— Это уже не имеет значения, Рив.
Я хмурю брови:
— Почему ты так говоришь?
Тейлор усмехается и смотрит вверх, туда, где сидят Сиена с Рейном. Я прослеживаю взгляд Ти и обнаруживаю, что те пристально за нами наблюдают.
И улыбка на лице Рейна…Черт.
— Потому что он смотрит на тебя точно так же, как и ты на него, — говорит Тейлор, не сводя с них глаз. — С той же страстью.
Глава двадцать четвертая
Киран
День девятнадцатый
— Встань на колени, — шипит он, грубо толкая меня в плечо.
И, как хороший мальчик, я падаю на пол.
Мои колени болят от удара, и я вздрагиваю, потому что знаю.
Знаю, что будет дальше.
То же, что и всегда.
Я смотрю, как он расстегивает брюки. Те же самые, в которых ходил на ужин со мной и мамой. И когда вытаскивает свой член, я замечаю, что тот уже наполовину тверд. Он всегда возбуждается, когда я стою перед ним на коленях. Находясь в его власти.
Я заметил, что больше всего его заводит именно это.
То, как я послушен и делаю все, что он говорит.
Потому что я хороший мальчик.
Он делает шаг ко мне. Брюки соскальзывают еще ниже, открывая всю его длину, и он подносит ее к моим губам.
— Ты знаешь, что делать, — рычит он.
Бороться бесполезно. Я намного меньше его. Так что смысла в этом нет.
Если в прошлом никогда не получалось, так с чего получится сейчас?
Если я смирюсь, все закончится раньше. А это единственное, чего я хочу.
Чтобы все закончилось как можно скорее.
Поэтому открываю рот и позволяю члену легко скользнуть внутрь. Вкус знакомый, я хорошо его знаю.
Он тут же начинает толкаться, погружаясь глубже в мое горло.
Я стараюсь не давиться, но ничего не могу с собой поделать. У меня плохо получается, хотя это происходило столько раз, что и не сосчитать.
Потому что я не должен быть хорош в минете.
Потому что… я мальчик, а мальчики не делают такого с другими мальчиками. Или со взрослыми мужчинами.
Мне всего двенадцать. Исполнилось сегодня. Я должен был играть в видеоигры с Ромэном после ужина или делать домашнее задание по математике, которое учитель задал в классе.
Я должен был праздновать свой день рождения.
А не сосать чей-то член.
Особенно тот, который принадлежит мужу моей матери.
Это неправильно. Так… так… неправильно. Но я ничего не могу сделать, чтобы его остановить.
Внезапно отчим вытаскивает член у меня изо рта. Я делаю глубокий вдох и кашляю, когда он рывком поднимает меня на ноги, а затем быстро сбрасывает оставшуюся одежду, прежде чем расстегнуть мои собственные брюки. Он стоит передо мной на коленях, стягивая с меня штаны и нижнее белье. Прежде чем я успеваю моргнуть, его губы обхватывают мой член.
Он уже тверд, хотя отчим едва меня коснулся. А значит, мне должно нравиться то, что он со мной делает.
То, что делаю с ним я.
По крайней мере, именно так говорит мой отчим. А еще мой учитель, когда читает лекции по половому воспитанию.
У меня стоит, а значит, мне должно нравиться.
Но дело в том, что мне не нравится…
Убедившись, что я тверже камня, отчим облизывает головку моего члена, прежде чем подняться на ноги и подойти к прикроватному столику. Я слышу, как он роется в ящике. Ищет что-то.
Когда отчим оборачивается, я замечаю два предмета в его руке.
Тюбик, маленький и белый. Что в нем, понятия не имею.
И наручники.
Мой желудок скручивается при виде оков. Отчим никогда раньше ими не пользовался и… мне страшно. На самом деле я просто в ужасе.
Но не сопротивляюсь. Никогда. Я хороший, всегда послушный, так почему же отчим хочет надеть на меня наручники?
Или он хочет, чтобы я использовал их на нем?
Я быстро получаю ответ на свой вопрос, когда отчим защелкивает один из них на моем запястье, прежде чем бросить тюбик в изножье кровати.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, но он не отвечает. Вместо этого мужчина стягивает с меня рубашку через голову и поворачивает лицом к кровати.
— Положи руки на спинку, — говорит он мне, и я, словно его пес, немедленно сжимаю пальцами кованое железо. Выполняю его приказ.
Я всегда послушный, потому что именно так и поступают хорошие мальчики.
А по его словам: пока я веду себя хорошо, он не сделает мне больно.
Вот почему я никогда не сопротивляюсь. Никогда не вырываюсь, не кричу и вообще не издаю никаких звуков.
Если начну, отчим может причинить мне боль, а я этого не хочу.
Он продевает второй наручник через металл, прежде чем защелкнуть его на другом моем запястье.
Оставляя меня без возможности двигаться.
Пот выступает у меня на лбу. Внутри поднимается паника. Она слишком сильна, поэтому я не могу не нарушить правила и не заговорить. Начать спрашивать:
— Пожалуйста, скажи, что происходит. Зачем они тебе? Я всегда веду себя хорошо, и делаю то, что ты говоришь.
Отчим берет в руку маленькую белую бутылочку с надписью «Лубрикант». Мое сердце подпрыгивает.
Эмоции на пределе, а тело дрожит от страха, от паники. Инстинкт подсказывает мне вырваться и сбежать. Но как это сделать, когда мои руки скованы?
И все же я стараюсь. Стараюсь вытащить запястья из оков. Металл наручников впивается в кожу, вынуждая меня вздрогнуть. Но я все равно изо всех сил стараюсь освободиться.
Ничего не получается. Я застрял.
Бессильный.
Я слышу, как открывается крышка тюбика. Звук выдавливаемого и размазываемого по пальцам геля.
Отчим обхватывает меня рукой за талию и тянет назад, отчего мои руки вытягиваются. Я чувствую, как влажная и холодная смазка скользит по моим ягодицам, а его палец дразнит мой сфинктер.
Он уже делал так раньше, когда сосал мой член.
Все в порядке, Киран. Ничего страшного, продолжаю я повторять про себя. Как будто, если повторю достаточно, то действительно начну верить в свои же слова.
В меня входит первый палец, а за ним следует второй. Я издаю тихий стон, закусив губу, чтобы не закричать.
Мне больно. Поначалу всегда больно. Но в то же время приятно, особенно когда отчим касается точки внутри меня, отчего мои пальцы покалывает.
Не знаю, что хуже.
С моих губ срывается еще один стон, когда его пальцы касаются точки снова и снова. Он гладит и разминает меня, пока я не прижимаюсь к нему, отчаянно нуждаясь в большем давлении.
Мой член болезненно тверд. Каждый раз я поражаюсь тому, как приятно ощущать его пальцы. Хотя это так неправильно.
Почему мне нравится?
Я даже не должен знать, каково это, не говоря уже о какой-то болезненной зависимости.
Отчим вытаскивает пальцы, и я всхлипываю от ощущения пустоты. Мое тело горит огнем от возбуждения.
Звук выдавливаемой смазки снова вынуждает меня вздрогнуть. Во мне напрягается каждая мышца.
А потом я чувствую, как головка его члена, намного больше пальцев, прижимается к моему входу.
Я напрягаюсь еще сильнее, мои мышцы рефлекторно сжимаются, потому что… я не желаю, чтобы отчим продолжал. Он разорвет меня пополам.
— Ты хороший мальчик, Киран. Всегда такой послушный. Ты ведь знаешь, что я никогда не причиню тебе боль. — Его слова омывают меня успокаивающим тоном, и на минуту я снова расслабляюсь.
Отчим не сделает мне больно, по крайней мере не очень. Он всегда оставлял приятные ощущения. Очень приятные.
Но затем отчим слегка толкается бедрами. Этого достаточно, чтобы начать входить в меня, и я издаю тихий крик, как бы ни старался его сдержать.
