Ознакомительная версия.
– Я и у которого развязаны – тоже не буду, – перебил его Саша. – Но я же в этом смысле не показатель, я и драться-то не умею.
– А кто же тогда показатель? – пожал плечами Георгий. – Малик? О чем тебе с ним говорить, что ему объяснять? Тем более про это и без тебя миллион слов сказано и тысячи книг написано, а толку никакого. Я, знаешь, – невесело добавил он, – когда обо всем этом думаю, то мне ни снимать больше не хочется, ни… Я вообще тогда не понимаю, зачем все. Сказал бы, что люди живут как скоты, но они и хуже скотов живут.
– Я все-таки думаю, что это у тебя пройдет, – тихо сказал Саша. – Ты, по-моему, очень талантливый человек, а талант от отчаяния исчезнуть не может. И снимать тебе захочется, и жить… Правда, Дюк, поверь мне, не такое уж я дитя наивное, как ты про меня думаешь!
– Я совсем так про тебя не думаю, – улыбнулся Георгий. – Что я, Малик? Только какая разница, чего мне захочется или не захочется? Все равно же…
Он кивнул на наглухо закрытую дверь и тут же замолчал. Он не хотел говорить о будущем, потому что никакого будущего для себя не видел. Но Саша-то здесь при чем? Георгий давно уже понял, что тот будет находиться здесь ровно до тех пор, пока за него не заплатит отец. И, судя по условиям содержания, отец его – человек влиятельный, а сумма выкупа – значительная. Но только последний подонок стал бы напоминать об этом такому человеку, как Саша.
– Ну, зря ты так пессимистичен! – засмеялся Саша. – Я согласен, что кино сейчас в упадке, но кто-то снимает ведь, почему не ты? Или ты… – Он вдруг замолчал, словно споткнулся на ровном месте, побледнел, потом покраснел, потом опять побледнел. – Дюк, ты… Ты думаешь, что вообще отсюда не выйдешь?..
Георгий и сам растерялся, глядя на Сашу: ему показалось, тот сейчас потеряет сознание или заплачет. А он-то и предположить не мог, что эта мысль никогда не приходила Саше в голову!
– Ну, вообще-то… – пробормотал он. – То есть…
– То есть ты, – перебил его Саша, – все это время думал, что я вот-вот отсюда выйду, а тебе ручкой помашу – счастливо оставаться?! За кого же ты меня принимаешь?..
Голос у него при этих последних словах был такой, что Георгию захотелось разогнаться и стукнуться головой о стенку, только бы не слышать этих интонаций.
– Саш, ну не надо так! – расстроенно сказал он. – Это же не от тебя зависит, ты же не можешь…
– Вечно про меня все думают, что я ничего не могу! – воскликнул Саша.
Голос у него стал как у обиженного ребенка, и Георгий вздохнул с облегчением.
– Хотя, правда, – кивнул Саша, – я сам дал основания для такого к себе отношения. Ты не говори ничего, не говори! – быстро произнес он, заметив, что Георгий сделал какой-то протестующий жест. – Проще всего обвинить в этом отца – конечно, он такой человек, рядом с которым кто угодно покажется тряпкой. Но все-таки… Я понимаю, что сам всегда вел себя как… Как Бездельник на крыльце, – сердито сказал он.
– Какой еще бездельник? – не понял Георгий. И вдруг вспомнил: – А, это в книжке про Мэри Поппинс, да? Я иллюстрации видел, которые одна девочка сделала. Он в шляпе такой, с бубенчиками? Я, правда, не знаю, что про него в книге написано, но выглядел он радостно, – улыбнулся Георгий. Ему и самому стало радостно от того, что вдруг пробилось в его нынешнюю жизнь это чистое воспоминание. – Или это она так нарисовала, Полина? Взгляд у него такой… беспечный!
– Именно что беспечный, – пробормотал Саша. – Любовался миром, ни о чем не беспокоился и жил только сегодняшним днем… Прямо-таки про меня написано!
– Вряд ли ты в этом виноват, – заметил Георгий. – А что ты должен был делать, на хлеб зарабатывать?
– Конечно, с хлебом проблем не было, – вздохнул Саша. – Да и ни с чем не было. С самого рождения никаких проблем, а это, наверное, все-таки плохо. Отец еще в прежние времена довольно… серьезным человеком был. Он дипломат, потом бизнесом занялся. В бизнес ведь никто просто так, с улицы, не пришел. В большой бизнес, во всяком случае, – объяснил он; впрочем, Георгий и сам это знал. – А теперь он вообще… запредельный, – махнул рукой Саша. – Ну вот, я у него такой и получился.
– Какой же это – такой? – не согласился Георгий. – По-моему, твоему отцу насчет тебя переживать не приходится.
Он тут же понял глупость подобного заявления – в плену-то! – но Саша не обратил на эту глупость никакого внимания.
– Он не переживал, – покачал головой Саша. – Он надо мной трясся, как над великим сокровищем. Мама с ним все время ссорилась из-за того, что он меня так балует, да и меня это в пубертатном возрасте дико раздражало. Но к маме он вообще не считал нужным прислушиваться, а я… Я как-то к этому привык. Хочу книжки сутками читать – сижу читаю, в школу вообще не хожу. Папа что-то там сделает – я все экзамены через экстернат сдаю, то есть даже не сдаю, а просто аттестат заполненный получаю. Ну, в университет я, правда, довольно легко поступил, в шестнадцать лет, и даже, мне кажется, самостоятельно, потому что не на экономический ведь, а на истфак. А потом снова: хочу путешествовать, папа, вынь-положь!
– И куда же ты поехал? – спросил Георгий.
Он видел, что Саша взволнован как никогда, и ему хотелось немного успокоить его, хотя бы вопросом.
– Сначала в Грецию. Я, понимаешь, очень был ею увлечен, и мне хотелось… Мне особенно острова понравились – Пафос, Патмос… Лежу под оливковым деревом – море, небо, как тысячу лет назад, дереву тоже лет тысячу, в общем, утопаю в счастливых банальностях и думаю: разве что-нибудь еще может человеку понадобиться? Но потом все-таки дальше поехал – в Рим. По хронологии развития человечества.
– Но это же хорошо, Саша, – сказал Георгий. – Что же в этом плохого?
– Мне, конечно, было хорошо, – кивнул тот. – Но сам я от всего этого… Понимаешь, необходимость добывать себе хлеб насущный – это, наверное, все-таки правильно Бог для человека устроил. А у меня такой необходимости не было, и от этого что-то во мне появилось ущербное. А тут еще… Академка моя кончилась, я в Москву вернулся – и тут здрасьте: отец с нами больше не живет. Ты знаешь, я это еще как-то понял бы, потому что… Ну, они с мамой совершенно разные люди, поженились, как только МГИМО закончили, он мне, конечно, ничего такого не говорил, но, я думаю, он только потому на маме женился, что за границу неженатых не выпускали, а потом я у них родился, да еще поздно и как-то для мамы нелегко, вот отец с ней и жил, по инерции, что ли… Мама очень практический человек, очень прагматичный.
– А он разве нет? – спросил Георгий. – Если бизнес…
– Он, конечно, тоже, – кивнул Саша. – Но у него прагматизм совсем другой, я даже не знаю, как это правильно назвать. Он очень точно понимает, что в жизни главное, а что не главное, и у него вся воля на то направлена, чтобы это свое понимание отстоять. А мама – она просто… Ты не думай, я ее очень люблю, но все-таки я же понимаю… Она житейский человек – машина, дача, то есть теперь уже не дача, а вилла в Ницце… Что у отца в душе, что для него важно, этого она вообще никогда не знала и знать не хотела. Но ведь эта его, новая! – Саша как-то болезненно скривился. – Я, конечно, когда из Рима вернулся, сразу к нему пошел, я же взрослый человек, не стану же как ребенок дуться. А у него… Ты бы ее видел, Дюк! Одни сплошные ноги, ну, еще грудь из маечки вываливается и волосы до попы. Блондинка, притом натуральная, это она мне сама сказала, как будто мне не все равно, зовут Лина, двадцать лет, приехала из Полтавы, работала в модельном агентстве… В общем, походный набор олигарха.
Ознакомительная версия.
