Я здесь, удивила тебя. Я должна была сначала позвонить. —
Черт побери. Дрейвен был прав, не так ли?
Я позволила неделям молчания Дэша раздражать меня. А теперь я здесь, беспокою молодую женщину, которая потеряла самого важного человека в своей жизни.
— Нет, я рада, что ты здесь. — Женевьева взяла еще одно печенье. — Я не говорила о маме пару недель. Это был шквал после того, как она…ну, ты понимаешь. Все были так потрясены, а я была так занята организацией ее поминок. Люди говорили о ней тогда. Но после того, как все закончилось, все стихло. Люди вернулись к своей жизни.
— А ты здесь.
— Я здесь. С разбитым сердцем. — Она откусила кусочек и прожевала его с дрожащим подбородком. — Но приятно говорить о том, какой замечательной она была. И не о том, как она умерла. Единственный человек, который говорил со мной о ней на этой неделе, это прокурор в Клифтон Фордж, и то только потому, что я хочу следить за судебным процессом.
— Он еще не назначен.
— Я знаю. Я хочу, чтобы его посадили. Я хочу, чтобы его не было на улицах и вдали от мира. Может быть, тогда я смогу забыть. Я так злюсь и… — Когда она замолчала, ее свободная рука оперлась на стол, костяшки пальцев побелели. — Я хочу увидеть ее могилу. Ты знаешь, что мы похоронили маму в Монтане?
— Нет. Я не знала. — Я не следила за организацией похорон Амины. Некролог, который я приложила к газете, был расплывчатым, в нем говорилось, что семья проведет частные похороны в Денвере. Я предположила, что в эти услуги входит и погребение.
— Она хотела быть похороненной в Клифтон Фордж. Скажу тебе, это было шоком — узнать из ее завещания. Но я думаю, она хотела снова быть рядом со своими родителями.
— Так ты была в Клифтон Фордж?
— Нет. — Она покачала головой. — Я не могла поехать. Я еще не была готова встретиться с этим. Я поехала в Монтану, чтобы собрать ее личные вещи и выставить дом на продажу. Но это было так близко, как я могла. Я не была готова быть в том городе, где она была…ну вы, понимаете. Но я еду туда на следующей неделе.
— Ты едешь в Клифтон Фордж? — Мои глаза расширились.
Она кивнула. — Я хочу увидеть все своими глазами. Похоронное бюро прислало мне фотографию ее могилы и макет ее надгробия, но это не то же самое. Так что в следующее воскресенье я организую быструю поездку. Приеду и уеду. Я не хочу рисковать столкнуться с ним.
Да, встреча с Дрейвеном была бы плохой. — Если тебе нужна компания, я с удовольствием поеду с тобой.
— Спасибо, Брайс. — Она посмотрела на меня своими добрыми карими глазами, и я снова почувствовала знакомый привкус. — Я, пожалуй, соглашусь.
— Пожалуйста, соглашайся. — За то короткое время, что мы провели вместе, я стала странно предана Женевьеве. Если бы я могла помочь, стоя рядом с ней, когда она посещала могилу своей матери, я бы это сделала.
Не ради своей истории. Ради этой женщины, которая уже чувствовала себя другом.
Я имела в виду то, что сказала Женевьеве. Я бы написала для Амины что-то особенное. Я бы включила рецепт печенья. Может быть, это успокоит чувство вины за неожиданное появление на пороге ее дома.
Женевьева отнесла свой пустой стакан в раковину, чтобы ополоснуть его. Я встала и тоже отнесла свой стакан, передав его ей. — Могу я задать тебе еще один вопрос?
— Конечно. — Она рассмеялась. — Для репортера ты задала не так много вопросов.
— Я просто разминалась. — Я подмигнула. — У твоей мамы был кто-то еще, с кем она была близка? Лучшая подруга? Или парень? Другие, кто хотел бы рассказать о ней для истории.
Она выдохнула. — Мама встречалась с парнем. Ли.
Я замерла, готовая впитывать каждое слово о парне. — Ли.
— Ли. — Она произнесла его имя, скривив губы. — За всю мою жизнь мама не ходила на свидания. Ни разу. Но в последнее время она была другой. Более тихой. И я не могу не думать, что это из-за него.
— У них все было серьезно?
Она пожала плечами. — Я не знаю. Это и есть самое безумное. Она вела себя по-другому, но никогда не говорила о нем. Я узнала о нем только потому, что однажды прилетела в Бозмен, чтобы сделать ей сюрприз, а ей пришлось позвонить Ли и отменить планы. Всякий раз, когда я спрашивала о нем, она отмахивалась. Говорила, что это была случайность. Но если бы ты знала маму, ты бы поняла, что в ней не было ничего случайного. Она крепко держалась за людей. Ее дружба длилась десятилетиями.
— Значит, ты его не знала?
Она покачала головой. — Нет, мы никогда не встречались. Я даже не знала его фамилии.
И тут меня понесло. — Может быть, она боялась, что он тебе не понравится.
— Да. Я тоже так думаю. Для меня было странно, что в ее жизни появился другой человек. Мама хорошо чувствовала, когда мне было не по себе. Я просто не могла представить ее с парнем. — Она оглянулась через плечо на раковину. Свет из окна попал в ее глаза, заставив их блестеть.
Боже! Что это было с ее глазами?
— Что еще ты можешь рассказать мне о ней? — спросила я. — Что-нибудь хорошее, что ты хотела бы, чтобы другие люди знали.
— Ее улыбка всегда была полной. Широкая, с белыми зубами. Как будто она не знала, как улыбаться наполовину. — Боль в улыбке Женевьевы вернулась вместе с блеском слез. — Она была прекрасна.
— Для меня было бы честью написать о ней такое. У тебя есть фотографии? Я бы с удовольствием включила в книгу несколько твоих любимых.
— С удовольствием.
В течение следующего часа я сидела рядом с Женевьевой на ее диване, пока она перебирала пластиковые альбомы со старыми фотографиями и сувенирами из своего детства. Все они были в доме Амины, и хотя она упаковала их и привезла в Колорадо, она призналась, что у нее пока не хватает смелости их перебрать.
— Спасибо, что посидела со мной. — Она закрыла крышку последней коробки. — Я уверена, что это было более безумно, чем ты ожидала, когда пришла сюда. Извини.
— Не стоит. — Я положила свою руку поверх ее. — Я рада, что могу быть здесь.
По правде говоря, чем дольше я сидела с Женевьевой, тем больше она мне нравилась. Она рассказывала историю за историей о своей матери, пока мы рассматривали старые фотографии. Те, что были
