Причина была простой и банальной: выходя из гостиницы, в которую ни один, ни другая не испытывали желания вернуться, Ален и Хадиджа расстались на улице, именно в том месте, где они познакомились три года назад: срок любви истек.
На следующий день после обеда, пока Ален был в своем бюро, Хадиджа вернулась в его квартиру, чтобы забрать свои вещи, которые она погрузила в такси с помощью горничной, ничего не объяснив ей.
Окончательный разрыв произошел в номере с глициниями оттого, что непрочное примирение при втором посещении не сделало третий год любви годом радости. Хотя и не было ни эксцентричности Хадиджи, ни приступов гнева Алена, ни даже объяснений, во время которых кто-то из них должен был рассказать что-то до сих пор неизвестное. Может быть, в этом и заключалась та первопричина, по которой взаимный интерес начал таять. Постепенное охлаждение сделало свое дело.
Как этого и боялся Ален, короткий период второго года их любви, когда они жили отдельно, был прелюдией их расставания, которое однажды станет неотвратимым.
Первый шаг к безразличию был сделан, за ним последовали другие, непроизвольные, неподготовленные, не рассчитанные заранее, происшедшие сами собой: ни он, ни она этого не хотели. Они наступали почти всегда после вечеров, когда воображение Хадиджи не могло подсказать никакой истории, и когда у Алена не было никакого желания их слушать.
Неделя за неделей, месяц за месяцем любовь угасала: самое ужасное для страсти, которая считает себя вечной. Он не встретил новой женщины, она не пустилась на поиски нового любовника, что было бы лучше. Ревность заставила бы их бороться за спасение любви, на которую они еще имели какие-то права.
Они пытались путешествовать, чтобы сменить интимный климат, но ни поездка в Грецию, ни отдых на берегу моря не дали желаемого результата. Иногда, не находя больше радости быть наедине, «у них», они приглашали друзей Алена, забытых в первые дни их любви, чтобы развлечься, и особенно, чтобы не оставаться один на один.
В конце первого года они больше не могли выносить подобного положения. Физическое желание растаяло, как и нежность. Больше они не могли ничего сделать, когда решили в последний раз пятого октября поехать в гостиницу. Крах был полным. Что же произошло после прощания в три часа ночи, на пересечении двух улиц?
Ален вернулся к себе на машине, с твердой уверенностью, что, несмотря на этот внезапный разрыв, та, которую он уже не считал своей любовницей, догонит его на такси, вернется самое позднее на рассвете. Он не ложился спать, ожидая ее: что она может делать на улице в столь поздний час? Но, когда наступило утро, стало очевидным, что она не вернулась.
Особенно не расстраиваясь, он объяснил столь длительное ее отсутствие приступом плохого настроения и не беспокоился: все вещи, одежда, драгоценности Хадиджи были здесь, у него. Рано или поздно для того, чтобы забрать их, она появится, она может прийти в любое время, так как у нее есть ключ от входной двери.
Уходя на работу, он приказал горничной позвонить ему втайне от Хадиджи, если это будет возможно, и сообщить, когда она появится.
Каким было его удивление, когда он узнал от служанки, позвонив с работы в полдень, что мадам действительно приходила два часа назад, уложила свой чемодан, забрав все вещи, кроме небольшого пакета, перевязанного лентой, который она сама приготовила и оставила на кровати, сказав Жанин: «Не трогайте его! Это подарок для месье».
– Ну! – воскликнул Ален.– Я вам приказал позвонить мне, как только мадам придет.
– Когда мадам увидела, что я подхожу к телефону в вестибюле, она, должно быть, догадалась, что я собираюсь сделать, и запретила вам звонить, сказав, что ее отъезд полностью согласован с вами.
– В конце концов, Жанна, у кого вы служите, у меня или у нее?
– Последние годы, месье, я была четко убеждена, что я служу у вас обоих.
Взбешенный, он бросил трубку. Тотчас же он вернулся домой, чтобы убедиться, что все шкафы, комоды, этажерки, гардеробы, «забронированные» Хадиджой в тот день, когда она переехала к нему, были пусты. Не осталось больше ничего, принадлежавшего смуглолицей девушке, кроме пакета, лежавшего на видном месте на кровати. В этом пакете он нашел пурпурно-золотистое сари, на котором лежала записка, написанная ее рукой: «Я его надевала только два раза в моей жизни: когда мы были «У Максима» и в «Эль Джезаире»... Оно принадлежит тебе по праву, так как ты смог быть для меня, по крайней мере, первые два года, тем мужчиной из-за моря, который был предсказан мне моей прабабушкой. Я не смогу его надеть для другого мужчины. Будь любезен, ты, который был моим прекрасным принцем, сохрани его в память о той, которая была для тебя принцессой с Востока».
Белокурый красавец медленно погладил шелк, который так хорошо облегал грациозный силуэт, и не почувствовал никакой горечи. Этот отъезд,– не был ли он абсолютно логичным результатом тайного несогласия, которое постепенно источило их счастье?
Ален даже не захотел узнать о том, где может быть девушка из Туниса. В конце концов, разве не было у нее на счету денег в банке, которые она заработала своим ремеслом до встречи с ним? Она была не новичок в этой жизни, и у нее было достаточно времени подумать, предчувствуя приближающуюся развязку, или найти нового любовника, из которого она сделает своего второго принца. Не было никакого повода беспокоиться о ее судьбе.
Подобный эгоизм самца показался бы чудовищным, не будь он на самом деле эгоизмом всех мужчин, которые чувствуют, что теряют свое время, пытаясь сохранить любовь, которая им уже не принадлежит. Зачем упорствовать? Лучше все позабыть...
В ту же ночь он отправился на машине на поиски одного из тех приключений, которые помогут ему позабыть черноволосую красавицу. Следуя своей старой привычке, он медленно ехал по улицам столицы, полагая, что он нашел самое надежное и верное лекарство. До того, как наступит утро, он, несомненно, встретит другую женщину – брюнетку, блондинку или рыжую: для него это не имело никакого значения,– с которой он зайдет в гостиницу, если только не привезет ее домой, чтобы навсегда позабыть об ушедшей...
Но он принял твердое решение, что на этот раз такая связь не будет иметь будущего. Не имея возможности вновь жениться и не стремясь к этому, он пришел к убеждению, что любая связь, даже самая искренняя, влечет за собой неудобства, не давая никаких преимуществ.
Ален не ошибался, когда считал, что Хадиджа воспользуется деньгами, которые она положила на свой счет до того, как оставила свое ремесло. Вероятно, она вспомнила слова арабского поэта:
Нас часто в бушующей жизни
Препятствия ждут на пути.
Надо иметь много денег,
Чтобы их все обойти.
Деньги все двери откроют,
Можешь всего пожелать...
Но деньги коварны.
И скоро
Станут тобой повелевать.
Оставшись без своего принца и не желая искать другого, вопреки тому, что думал Ален, Хадиджа приняла твердое решение накопить настоящее состояние. Она считала, что для достижения этой цели у нее есть только один способ: взяться за старое ремесло. Она не станет этим заниматься в Париже, о котором она больше не хотела ничего слышать, и не во Франции, даже ни в одной из стран Европы или Америки. Она вернется в Тунис, обогащенная полученным опытом, с деньгами, которые она отложила. На средиземноморском побережье у нее будет совсем иная тактика, чем на берегу Сены. До отъезда из Парижа она продаст кольцо с рубином, чтобы купить недалеко от Туниса, на одном из самых шикарных пляжей, хорошую виллу, которая поможет ей хорошо зарабатывать, не рискуя навлечь на себя большие неприятности. Все те, кто был в нее влюблен, даже тот, которого ее родители прочили ей в женихи с семилетнего возраста и за которого она не захотела выйти замуж в четырнадцать, смогут посещать ее. Она сумеет стать более чем понятливой, не связывая себя, однако, ни с кем. Париж научил ее многому. Для своих соотечественников она станет восточной принцессой, которая кое-чему научилась за морем, а затем вернулась, с большим опытом и умением, чтобы прожить остаток жизни среди своих. Ее клиентура будет обширной и знатного происхождения.
