Ознакомительная версия.
— В отель вернется пустым. Слово даю.
Последняя фраза понравилась Ребенке, и он внимательно, будто открывая для себя нечто новое, оглядел Макса. В Барракас и Ла-Боке слово стоило дорого и на ветер его не бросали. Здесь к сказанному относились посерьезнее, чем в Палермо или в Бельграно.
— А что насчет колье этой дамочки? — Компадрон для наглядности потыкал себя в белый платок, завязанный на шее вместо галстука. — Делось куда-то. А ведь было.
— Было и есть — не про твою честь. Это другая лига.
Ребенке продолжал смотреть ему прямо в глаза, все так же не сгоняя с лица ледяной усмешки.
— Мелина — девочка не из дешевых. Приносит по тридцаточке за ночь, — он растягивал и проволакивал слова, как шаги в танго, и блатной выговор слышался отчетливей. — Не девочка, а конфетка.
— Ну, разумеется… Да ты не беспокойся, не обидим. Все будет возмещено.
Ребенке немного сдвинул на затылок шляпу и достал из-за уха недокуренную сигару. Он по-прежнему смотрел на Макса с сомнением.
— Слово даю, — повторил тот.
Ребенке молча наклонился и чиркнул спичкой о подошву. Потом выпустил первое облачко дыма, продолжая рассматривать собеседника. Макс опустил руку в карман, чуть оттянутый «браунингом».
— Посиди там, внизу, — предложил он, — послушай музыку хорошую, покури хорошую сигару. Тихо-спокойно… Потом увидимся.
Компадрон глядел на его руку в кармане. Или пытался определить калибр оружия.
— Я, знаешь ли, друг, на мели сейчас… Подкинь на бедность, сколько не жалко.
Макс неторопливо вытянул руку из кармана. Девяносто песо. Ровно столько оставалось у него, если не считать четырех купюр по пятьдесят песо, запрятанных за зеркалом в его номере. Компадрон взял деньги, не пересчитывая, и протянул шесть пакетиков кокаина. По три песо каждый, сказал он с безразличным видом, а гашиш — это вроде бонуса от заведения. Потом подобьем бабки. Подадим общий счет.
— Соды много? — спросил Макс, разглядывая пакетики.
— В самый раз. — Компадрон почесывал нос кончиком длинного ногтя. — Но торкнет как надо, не сомневайся. Пройдет как по маслу.
— Пусть она тебя поцелует, Макс.
Тот покачал головой. Застегнув пиджак и прислонясь к стене, он стоял между одним из диванов и окном, выходившим на улицу Гарибальди. От сладковатого дыма гашиша, спиралями расходившегося в воздухе, веки опухли. Он только что в очередной раз затянулся сигаретой, и теперь она тлела у него в пальцах.
— Пусть лучше твоего мужа поцелует. Ему это больше понравится.
— Не возражаю! — рассмеялся Армандо де Троэйе, поднося к губам бокал шампанского. — Пусть поцелует.
Композитор сидел на другом диване в одном жилете — пиджак был как попало брошен рядом, — завернув манжеты сорочки и ослабив узел галстука. В зеленоватой полутьме время от времени маслянисто отблескивала кожа обеих женщин. Меча устроилась рядом с мужем, томно откинувшись на подушки поддельного сафьяна и закинув ногу на ногу; руки ее были обнажены. Туфли она скинула; время от времени подносила ко рту сигарету с гашишем и делала затяжку.
— Ну же, поцелуй его. Поцелуй моего мужа.
Мелина стояла между диванами. Минуту назад под музыку, через закрытую дверь едва слышно доносившуюся снизу, она исполнила некую пародию на танец. Одурманенная гашишем, босая, в расстегнутой блузе, под которой покачивались тяжелые плотные груди. Чулки и прочее белье кучкой черного шелка валялись на ковре, а завершая свой сладострастный безмолвный танец, она обеими руками вздернула до середины бедер узкую юбку с разрезом.
— Поцелуй, поцелуй, — настойчиво повторила Меча. — В губы.
— Я так не целуюсь, — возразила Мелина.
— А его поцелуешь. Иначе выставлю вон сию же минуту.
Армандо де Троэйе засмеялся, когда танцовщица приблизилась к нему, села верхом, отвела от лица белокурые волосы и прильнула губами к его губам. Чтобы принять эту позу, ей пришлось еще выше поддернуть юбку, и маслянисто-зеленоватый свет керосиновых ламп заскользил вдоль оголенных ног.
— Ты был прав, Макс, — с ноткой цинизма сказал композитор. — Мне вправду это больше нравится.
Он запустил руки под блузу и поглаживал груди танцовщицы. На столе уже валялись два опустошенных пакетика — кокаин помогал де Троэйе справиться с немалой дозой спиртного. Макс, вглядываясь в композитора почти с профессиональным интересом, отметил: о количестве выпитого можно было судить лишь по некоторой замедленности движений да еще по тому, что порой он запинался и с видимым трудом подыскивал потерявшееся слово.
— Неужели так и не попробуешь? — обратился он к Максу.
Тот, сохраняя спокойствие и благоразумие, в ответ уклончиво улыбнулся:
— Не сейчас… Может быть, потом.
Меча дымила сигаретой, покачивала босой ногой, хранила молчание. Макс видел, что она смотрит на него, а не на мужа с Мелиной. Происходившее между ними она воспринимала с задумчивым равнодушием, словно ей это было совершенно безразлично или даже облегчало флирт с Максом. И давало исключительную возможность наблюдать за ним в этой ситуации.
— Почему потом, а не сейчас? — неожиданно сказала она.
И, не выпуская изо рта сигарету с гашишем, медленно поднялась с дивана, машинально оправила юбку и, взяв Мелину за плечи, оторвала ее от мужа, поставила на ноги, подтолкнула к Максу. Та повиновалась покорно, как животное, — влажная ткань расстегнутой блузы липла к покачивающимся обнаженным грудям.
— Хорошенькая и вульгарная, — сказала Меча, глядя Максу прямо в глаза.
— Да на…ать мне на это, — отвечал он почти ласково.
Он впервые позволил себе грубое словцо в присутствии супругов де Троэйе. Меча, не спускала с него глаз, по-прежнему держа Мелину за плечи, а потом мягко толкнула вперед, так что ее влажное горячее тело прильнуло к Максу.
— Будь с ним поласковей, — прошептала она ей на ухо. — Он славный парень, здешний, свой… И дивно танцует.
Мелина с тем же одурелым выражением лица неловко потянулась губами к губам Макса, но тот брезгливо отстранился. Выбросил сигарету в окно и поймал направленный в упор взгляд Мечи, расфокусированный зеленоватой полумглой. Ему почудилось, что взгляд этот профессионально холоден. И выражает крайнее любопытство — любопытство естествоиспытателя. Танцовщица между тем уже расстегнула пиджак и жилет и сейчас возилась с пуговицами, которыми помочи крепились к поясу брюк.
— Волнующе славный парень, — загадочно и настойчиво повторила Меча.
Нажимая ладонями на плечи, она заставила Мелину опуститься на колени и почти уткнуться лицом в пах Максу. В этот миг за спиной раздался голос композитора:
Ознакомительная версия.
