предисловий, вывалил на неё самое главное с порога.
-Почему? - спросила она, закусывая нижнюю губу. - Почему ты говоришь мне об этом сейчас...
-Потому что я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя, - повторил я и сделал ещё шаг ей навстречу. - Потому что хочу услышать от тебя то же самое.
Я вопросительно посмотрел ей в глаза.
Шеннон замялась, а потом протянула мне руку. Наши пальцы переплелись - первый физический контакт за долгие три месяца. Я почти закрыл глаза от удовольствия. Чувствовать её ладонь в своей ладони, её тело, прижатое к моему, когда она шагнула ко мне в объятья и спрятала лицо на моей груди.
-Боже, Шеннон, я так рад, что ты приехала...
-Я люблю тебя, - сказала она тихо, а затем повторила уже громче. - Я люблю тебя.
Сумка и ключ попадали на пол, когда я сжал её ещё крепче, но мы уже не обращали внимания на такие мелочи. А стоило нашим губам повстречаться, чтобы заново распробовать друг друга после почти трёхмесячной разлуки, как всё вокруг сделалось абсолютно неважным.
Неважно, как мы познакомились, как поженились. Неважно, что мы ещё ничего не успели сказать друг другу, кроме этих трёх слов.
Я любил её, она любила меня. Вот что важно. И так будет всегда.
Мы ещё успеем наговориться чуть позже. А пока я подхватил Шеннон под попку и понёс в сторону спальни. Она тут же обняла меня крепче и наклонила голову, чтобы прижаться к губам в нежном сладком поцелуе. Как же мне этого недоставало. И реальность была в тысячу раз ярче воспоминаний, может ещё и от сказанных нами слов.
Донеся свою драгоценную ношу до спальни, я опустил нас на кровать и развернул лицом друг к другу.
-Ты кое-что забыла, когда уезжала.
Брови Шеннон вопросительно поднялись.
Взяв её за руку и выудив кольцо из кармана джинсов, я вернул семейную реликвию на законное место.
-Как там было? Любить и почитать… - начал я.
-Нет, ты неточно запомнил, - перебила Шеннон, смотря то на кольцо, то на меня. – Любить тебя пылающей любовью.
Теперь уже я удивился.
-Кто-то там что-то говорил про алкогольную амнезию?
-Иногда возвращаются, - пожала она плечами, - воспоминания.
Впрочем, хватит разговоров. Всё позже.
Мои пальцы скользнули за овальный ворот её футболки, оттягивая его вниз и спуская с плеча. Прижавшись губами к нежной коже, я спускался к груди, чтобы побыстрее добраться до затвердевших от возбуждения сосков. На Шеннон тоже напало молчание. Её больше занимал мой затылок, который она гладила и прижимала к себе. Мы перекатились, и я поднялся над Шеннон, так ей было удобнее добраться до ремня и молнии на моих джинсах.
Когда её пальцы сжались на моём члене, я почти забыл, как дышать. Она прошлась по всей длине и направила его в себя. Я бы мог её поддразнить, если бы сам не сходил с ума от желания побыстрее оказаться в ней. Поддразнив головкой вход, я скользнул в тесную жаркую глубину её лона. Всё было так же фантастично, как я помнил, но в то же время как-то иначе.
Я осторожно задвигался, привыкая к новым ощущениям, но моя жена с напускным недовольством шепнула:
-Слишком медленно.
Что ж… сама напросилась.
Подхватив её ногу под колено, я завёл её повыше, устраивая на своём локте, и принялся толчками заполнять её и отступать.
Шеннон обхватила меня за спину, пальцами играя только ей одной знакомый ритм на коже.
Счастье и страсть переполняли меня, и чувства эти были какими-то новыми, какими-то особенными.
Потому что в моих руках была моя жена.
Потому что я любил её больше всех на свете.
Потому что она любила меня.
Да и, в конце концов, это Вегас, детка.
В этой жизни есть несколько вещей, которыми я готова умиляться до бесконечности. Одна из них - мой муж с нашим ребёнком на руках.
Это вообще интересно - наблюдать, как взаимодействуют мужчины и дети. Если в нас, женщинах, материнский инстинкт заложен самой природой, пусть он некоторое время дремлет, но в самый нужный момент просыпается, то отцовский, напротив, инстинкт приобретённый. И это всегда так увлекательно - наблюдать, как твой любимый мужчина его приобретает.
Моя беременность явилась для нас полной неожиданностью. За те недели, что я провела вдали от Джастина у меня просто не было времени думать о каких-то там недомоганиях, я, в принципе, чувствовала себя не совсем что бы хорошо и большую часть времени спала, ведь в реальность без Джастина так не хотелось возвращаться, или занимала себя кучей ненужных дел, чтобы времени на размышления о будущем не оставалось. О женских днях, не пришедших вовремя, я тоже как-то не подумала. В конце концов, когда ты нервничаешь и переживаешь двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, и не такое случается.
Я полюбила Джастина так глубоко и так сильно, что это даже пугало. Бесчисленное количество раз ругала себя, что не осталась в Сиэтле, не попробовала... сделать что? Влюбить его в себя? Вырвать признание? Но разве заставишь сердце и душу человека воспроизводить то, чего там просто нет.
С опаской я ждала документов о разводе, но Джастин, однако, не спешил их присылать. И в какой-то момент во мне родилась надежда, робкая такая, чахлая, но крепнувшая с каждым днём.
А потом я получила письмо с ключом от номера, билетом в Вегас в один конец и фотографией, заставившей мою память вспыхнуть и заработать. Я помнила этот момент, это огромное розовое сердце, помнила ощущение его рук, скользящих по моей коже, его губ, прижимающихся к моим губам. Я только надеялась, что не обманулась, приняв это фото за что-то большее, чем оно являлось. Поэтому умирая от страха и сходя с ума от нетерпения, улетела в Неваду, чтобы ещё раз приехать в город, который однажды уже изменил мою жизнь, ступить на порог того самого номера, где прошла наша брачная ночь, чтобы услышать те самые слова, которых жаждало не просто моё сердце, а каждая клеточка моего тела.
Бессовестно позабыв про все дела, мы неделю провели в Вегасе, потом поехали в Нью-Порт за моими родителями, чтобы затем всем вместе улететь в Сиэтл. В конце концов, когда-то же было надо познакомить наши семьи.
Первые две недели прошли в полной эйфории, но уже на третью я стояла
