наградой.
Решив сегодня позволить себе все, я смело охватываю рукой стояк Раевского и ласкаю, как умею. Мне просто нравится к нему прикасаться. Плотный, толстый, слегка бархатистый на ощупь, он напрягается в моей руке и тыкается в центр ладошки головкой.
Я прокладываю дорожку из поцелуев по мощной шее, мускулистой груди и опускаюсь ниже, рисуя кончиком языка неведомые знаки на плоском животе. Оказавшись на коленях, прижимаюсь к члену щекой и поднимаю глаза на Олега.
— Эля, ты играешь с огнем, — предупреждает меня Раевский, но я по заострившимся чертам лица вижу, что он не хочет, чтобы я останавливалась.
Лизнув на пробу, я обхватываю губами головку и посасываю. Мой неумелый минет, кажется, находит своего поклонника. Олежа кладет руку мне на затылок, и, судя по сжимающим мои волосы пальцам, ему все нравится. И я смелею.
И понимаю, что так увлеклась, что не заметила даже не только, что ноги затекли, но и что сама я завелась всерьез.
— Девочка моя, — Раевский поднимает меня и стискивает в объятьях.
— Я хочу тебя, — просто говорю я, и у него вырывается вздох.
— Черт, что ты со мной творишь… — почти стонет он и целует меня.
На контрасте с огненным поцелуем, его прикосновения к киске очень мягкие и нежные, даже какие-то робкие, что меня только раздражает. То он не хочет меня жалеть, то боится прикоснуться.
Я впиваюсь в него поцелуем, посасываю язык, царапаю ногтями, и он сдается.
Закинув мою ногу себе на бедро и потискав попку, он аккуратно погружается в меня и замирает, услышав мое шипение.
— Не смей останавливаться! — ругаюсь я и от бессильной злости кусаю его в плечо.
— Сама нарвалась, — рявкает Олег и, усадив меня к себе на талию, прижимает к стене.
Все, что происходит потом больше напоминает сумасшествие. Меня наказывают за своеволие, а я с наслаждением принимаю наказание, не испытывая ни капельки сожаления. Саднящие ощущения в дырочке отступают, и остается чистый восторг.
В отличие от меня пришедшей к финишу быстро, Олег еще не сыт. Он спускает меня на ноги, и я сползаю на колени. Я снова вбираю в рот огромный член, но уже стараюсь заглотить глубже, подарить ему ощущение погружения.
Мои эксперименты заканчиваются предсказуемо: уперевшись руками в стену, рыча Олег кончает мне в рот. Слизываю капельки терпкой спермы с губ. Мое состояние близко к опьянению. Кажется, я становлюсь нимфоманкой.
Меня настолько вымотало, что моим мытьем занимается Раевский. Он так бережен, что я напоминаю себе китайскую фарфоровую вазу. Завернув меня в полотенце, он выносит меня из ванной.
Под ноги нам бросается пищащий кот, которому явно не нравятся закрытые двери.
Олег матерится, но удерживается на ногах.
— Вот же мелкий полозучий засранец!
— Ты хотел его пристроить, — со смешком напоминаю я.
— Рука не поднялась отдать, — ворчит Раевский, зыркая на рыжую морду.
Усаживают меня на стол.
— Мне нравится, когда ты тут сидишь, — говорит Олег. — У меня еще с прошлого раза остался незакрытый гештальт.
Да, дядя Гера нам тогда славно обломал вечеринку.
Но сегодня, мне кажется, нас уже ничто не способно остановить.
— Надо перекусить, — Раевский ныряет в холодильник.
— Да, — согласно киваю я. — Силы нам сегодня понадобятся.
Олег, вынырнув обратно, смеривает меня серьезным взглядом.
— До завтрашнего дня мы будем вести себя как пионеры, — отрезает он. — Я хочу трахаться нормально, не дергаясь, что я могу тебе что-то порвать!
— А почему ты решил, что завтра я все еще буду согласна? — спрашиваю я.
Лицо Олега надо видеть.
— Элечка, — ласково начинает он. — Ты все еще болеешь?
— Нет, я прекрасно себя чувствую, — хмыкаю я.
— Скажи мне, солнышко, с чего ты решила, что я тебя отпущу от себя?
— Да ты меня не удержишь, — веселюсь я.
Раевский ненадолго задумывается, а потом выдает шокирующий меня план.
— Мы сейчас поужинаем, а потом поедем к тебе. Буду просить твоей руки, — он морщится, — у Геры.
— Эм… Олег, в двадцать первом веке не обязательно просить руки у родителей или даже дяди.
— В семье, где девочка осталась невинной до двадцати пяти лет, лучше попросить. И официальное предложение не даст тебе слинять от меня, — отвечает Раевский.
Я приподнимаю бровь, сам-то он меня уводит почти из-под венца.
Догадавшись, догадавшись, о чем я думаю, Олег рявкает:
— Да я глаз с тебя не спущу! Ведьма!
Глава 54. Маленький Тель-Авив
— Что? Страшно? — подкалываю я Олега, когда мы сидим в машине у моего подъезда.
— Нет, — Раевский вцепился в руль и собирается с духом. — Слова подбираю.
Наивный. Он думает, что к моей семье можно быть готовым. Это еще папы с мамой нет. Мама, конечно, на первый взгляд из нас самая адекватная, но это только на первый взгляд.
— И что за слова? Будешь рассказывать, как ты мне прохода не давал, как в трусики залезал, за грудь хватал? — троллю я его.
— Эля!
— Что, Эля? Разве не так все было?
— Ты мне теперь до конца жизни это припоминать будешь?
— Ты вот сейчас сам подписываешься на пожизненное проедание плеши, — довольно скалюсь я. — Или о своем благородстве рассказывать: как на даче мужественно не трахнул?
— У меня, кстати, дрова теперь все переколоты. Но я не думаю, что эта информация полезная для Гериного здоровья.
— Его, может, и дома нет еще. Так, что предлагаю отложить мероприятие до тех пор, пока ты не придумаешь, что врать, на вопрос: это так ты позаботился о моей племяшке?
— Хрен тебе, Эля, — скрипит зубами Раевский. — Пока я буду придумывать, ты себе опять мужиков наберешь. Лисянский так и трется рядом, напрашивается на удар в бубен. Так что звони дяде, дома он?
Олег выглядит так, будто готовится к битве.
Похихикивая, набираю дядю Геру:
— Алло, привет! Ты дома?
— Подкидыш? Я в пятьдесят девятой, — как-то уныло отвечает он.
Ага, у ба, значит. Отличненько. Главные люди в сборе.
— Сейчас поднимусь.
Кладу трубку и кошусь на окна квартиры ба. Так и есть. Занавеска колышется, и на фоне освещенного окна появляется узнаваемый силуэт. Сто пудов, в бинокль смотрит. Сейчас Раевский встретит главного человека в нашей семье, и это не дядя Гера. Меня переполняет злорадство.
— Пойдем, — говорю я.
— А чего это ты такая счастливая? — подозрительно спрашивает Олег. — Полчаса назад упиралась как ослица.
Чтобы не заржать, быстренько покидаю салон, и Олегу ничего не остается, кроме как последовать за мной.
Поднявшись на свой этаж, я застаю милейшую картину и начинаю думать, что сегодня вселенная на моей стороне. В лучших традициях моего детства Серега Скворцов торчит в
