почти наполовину готово.
Тимур говорил, что хочет выкупить там несколько этажей, поэтому я с интересом рассматриваю недостроенную коробку.
— Мам, смотри какой кран! — восхищенно говорит Бодька, закинув голову.
— Он просто огромный, — соглашаюсь я, — поехали, сынок, время.
Нас встречают на ресепшене и провожают к кабинету.
— Подождите минутку, доктор сейчас подойдет, — говорит приятная девушка-администратор и угощает Богдана конфетой.
— Кого ты там выглядываешь, Бодь? — спрашиваю у сына, который без конца тянет шею, высматривая проходящих по коридору.
— Пап обещал приехать и повести меня на анализы, — отвечает он.
— Так это он когда обещал! Сейчас ему нельзя выезжать из отеля, сынок… — говорю и вижу, как радостно вспыхивают глаза моего мальчика. Слежу за его взглядом и вспыхиваю сама: по коридору размашистым шагом идет Тимур в кольце охраны.
Его лицо кажется каменным, взгляд ледяным, но стоит ему заметить нас, все меняется как по волшебству. Ледники в глазах тают, и я от всей души желаю провалиться сквозь землю тем, кто таким дикарским способом решает свои финансовые проблемы.
Тимур торопливо подходит к нам и наклоняется к Богдану.
— Вот вы где. А я вас ищу.
— Ты пришел, — глаза моего мальчика сияют, и у меня невольно подступают слезы. — Ты пришел… папа?
— Конечно пришел, — отвечает Тимур, поднимая его на руки, — ведь я обещал.
Он поворачивается ко мне, и я уже не сдерживаюсь. Вешаюсь на шею, прижавшись лбом к его щеке.
— Привет…
— Привет, Полинка, — он свободной рукой обнимает меня за талию, и когда нас зовут в кабинет, мне даже жалко становится, что доктор пришел так рано.
Из клиники мы выходим вместе, но дальше расходимся по разным парковкам — Тимур даже здесь не хочет рисковать. Мы попрощались еще внутри, и мне хочется плакать от того, каким снова становится лицо Тимура — безжизненным и холодным.
— Я их ненавижу, — успеваю шепнуть ему на ухо.
— Кого, Полечка?
— Тех, кому ты мешаешь.
Тимур целует меня в висок и говорит, глядя в глаза:
— Это будет недолго, Поля. Мои парни роют землю, так что скоро все закончится.
Мы садимся в машину. Бодька выворачивает шею, следя за Тимуром, а я, наоборот, не смотрю. Смотреть больнее.
Водитель заводит двигатель, но тот внезапно глохнет.
— Черт, да что с такое? — он озадаченно рассматривает приборную панель, как тут с заднего сиденья раздается голос сына:
— Мам, а почему папа сюда бежит?
Мы с водителем оборачиваемся. Охранник, сидевший рядом с Богданом, выскакивает из салона и распахивает передо мной дверь.
— Выходите! Выходите из машины! — кричит Тимур и машет руками.
Вместе с ним бежит его охрана. Они подлетают к автомобилю, Тимур рывком открывает дверь и выхватывает Богдана из детского кресла. Одновременно охранники вытягивают из машины меня.
— Бежим, быстрее, — кричит Костя, начальник охраны.
Только сейчас я замечаю, что стрела крана, до этого неподвижно нависавшая над стройкой, пришла в движение.
— Быстрее, — повторяет Костя, подгоняя нас.
Я бегу, при этом попеременно оглядываясь. И когда вижу, как словно в замедленной съемке со стрелы крана на нашу машину срывается бетонная плита, застываю в ужасе, не в силах сдвинуться с места.
Он чуть не поседел, пока бежал к машине. Все казалось, что не успеет, что эта гребаная плита рухнет раньше, чем он добежит и достанет из автомобиля Полину с Богданом.
Что с ним будет, если они окажутся под той плитой, Тимур не думал, было не до того. Зато потом с леденящим ужасом осознал ночью, когда остался один в апартаментах отеля.
Спился бы, наверное. Или умер с горя. Даже Соня бы не вытащила, Тимур это хорошо понимал. Он никому не мог о таком сказать, но слишком много места в его сердце занимали эта высокая худенькая девушка и ее трогательный нескладный мальчик.
Тимур не стал меньше любить дочь, просто теперь ему было с чем сравнивать. Он не представлял, что снова окажется один, а ведь до них он и был один, пусть дочка и занимала все его свободное время.
Сейчас у него есть семья, настоящая. И у него есть Полина.
Тимур с Костей и парнями успели вовремя. Костя потом на всех кричал, чтобы бежали быстрее, они и бежали, так что сердце из груди выпрыгивало.
До сих пор в ушах у Арсанова звучит скрежет металла, а перед глазами стоит искореженное Бодькино кресло, которое потом прибывшие полицейские достали из машины.
Полина следила за всем молча, прижав ладони к щекам, и только часто моргала. Костя забрал у Тимура Бодьку, и он смог обнять ее. Почувствовал, как она дрожит всем телом, и от одного этого готов был разнести к чертям собачим строительную компанию, рекламный билборд которой занимал половину строительной площадки.
Он с них за все спросит, юристы уже работают. И полиция работает. Но больше всего Тимур, как всегда, рассчитывал на свою службу безопасности.
Их всех долго опрашивали сотрудники правоохранительных органов, и когда пришло время прощаться, Полина уперлась и не захотела его отпускать.
— Я боюсь за тебя, Тимур, боюсь, — твердила она, обхватив его шею.
Ему и самому никуда не хотелось от нее уходить. Слишком быстро Арсанов привык засыпать и просыпаться, прижавшись со спины к стройному гибкому телу, утопив лицо в роскошно пахнущих волосах. И теперь в отеле чувствовал себя как в тюрьме.
Он выпросил у службы безопасности лишний час и повез Полину с Богданом в ресторан. Для обеда было уже поздновато, для ужина слишком рано. Неважно. Главное, можно побыть с ними еще один час.
Богдан на удивление не испугался. С ним побеседовал психолог и сообщил им с Полиной, что ребенок воспринял происшедшее как несчастный случай. Поэтому в терапии особой необходимости нет.
Пока мальчик с удовольствием выбирал блюда, Тимур с тайным облегчением за ним наблюдал, в душе соглашаясь с психологом. Для Богдана то, что произошло, казалось приключением, пусть опасным, но захватывающим.
Если к Тимуру он и раньше относился с благоговением, то теперь вообще смотрел как на божество. А у Арсанова в груди заходилось от такой безграничной веры в отца-супергероя. И еще от того, что у ребенка не пострадал аппетит.
Зато Полина почти ничего не ела. Сидела молча, держась за руку Тимура. Он с трудом заставил ее съесть паштет и мусс, а сам время от времени подносил к губам ее ладони.
Так бы и сидел с ними до ночи, но Костя маячил перед глазами и периодически демонстративно поглядывал на часы. Пришлось ехать в отель, даже семью домой проводить не
