитера, и теперь нереальный по своей вкусности торт (мне ли не знать!) до поры до времени прятался в холодильнике. Была бы воля отца, он бы его засунул в сейф. Ну да, мы с братом сладкоежки. Только если Кешке всё равно, чем и в каких количествах объедаться, то я потом депресснячу по поводу не влезания в любимые джинсы. Приходится скрепя сердцем садиться на диету, вследствие чего некая Ксюша Родионова становится очень-очень злой.
Я печально вздохнула, понимая, что это Новый год не будет отличаться последствиями от предыдущего, и сунула в рот ломтик редиса. Будем жратеньки только правильные продукты, может тогда удастся избежать диеты?
Скривилась, выплюнула горькую отраву и поспешно заела ломтиком сладкого персика, за что получила укоризненный взгляд отца. Повинно склонила голову и продолжила нарезку редиски. Подлый Кеша к тому времени успел отогреться и куда-то свалил, оставив меня одну одинешеньку наедине с овощами. И чего удивляюсь? Как будто первый год.
Я довольно улыбнулась и с двойным усердием набросилась на отца с вопросом: а чтобы ещё покромсать?
Мне тут же подсунули тёрку и два огромных куска сыра...
Праздник в семье Родионовых начался в половину десятого, когда мы, наконец, закончили с готовкой, дружно переоделись в дурацкие костюмы (мне достался костюм белочки, Кеше - динозавра, а папа был дедом Морозом), заранее приготовленные заботливым отцом. Мы расселись прямо на полу вокруг невысокой живой ели, которую и принялись украшать. Не знаю, как Новый год проходит в других семьях, ну, а в нашей существуют старые добрые, проверенные временем традиции. И не дай Бог, кто-то попробует их нарушить! Лично загрызу! Не представляю, как бы я сейчас в одиночестве сидела в своей мрачной квартирке... Наверное, рыдала бы в подушку и проклинала Морозова. Интересно, а как он проводит свой праздник? Сидит на чердаке и курит?
Стало невыносимо больно внутри. У Тимофея нет семьи, он не знает как это - всем вместе готовить праздничный ужин, подшучивать над братом или отцом, наряжать ёлку... Папа и Кеша до сих пор подсаживают меня, и я, с мокрыми от слёз радости глазами, надеваю на верхушку дурманяще пахнущего хвоей дерева красную звёздочку. А Тимофей? У него есть только Максим, непонятно почему взявший на себя заботу о друге. Даже не сомневаюсь, что ледяное Чудовище не позволит себя жалеть и не будет тихо сидеть в уголке на чужом празднике.
Взяла телефон, нашла в справочнике номер Тимофея и нерешительно замерла, глядя на медленно гаснущую подсветку. Жаль, что сейчас так поздно, ведь можно было пригласить его к нам. Папе бы понравился этот язва. И Кешке было бы не так скучно. Ну, а я... А что я? Потерпела бы.
Стоит признаться, я немного скучаю по нашим перепалкам. И по его шоколадным глазам, утягивающим меня в холодную бездну... В саму Преисподнюю. Если бы Морозов был Дьяволом, Ад стал бы ледяным...
- Ксень, ты куда? Наступила пора подарков, - заговорчески потёр ладошки папашкин.
Я удивлённо сморгнула и поняла, что стою на лестнице, и нога уже занесена для того, чтобы наступить на следующую ступеньку.
- А-а-а... - не зная, что сказать, протянула я. Посмотрела на вопросительно вздёрнувшего брови брата, на чуть обиженно вытянувшееся лицо отца и тряхнула дурной головой. И с какой-то злостью отключила телефон, который положила на ступеньку, и, вернув улыбку на физиономию, спустилась к семье. Нет, слишком поздно для звонков - на часах без двадцати двенадцать.
Подарки так подарки. А потом наступит Новый год и пусть он будет лучше и счастливее предыдущего...
Начали как обычно с самого наглого в доме - с папы. Моему свитеру он радовался как родному: тут же снял с себя серую толстовку и надел его. К подарку Кеши папа отнёсся скептически-насторожено, при этом несколько раз уточнив, а не издевается ли сын?
Иннокентий Станиславович, скрестив ноги, с непроницаемо-серьёзным лицом сидел перед ёлкой и чесал пузо Шарку. Кеша всегда был серьёзен. Не знаю и не берусь предположить, где он нашёл эту прелесть, и во сколько она встала брату, но отец был в тихом восторге от подаренного ему набора оловянных солдатиков. Один из которых, как и полагается, одноног.
Похоже, у брата с папой, наконец, начали налаживаться отношения. Раньше Кеша был куда прозаичнее.
Потом настала очередь братца получать втык, то есть подарки. На мои перчатки он посмотрел так же недоверчиво, как отец на солдатиков, а потом едва не задушил в стальных объятиях. Оказывается, он с самого лета искал именно такие, ибо старые приобрели самый непотребный вид. В общем, брата я порадовала. После начались крики и смертоубийство.
Я поедала "Оливье" прямо из общей миски и с азартом следила за развитием событий. Помниться, говорила уже, что подарки - безделушки, а Кеша принимает их только ко дню рождения...
Короче, папа подарил брату машину. Ту самую, на которой мы сюда приехали, и ключи от которой летали сейчас по комнате наподобие мячика для пинг-понга. За ними, радостно лая, размахивая огромным хвостом и пытаясь ухватить "добычу", гонялся Шарк. В конечном итоге по телевизору началась передача новогоднего поздравления президента, и наступило хрупкое перемирие между мечущими молнии отцом и сыном.
Выслушали, позевали, вместе с боем курант отсчитали наступление Нового года, громко крикнули "ура!", чокнулись, выпили шампанского и снова по комнате залетали ключи. Я невинно хлопнула глазками и предложила отдать машину мне, на что получила громкое синхронное:
- Да упаси Боже!
На этом моя несравненная семейка угомонилась, села за стол и за поеданием салатов и деликатесов был достигнут консенсус. Машину остаётся у отца в гараже, но при необходимости Кеша может её брать. Такой вариант предложила я, за что была похвалена и, наконец, осчастливлена подарками.
Папа вручил невероятной красоты заколку, украшенную ракушками и горным хрусталём, а Кеша с хитринкой в глазах преподнёс набор страшненьких ботанических очков в количестве пяти штук. Брата я едва не задушила, потом, правда расцеловала. Отец смотрел на нас непонимающе, но вопросов задавать не стал. Люблю свою семью!
- А это что? - объевшись до одури, лениво кивнула я под ёлку, где сиротливо лежал тёмный свёрток.
