Заглядываю в кружки, вдыхаю запахи ненатуральных фруктов и горелых зерен, изучаю болотного цвета жидкость. Сомневаюсь, что мы будем пить это, но руки занять чем-то придется, чтобы не придушить друг друга.
Атмосфера накаляется, а в помещении сгорает весь кислород.
— Зачем? — вонзается в спину ледяной стрелой. — Диагноз мой искала?
Невозмутимо поворачиваюсь и ставлю чашки на стол. Адам бросает скользящий взгляд на них, кривится — и вновь обращает весь гнев на меня.
— Конечно, — опускаюсь на стул, намеренно выбрав место как можно дальше от разъяренного мужчины. Прорычав что-то себе под нос, он приближается ко мне и все-таки устраивается рядом. Перекрывает выход, отрезает все пути для побега. — Воспринимай меня как медика, и твое мужское эго не пострадает.
Протянув руку, дотрагиваюсь до ободка кружки, обжигаюсь паром — и одергиваю ее.
— Ты гинеколог, Агата, причем пока на стадии обучения, — цедит Адам, перехватывая мою ладонь. Подносит к губам и неожиданно… целует пострадавшие пальчики. — Любопытный и очень вредный, — прищуривается.
— Неважно, — отмахиваюсь и отодвигаюсь, упираясь спиной в холодную стену. — Главное другое. С такими результатами ты способен зачать ребенка.
Немая пауза, от которой хочется кричать. Вот и все…
— Мой доктор сказал, что я не смогу быть отцом, — очнувшись, Адам недоверчиво качает головой, листает карту, сминая уголки страниц.
— Естественным путем нет, но ЭКО можно попробовать, — объясняю убедительно. — Даже нужно, пока показатели не ухудшились. Есть клиники, где практикуется суррогатное материнство. С твоими деньгами и связями ты без труда найдешь здоровую женщину, которая выносит тебе наследника. Более того, репродуктолог может спрогнозировать пол будущего малыша. Любой каприз за дополнительную плату.
Стараюсь говорить спокойным, деловым тоном, как на врачебном приеме, но каждое слово отзывается острой болью в груди.
Наш «папочка» скоро получит родного сына. И забудет о нас. Если мне плохо до тошноты от одной этой мысли, то страшно представить, как отреагируют дети.
Но я поступаю правильно. Каждый имеет право на счастье, даже такой сноб, как Туманов.
— Ты странная, чертовка, — задумчиво произносит он, отбрасывает медкарту и касается моей щеки тыльной стороной ладони. — И ведешь себя странно.
— Ты сам когда-то пришел ко мне за помощью. Принудил искать твоего сына, — поднимаюсь резко, не в силах больше терпеть раздирающую душу боль. — Считай, я выполнила свою часть сделки. Надеюсь, у тебя все получится, — дружески хлопаю его по плечу, в то время как обнять хочется. Раствориться в его руках. Забыть обо всех невзгодах. Попрощаться с одиночеством…
Но я шагаю в коридор с твердым намерением уйти. Навсегда.
— Думаю, уже получилось, — «догоняет» меня жесткий голос Адама. — Мне троих детей хватит, да и с их мамочкой повезло, — становится все громче и игривее. — Обойдусь без суррогатки.
— М-м-м? — мычу растерянно.
Оглянувшись, с удивлением обнаруживаю Туманова позади себя. Практически вплотную. Чувствую его руки на талии — и плавлюсь от желанной близости.
— Я знаю, что ты делала ЭКО. В тот самый день, — выдает он победно и, развернув вокруг оси, притягивает меня ближе. — И солгала мне.
Препираться больше нет смысла. Все так…
— Солгала, чтобы ты не проверял тройняшек, — шиплю в его самодовольное лицо. Защищаю детей, потому что жутко не нравится мне затронутая тема. Пусть этот одержимый уберет свои загребущие лапы от моих чертят! — Чтобы не тратил время и ресурсы напрасно.
— Почему напрасно? — изгибает бровь. — Прекрати выкручиваться, Агата, — цедит разочарованно, будто я сердце у него из груди прямо сейчас вырываю.
— Потому что это невозможно, — сбрасываю его руки с себя и отталкиваю. — Мама бы никогда не позволила использовать на мне непонятно чей материал, — Туманов чернеет от такой грубой формулировки. Но я не останавливаюсь: — Она знала всю ситуацию. И не рисковала бы мною после того, как я чуть не сдохла при первой беременности.
Закрываю рот, до скрипа стиснув зубы. Лихорадочно пытаюсь погасить лаву внутри себя, но потухший за годы вулкан грозится рвануть в ближайшие секунды. Если Туманов и дальше будет покушаться на моих детей.
— Что с тобой произошло? — тон Адама смягчается, становится взволнованным. От раздражения не остается ни следа. — Когда?
— Восемь лет назад. Внематочная беременность. Разрыв трубы, экстренная операция, полное удаление одной, воспаление второй с последующей непроходимостью. Невозможность зачатия естественным путем. Все, — чеканю отрывисто. Коротко. Рвано. Чтобы не разрыдаться. Только не при нем и не сейчас.
— Восемь… — подсчитывает в уме. — Это тебе было… лет восемнадцать. Так рано, — сводит брови. — И от кого забеременела? От того докторишки? Он виноват?
— Это абсолютно неважно, — взмахиваю хвостом, и кончики прядей бьют по щекам. Отгоняю непрошенные слезы. — Никто не виноват. Итог такой, как есть. Я бесплодна. ЭКО было моим единственным шансом забеременеть. И мама от меня ни на шаг не отходила, все контролировала, — собрав последние остатки сил, упрямо смотрю в глаза Туманову. — Забудь, Адам, тройняшки не твои.
— Они похожи на меня, и… Я сдал тест ДНК, жду результаты, — совершает контрольный выстрел. Уничтожает меня жестокой правдой.
Чем я лучше Лоры? Меня так же использовали, чтобы подобраться к детям и взять материал. А я и рада отдаться, поверив во вспыхнувшую страсть.
— Что же, ожидаемо, — сипло проговариваю, сокрушенно глотая ком обиды. Но он в горле застревает, царапает, душит. — Вместе с Алешкой? Сыном Лоры? — догадываюсь мгновенно.
В гостях у Ларисы не растерялся — у всех троих образцы взял. Пока меня рядом не было, чтобы не помешала.
— Кого? — медлит Адам. Вспоминает лихорадочно. Запутался в именах женщин. — А, лаборантки той? — закатывает глаза. — Да, его тоже проверил. Но не думаю, что он мой…
— Тройняшки тоже не твои, — повторяю, словно мантру.
— А если мои? — наступает, заставляя меня попятиться к двери. — Через суд запретишь мне приближаться к ним? — загоняет меня в ловушку, как хищник жертву. Будто я что-то ценное у него отобрать планирую. Хотя это моя семья в опасности!
— Нет. Я бы позволила вам видеться и общаться. Беспрепятственно. Дети имеют право знать родного отца, — обезоружив его таким неожиданным, но справедливым решением, я продолжаю: — Но если они не твои, что наиболее вероятно, тогда ты… Ты ведь сам мгновенно остынешь и откажешься от них, — ухмыляюсь горько.
— Ты плохо меня знаешь, чертовка, — рычит, разгоняя ярость в себе. — Я не зря переписал клинику на тебя, — ставит в упрек то, что мне не нужно было.
— Отзови бумаги. Я подпишу отказ, — строго произношу. — Теперь я понимаю, зачем ты это сделал. Ты рассчитываешь на подтверждение родства. И думаешь, что собственным детям бизнес передаешь? — по выражению лица Туманова понимаю, что попала в цель. — Но ты ошибся. И разочаруешься, как только получишь отрицательный тест.
— Он не может быть отрицательным, — проговаривает заторможено, и его былой запал постепенно испаряется. — Я от них не откажусь…
Усмехаюсь устало. Запрокидываю голову, ударяясь затылком об дверь.
Не верю.
— Не обещай того, чего не сможешь выполнить, — тяну вверх уголки губ. — В противном случае… ты бы не ждал результатов, а уже сейчас был бы рядом с ними, — говорю ровно, с внезапно накатившей апатией. — Ты ведь до сих пор сомневаешься. Надеешься на подтверждение отцовства, потому что… — делаю паузу, сканируя напряженного Адама. — Потому что неродных подсознательно не готов принять.
Молчит. Размышляет. Не может найти аргументов в противовес.
— В общем, давай поступим так, — упираюсь ладонями во вздымающуюся грудь. Сдвигаю стальную махину, отстраняя от себя. — Ты спокойно ждешь ответ из лаборатории, — поднимаю руки к своей шее, нащупываю застежку цепочки, справляюсь с ней быстро. Наверное, в состоянии аффекта. — А до этого момента не подходишь ни ко мне, ни к детям, — срываю с груди агатовые часики, его подарок. — Прекрати мучить их, они привязались к тебе, пока ты играл в папочку.
