— Иначе что? — Вадим тоже толкнул его своим лбом. — Что ты мне сделаешь?
Отчим не нашёлся с ответом. Скорее всего, его ввела в ступор та прыть, с которой Вадим встал на мою защиту и не собирался отступать.
Поэтому он не придумал ничего умнее, кроме как направить весь гнев на меня. Ведь так ему было привычнее и безопаснее, потому что от меня сопротивление было минимальным. Да и что я могу против его ста с лишним килограмм?
— Алёнка! Быстро домой! Иначе от твоего защитника мокрого места не останется, — отчим грубо поймал меня за руку и дёрнул так сильно, что у меня на куртке надорвался рукав.
— Лапы убрал от неё! — Вадим толкнул отчима, из-за чего тот пошатнулся и опешил. Сам он привык бросать угрозы, которые никогда не воплощались в жизни и, похоже, не ожидал, что от кого-то угрозы могут быть вполне реальными и осуществимыми.
— Вадим, не надо, — я испугалась за Колесникова и, поправив рукав куртки, бросила отчиму. — Пошли домой.
— Пошла! — отчим не постеснялся с силой толкнуть меня в спину, когда я повернулась к подъездной двери.
— Слышь, боров… — окликнул его Вадим.
Я тоже повернулась и в этот момент увидела, как четко Вадим попал отчиму кулаком точно в лицо. Кажется, что-то хрустнуло.
Первое, что я испытала мгновенно, глядя на то, как отчим упал на колени, схватившись за нос, — абсолютный восторг. Чистейшее счастье от того, что он, наконец, получил по заслугам. Меня буквально распирало изнутри от счастья и понимания, что кто-то за меня заступается. Впервые! Кто-то, не жалея себя, готов драться за меня и наказать обидчика.
Но затем, когда Вадим потянул меня за себя, чтобы вновь спрятать за своей спиной, пока отчим корчился от боли и что-то невнятно мямлил, я поняла, что у всего этого будут последствия. Плохие последствия. И только для меня.
— Ты что наделал, говнюк?! — отчим отнял от лица ладони, которые оказались окрашены кровью. — Ты кто, блядь, такой?!
Неуклюже отчим поднялся с асфальта, опираясь на окровавленные ладони. Рукавом куртки стёр кровь и сопли с подбородка и губ. Ошалелым взглядом смотрел на Вадима, который стоял, закрывая меня собой.
— Вадим, не надо. Он всё понял, — бросила я глухо, глядя на отчима.
Я не испытывала к нему жалость. Ни капли. Это не было проявлением стокгольмского синдрома, поэтому о каком-либо сострадании к человеку, от которого я годами терплю физическое насилие, речи не шло. Просто прямо сейчас я думала о последствиях, которые будут ждать меня дома. И, скорее всего, не только меня. Отчим не поленится отыграться на всех.
— Тебе добавки? Или ты уже домой торопишься? — нарочито спокойно вопросил Колесников.
— Я тебя запомнил, — закивал отчим, двигаясь в сторону подъезда. — И машину твою, ушлёпок.
— Запоминай лучше, потому что теперь ты будешь видеть меня чаще, — Вадим молча проследил за тем, как отчим скрылся за тяжелой подъездной дверью, бросив мне напоследок «чтобы через пять минут была дома!».
— Зачем ты это сделал? — спросила я, обессиленно опустив руки вдоль туловища. — Ты же даже примерно не понимаешь, что будет, когда я… Господи! — выдохнула я, едва сдерживая слёзы.
Спрятала лицо в ладонях, чтобы дать себе секунду для того, чтобы взять себя в руки. Провела ладонями в сторону волос и сжала их в кулаках, с ужасом взглянув на подъездную дверь.
— Зато я отлично понимаю, как некоторые отцы ведут себя с настоящими детьми, и как с теми, кто им не родной, — у Колесникова играли желваки. Он спрятал руки в карманы куртки, но в его глазах всё ещё горела ярость. Наверное, он с радостью нанёс бы ещё несколько ударов по жирному лицу моего отчима. И мне не за что его осуждать.
— Откуда тебе знать, как некоторые отцы ведут себя с неродными детьми? У тебя разве неродной отец?
— Родной, — уверенно кивнул парень. — Но он… Короче, знаю, — осекся Вадим и отвёл взгляд в сторону. Несколько секунд собирался с мыслями, а затем снова посмотрел на меня. — Поехали ко мне. Переночуешь сегодня у меня. Поспишь в моей комнате, а я в гостиной.
— Я не поеду, — тут же ответила я и взяла себя в руки.
— Какого…?! — возмущенно поморщился Вадим. — Ты реально сейчас собралась возвращаться домой?
— У меня там младшая сестра и мама, — указала я наверх на окна квартиры, едва не перейдя на крик. — Или их тоже можно взять с собой и пожить у тебя?
Вадим замялся, неопределенно дернул головой, будто размял шею и, чему-то кивнув, произнес:
— Я тебя провожу.
— Не надо. Ты уже достаточно сделал.
Теперь, когда эйфория от удара схлынула, меня начала душить злость. Захотелось возвести между мной и Вадимом высокую кирпичную стену и, желательно, перед этим стереть ему память с помощью вспышки из «Люди в черном».
— Я провожу, — Вадим настойчиво пошёл за мной в подъезд, поднялся на мой этаж и ждал, когда я открою дверь ключом.
— Всё, иди, — бросила я ему, когда открыла дверь и не увидела на пороше отчима с ремнем или палкой от старой стиральной машинки.
— Сначала я посмотрю, что ты нормально зайдёшь в квартиру, — Вадим был несвойственно ему серьёзным. Это и восхищало, и раздражало.
Услышав, что дверь квартиры открылась, из своей комнаты вышел отчим с опухшим лицом и явным намерением навалять мне. Но ему пришлось застыть на месте, так как вместе со мной в квартиру, какого-то чёрта, вошёл Вадим.
— Завтра утром я приеду за Алёной и заберу её на пары. Если на ней будет хоть одна царапина, которой я ещё не видел, я сломаю тебе нос ещё раз. И не только нос. Твою рожу и номер квартиры я запомнил, — отчеканил Колесников словно не своим голосом. — Понял меня?
Отчим молчал, сверля Вадима взглядом.
— Не слышу! — рявкнул Вадим.
Он явно перебарщивал с гонором, но, похоже, это было именно то, что сейчас нужно было для устрашения моего отчима.
— Понял, — буркнул отчим едва слышно.
— Тогда до завтра, папаша, — с едкой насмешкой бросил Вадим и чмокнул меня напоследок в висок.
Дверь за парнем закрылась, а мы с отчимом так и остались стоять друг напротив друга, будто в перестрелке на Диком Западе.
Но вот я неспешно сняла ботинки и куртку, накинула рюкзак на плечо, а отчим рванул ко мне.
Абсолютно молча, не издавая ни малейшего звука, он схватил меня за волосы и поволок в сторону моей комнаты. Открыл дверь и швырнул меня на пол, как грязную тряпку.
Я успела выставить руки, чтобы не упасть в пол лицом и сразу отползла к кровати. Выставила вперед ногу и накрыла голову руками, приготовившись защищаться. Но услышала лишь сильный хлопок двери и громкое ворчание отчима:
— Защитничка она, блядь, нашла!.. Чтобы до утра носа не показывала! Убью, нахуй!
Глава 32
Можно ли продолжать бояться, но при этом внезапно стать счастливой?
Можно.
Сегодня утром я проснулась примерно в таком состоянии. Мне было ужасно страшно из-за того, что произошло вчера, но именно из-за того, что это произошло, я чувствовала себя абсолютно счастливой.
Я знаю, что нельзя никому желать зла, но ничего хорошего отчиму я пожелать не могу. Мне хочется, чтобы он тоже мучился, как я, сестра и мама. Даже сильнее. Но при этом я понимаю, что даже если соберу все имеющиеся у меня силы в кулак и ударю ему в нос, у меня не получится это так же сильно, как вчера вышло у Вадима.
Он просто его уничтожил. Одним ударом.
А я впервые уснула с улыбкой на губах. Меня нисколько не опечалил даже тот факт, что я наказана и ещё неизвестно, что будет утром.
А утром была тишина. Или даже затишье.
Ещё один вид наказания — посещение туалета, в котором только что был отчим. Тут главное, пока чистишь зубы, не дышать, чтобы не вдохнуть вонь дерьма и дыма сигарет, что он после себя оставляет.
Завтракать я не стала. Главным образом потому, что понимала, что отчим может не разрешить и таким образом отыграется за вчерашнее.
Мама, увидев меня утром в коридоре, лишь осуждающе вздохнула и покачала головой. Кажется, ей пришлось не по вкусу, что её мужу разбил нос парень её дочери. Но мне было плевать на то, что она думает. Сегодня мне, вообще, было пофиг на чьё-либо мнение.
