за ним придут. Наверное, поэтому всегда ходил без охраны. Предчувствовал, что закончит именно так. Невозможно предотвратить неизбежное. А в счастливую собственную судьбу он никогда не верил. По правилам жанра именно такой конец и был ему предначертан самой судьбой. Возможно, если бы Феликс был другой профессии, в другой вселенной у них с Ликой был бы шанс, и все могло сложиться иначе. Однако в этой жизни он тот, кто он есть. А значит, глупо пыжиться. Надо смириться. Смирение, обычно, не его сильная черта характера. Но не сейчас. Феликс должен. Если его не будет, Лику с сыном оставят в покое, и у них появится шанс на нормальную жизнь. У него такого шанса нет, да и не было никогда. Попытайся он, подставил бы любимую женщину и ребенка. А так… все правильно.
Близкое к закату солнце неожиданно вышло из-за туч. Он прищурился и беззаботно улыбнулся. Впервые Феликс почувствовал себя абсолютно свободным и абсолютно счастливым. Прикрыл глаза, потянул прохладный чистый воздух и шумно выдохнул. Ирония судьбы. Его имя, которое получил в тюрьме от старого уважаемого вора в законе дяди Кирзы, означало "счастливый".
Даже сквозь гремящую на весь дом музыку, услышал приближающиеся тихие шаги.
— Я рад, что это именно ты, ― сказал Феликс, не оборачиваясь на того, кто держал наведенный на него ствол “Тульского Токарева” с глушителем.
— Может, обернешься? ― спросил незванный гость.
— Зачем? У тебя рука может дрогнуть. А мне надо, чтобы ты сработал чисто, ― ответил Феликс, допивая виски из бокала. Подвинул виски и пачку сигар. ― Угостись, когда будешь уходить. Отличное пойло.
— Обязательно выпью за упокой твоей грешной души, ― хмыкнул гость. — Я тебя после сфотографирую. Должно же у меня остаться хоть одно твое фото. На память, ― сказал гость.
— Всегда поражался твоему чувству юмору. Больное оно у тебя, ― хмыкнул Феликс.
― Прости, Феликс, ничего личного. Ты же понимаешь, если не я, так другой. Уж лучше это буду я.
Феликс понимал. Сам же обучил его деловому подходу в работе.
— Последнее слово, Феликс.
— Амир… ― прошептал Феликс еле слышно перед тем, как раздались два точных выстрела.
Криминального авторитета Шарифа Бараева по кличке “Феликс”, коронованного вора в законе, занимающего должность “смотрящего” по области, так и нашли: на крыльце своего загородного дома, застреленного двумя выстрелами в грудь и контрольным в голову, лежащего в луже собственной крови, со скулящим рядом черным ротвейлером и с блаженной улыбкой на губах…
ЭПИЛОГ I
(авторский вариант)
ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Теплые волны атлантического океана рассекают песчаный берег. Маленькие ступни проваливаются в поверхность берега, оставляя неглубокие песчаные следы, которые тут же исчезают под наплывом волн. Детский заливистый смех раздается на лазурном берегу. Стройная темноволосая женщина счастливо улыбается, глядя на маленького темно-русого кудрявого мальчугана, который внимательно ищет что-то на теплом песке.
— Мама, мама! Смотри, unacaracolamarina(исп.)! ― с восторгом кричит малыш, радуясь своей разноцветной находке.
— Ракушка, любимый. На русском ― ракушка, ― поправила его мать. Нередко дети иммигрантов соединяют слова разных языков в одно предложение. Многие родители даже дома переходят на испанский, чтобы дети преодолели языковой барьер и быстрее освоились в чужой стране. Но Лика была непреклонна: ее сын должен знать родной язык. Испанский он и в садике выучит. Она постоянно требовала от Амира говорить на русском дома.
— Мама, а я вчера у дедушки в шахматы выиграл! ― хвастался пятилетний крепыш.
— Я знаю, любовь моя. Ты ― молодец! ― похвалила она сына.
— Мама, когда я вырасту, я у всех выиграю!
— Конечно, любовь моя, ты у меня настоящий чемпион!
— Мама, а почему ко всем в садике папа приходит, а ко мне нет? ― вдруг задал уже в тысячный раз болезненный вопрос ее сын.
— Амир, я тебе уже говорила. Папа живет на небесах. Он ― твой ангел-хранитель. Он всегда за тобой приглядывает.
— А почему он не может жить с нами? ― не унимался сын, и, не дождавшись ее ответа, продолжил: ― Мама, а мой папа сильный?
— Очень сильный и умный. Мудрый. Очень хороший.
— Сильнее, чем дядя Руслан? ― спросил Амир. Для него его крестный был чуть ли не идолом. Амир считал, что сильнее и круче Руслана Баринова не было и быть не может. Всем в садике уже неоднократно хвастался своим крутым русским дядей.
— Да, любовь моя, ― заявила Лика, улыбаясь.
— А когда я вырасту, я стану таким же сильным, как папа?
— Конечно, любовь моя.
Амир замолчал, что-то обдумывая. Удивительно, как дети умеют ставить в тупик своей непосредственной детской логикой. Лика замерла в ожидании следующего каверзного вопроса, который не заставил себя долго ждать:
— Мама, а зачем папа за мной приглядывает?
— Он тебя очень любит, ― заверила Лика.
— Откуда ты знаешь, мы же его не видим, он же на небесах?
— Я чувствую, любовь моя… я это чувствую…
Феликс никогда не признавался Лике в любви. Им никогда не нужны были слова, чтобы понимать друг друга. Она всегда чувствовала его любовь на уровне инстинктов. Феликс никогда ей не врал. Он выполнил свое обещание, что давал в их прощальную встречу. Феликс всегда был рядом с ней. В каждом взгляде сына, в каждой улыбке Амира, в каждом его жесте она видела, а главное ― ощущала, что Феликс находится рядом. Лика это точно знала. Порой не нужны слова, чтобы осознать главное, понять незыблемую истину.
У Руслана Баринова был хороший план. Он перевез ее через границу, передал в руки своему приятелю Дэну во Франкфурте, чтобы уже он ее сопровождал в Аргентину, а сам вернулся, чтобы помочь Феликсу. У него был рисковый план, который мог бы сработать. Но Руслан не успел. Баринов просто не успел… Из-за погодных условий задержали его рейс. Руслан гнал, как угорелый, но он опоздал всего лишь на три часа. Лике до сих пор казалось, что он винит себя в смерти Феликса.
В
