полу. Спать и правда хочется зверски. Лишь бы то кровати доползти.
– Алаев! – слышу раздраженный голос Ника. – Ты Леру не видел?
Опа. Вот это новости. Грановская свалила, а благоверного не уведомила? Интересно.
– Лера уехала, – отвечаю с издевкой. – Ты не знал?
Из-за громыхающей музыки приходится практически кричать.
– Она не могла уехать! – из-за спины Матвеева выныривает миловидная брюнетка. Та самая, что повсюду таскается с Грановской. Диляра, кажется. – У меня ее телефон!
Девчонка трясет у меня перед лицом смутно знакомым гаджетом. Если мне не изменяет память, именно такой подогнал Лере мой заботливый папаша.
– Она оставила нам мобильник, чтобы пофоткаться, а сама куда-то исчезла, – взволнованно продолжает Диляра. – Но она точно где-то здесь! Ее ботинки стоят у входа…
Мой мозг соображает крайне туго, однако мне все же хватает нейроресурсов, чтобы сопоставить факты и найти в них определенную нестыковку.
– Ты же сказала, что Грановская уехала? – вопросительно смотрю на Веронику.
– Да, я видела ее у выхода, – Ланская хмурится. – Должно быть, показалось…
Перевожу взгляд на Матвеева. Он явно обеспокоен. А на Диляре вообще лица нет. Будто она прямо сейчас проигрывает в голове худшие сценарии развития событий…
Да ну, бред! Что могло случиться с Грановской? Особенно с учетом того, что, по словам подруги, она точно находится где-то в доме. Здесь никто не мог причинить ей зла. Все свои. Так что паника по поводу ее «исчезновения» отдает излишним драматизмом.
– Должно быть, выпила больше положенного и спит, – предполагает Ланская.
– Лера сегодня вообще не пьет! – неожиданно резко огрызается Диляра.
– Ну тогда не знаю, – Веро поводит плечиком, а потом подхватывает меня под руку и елейно улыбается. – Ну что, Тим, пойдем? Мы отдохнуть хотели…
Умом понимаю, что Лера, скорее всего, в порядке, но тревога, зародившаяся в сердце столь внезапно и алогично, натягивает нервы тугой тетивой.
– Надо обыскать дом! Каждый закоулок, – заявляю решительно. – И Верещагина нужно привлечь. Он как-никак хозяин.
Без лишних разговоров срываемся с мест и расходимся. Матвеев направляется в сторону столовой, Диляра бежит искать Верещагина и даже Ланская с проворностью лисы взлетает вверх по лестнице.
Хмель в башке стремительно рассеивается. Мысли проясняются. И вместе с этим в душе нарастает мучительное беспокойство. Очень странно, когда человек пропадает прямо посреди шумной вечеринки. Дом у Алекса, конечно, огромный, но все же не настолько, чтобы в нем заблудиться. Так куда же делась Грановская? Все ли с ней хорошо?
Торопливо обшариваю весь первый этаж. Заглядываю в толчки, гардеробные и прочие комнаты неопределенного назначения. В одной из них натыкаюсь на Диляру, которая пытается вырвать ватного Верещагина из лап незнакомой мне девицы с перекаченными губами. Судя по всему, у этих двоих намечался секс, а Диляра ворвалась в самый неподходящий момент.
– Алекс, миленький, ну пожалуйста! – чуть не плача, причитает она. – Помоги мне найти Лерку! А потом вернешься к своей девушке!
– Он вообще-то занят! – рявкает силиконовая кукла, дуя свои и без того необъятные вареники.
– Это срочно!
– Диль, давай потом! – хнычет Верещагин, хватаясь за сиськи своей любовницы как за спасательный круг.
– Подъем! – рычу я, рывком ставя однокурсника на ноги и утягивая за собой. – Потом перепихнешься.
– Блин, братан, че за фигня? – ворчит он. – Спит, наверно, ваша Лера. Или уехала…
– Не уехала! – визжит Диляра, и я с ужасом замечаю, что на ее темных ресницах дрожат слезы. – Телефон ее здесь! И ботинки…
– А куртка? – Алекс чешет затылок.
Мы с ней переглядываемся.
– Точно! – взвизгивает девчонка. – Нужно проверить куртку!
Пока мы тащимся на второй этаж, я все же решаюсь задать волнующий меня вопрос:
– Диляр, я понимаю, ты переживаешь за подругу, но все же твоя реакция… Она какая-то чересчур острая. Почему?
У меня возникает подспудное ощущение, что она знает нечто такое, о чем не догадываюсь я. И это самое «нечто» дает ей весомые причины для беспокойства.
– Просто у Леры слабое здоровье, – она шмыгает носом. – Мало ли что могло случиться…
– В каком смысле слабое? – недоумеваю.
Эта информация – как удар обухом по голове. Впервые слышу, что у Грановской неладно со здоровьем…
– Ну знаешь… – она запинается. – Я не уверена, что могу тебе сказать…
– Что сказать?! – начинаю нешуточно нервничать.
От ответа ее спасает внезапное появление Матвеева.
– На цокольном ни души, – тяжело дыша, произносит он.
– Мы идем на второй, – говорит Диляра. – Проверим комнату с верхней одеждой. ___
Тимур
Последний лестничный пролет минуем молча. Сосущее чувство тревоги усиливается и достигает пика как раз в тот момент, когда я порывистым движением распахиваю дверь мансардной комнаты.
Лера лежит на полу. Маленькая и трогательно-беззащитная. С разметавшимися по паркету волосами. Ее ладошка сложена под щекой, и оттого может показаться, что она спит. Но моя встревоженная интуиция вопит, что это не сон. Она без сознания.
Когда я падаю перед Грановской на колени и подтверждаю свои опасения, внутри меня что-то взрывается. Что-то большое и горячее. Рвет жилы. Расхреначивает кожу, как скорлупу. Доводит кровь до температуры кипения.
Это больно, будто агония. Но больнее всего бессилие, которое я ощущаю каждой клеточкой тела, каждой фиброй души.
– Что с ней?! – орет Матвеев, грубо тесня меня плечом. – Почему она в отключке?
Неожиданно взгляд цепляется за валяющийся неподалеку прибор, чем-то напоминающий пейджер. Гадаю, что это такое, но ровно до тех пор, пока не замечаю крошечную тест-полоску, лежащую рядом. Кажется, этим обычно замеряют сахар…
– Ало, скорая? – на заднем фоне слышу истеричный голос Диляры. – Приезжайте скорее! – на секунду она замолкает, а затем сбивчиво выпаливает. – Я не уверена, но кажется, это приступ гипогликемии, она пользовалась инсулином… Да, без сознания. Я не знаю, мы только что ее нашли… Да, диабет первого типа.
Что, мать вашу?..
После этих слов мне напрочь отсекает слух. Голову затягивает пронзительным звенящим эхом: диабет-бет-бет, диабет-бет-бет… Оно нарастает, вибрирует, заполняет собой черепную коробку. Ядовито пульсирует, вызывая паническую мигрень.
Впадаю в ступор, напоминающий анабиоз. Вроде живу, вроде дышу, но сердце как будто не бьется. И мыслей как будто нет. В башке – галимая пустота. В душе –
