Виппи Берд повернулась ко мне и хотела что-то сказать, но я слегка покачала головой, ведь мы никогда не хвалились своей дружбой с Мэй-Анной, и ни к чему было поддаваться на всякие мелкие провокации.
– Так вы – подруги Марион Стрит, – продолжил наш собеседник.
– Наше дело знать, а ваше дело догадываться, – сказала я, и мы с Виппи Берд поднялись и ушли в свое купе.
Мэй-Анна, кинозвезда первой величины, прислала нам не просто железнодорожные билеты, а билеты на поездку в двухместном купе повышенной комфортности, с отдельным душем и туалетом, так что нам не приходилось ждать очереди вместе с обычными пассажирами в коридоре вагона.
Открыв дверь своего купе, мы мгновенно забыли раздражение, вызванное надоедливым мужиком в клубном вагоне, потому что на столе нас ждала большая бутылка шампанского в ведерке со льдом.
– Мэй-Анна подумала и об этом, – сказала Виппи Берд, вынимая шампанское из ведерка, пока я распечатывала конверт.
– Это не от Мэй-Анны! – воскликнула я, и Виппи Берд тут же положила бутылку обратно.
– Если это прислал тот придурок из клубного вагона, – объявила она, – то я не буду его пить.
– Это от Бастера, – сказала я, – вот, здесь написано: «Осушим до дна наши бокалы за «несвятую Троицу»! С любовью, Бастер».
Мы с Виппи Берд сначала выпили за Бастера, потом за Мэй-Анну, и когда в бутылке оставалось уже совсем чуть-чуть, мы выпили и за мужчину из клубного вагона. В результате мы выпили достаточно, чтобы крепко заснуть, и когда проснулись следующим утром, поезд шел уже по солнечной земле Калифорнии.
Высылая билеты, Мэй-Анна написала нам, что мы должны сойти с поезда на вокзале в Лос-Анджелесе и не двигаться с места, пока ее шофер сам не найдет нас. На вокзале в Лос-Анджелесе было столько народа, сколько я никогда в своей жизни не видела, даже перед редакцией газеты в день чемпионского матча Бастера людей собралось гораздо меньше. Мне трудно было даже представить, как кто-то может нас разглядеть в такой толпе, но все произошло словно по волшебству – человек в сером кителе, серой шапке с козырьком и кожаных сапогах появился из толпы прямо перед нами и спросил: «Простите, это не вы миссис О'Рейли и миссис Варско?» Мы сразу поняли, что это и есть шофер Мэй-Анны, потому что точно таких мы видели в кино.
Мы с Виппи Берд смотрели на него в полном замешательстве. Мы знали, что Мэй-Анна хорошо, даже очень хорошо зарабатывает, но, увидев своими глазами этого шофера, мы поняли, что она не просто богата, а по-настоящему купается в деньгах. «Миссис О'Рейли?» – обратился ко мне шофер.
– Меня зовут Эффа Коммандер, а она – Виппи Берд, – ответила я.
– А меня зовут Томас, и я позабочусь о вашем багаже. Пожалуйста, следуйте за мной – наш автомобиль ждет вас сразу у выхода из вокзала.
В этот самый момент, двигаясь боком, с широко открытым ртом и переводя взгляд с нас на шофера и обратно, мимо прошел наш знакомый из клубного вагона, и Виппи Берд обдала его высокомерным взглядом, который составил бы честь любой профессиональной актрисе. Шофер щелкнул пальцами, откуда-то сразу выскочил носильщик, подхватил наши вещи, и мы все пошли к выходу с вокзала, где увидели огромный лимузин.
Это был «Кадиллак», совершенно белый и снаружи, и внутри. Как потом оказалось, у Мэй-Анны все было белым: и дом, и вещи.
– Не желаете ли чего-нибудь выпить перед тем, как мы тронемся? – спросил шофер.
– Это в девять-то утра? – ответила вопросом на вопрос Виппи Берд.
На самом деле мы с ней были бы не прочь заложить за воротник, но мы ведь только полчаса назад позавтракали.
– Очень хорошо, раз так, – сказал он, и нам с Виппи Берд пришлось сдержать себя, чтобы не рассмеяться и ненароком не задеть его лучших чувств. – Мы направляемся прямо к дому мисс Стрит в Беверли Хиллз, – объявил он. – Сейчас у нее перерыв в съемках, поэтому она дома. Она не любит сама встречать гостей на вокзале.
По выговору и повадкам его можно было принять за англичанина, но, как мы потом узнали, в Голливуде любого можно было по выговору и повадкам принять за англичанина.
Мы с Виппи Берд понятия не имели, принято ли у них здесь разговаривать с шоферами, но нам было интересно, и мы разговаривали. Мы спросили его, правда ли, что Алан Лэдд ростом только пять футов два дюйма, и знает ли он, где находится китайский театр Граумана, и можно ли посетить знаменитые грязевые вулканы, и будем ли мы проезжать через Голливуд и Виноградную Долину. Мы специально попросили его называть нас Эффа Коммандер и Виппи Берд, потому что, когда он обращался к нам «миссис О'Рейли» и «миссис Варско», нам казалось, что он обращается к каким-то незнакомкам. Виппи Берд добавила, что если он не будет делать, как мы просим, то она будет называть его «Томми». Он сказал, что будет в нашем распоряжении все время, пока мы здесь, и обязательно покажет нам все достопримечательности, но «в настоящее время мисс Стрит хочет видеть вас как можно скорее и будет очень огорчена, если я не доставлю вас прямо к ней».
– Иными словами, если будешь мешкать, она надерет тебе жопу, – сказала Виппи Берд, и тут они с шофером расхохотались, и когда мы подъезжали к дому Мэй-Анны, весь его английский выговор куда-то испарился.
Ее так называемый дом больше всего походил на больницу – ни крыльца, ни балконов, лишь белые кирпичные стены с окнами без форточек, как в ванной. Вокруг множество кустов, подстриженных в причудливых формах – шары, лимоны и перевернутые конусы. За домом виднелся бассейн, а на газоне были расставлены белые садовые скамейки.
– Разумеется, Мэй-Анна не может обойтись без всего этого мусора, – сказала Виппи Берд, и Томми снова захохотал.
Перед домом нас встретила немолодая дама в белом переднике поверх черного платья и в белом же чепчике на голове и провела к двери.
– Мисс Стрит ждет вас, – объявила она.
– Надеюсь, что это так, – ответила Виппи Берд.
Пол в прихожей был весь из белого полированного мрамора, а наверх вела изгибавшаяся полукругом белая металлическая лестница, покрытая белой же ковровой дорожкой. А наверху нас ожидала одетая в белое Мэй-Анна. На ней были белые домашние штаны и белая блуза, а волосы имели цвет белой платины. Только помада и лак на ногтях выделялись ярко-красными пятнами, так что она напомнила мне пломбир с вишневым сиропом. Пахла она чем-то мне неизвестным, но это было лучше, чем духи «Парижский вечер».
Когда мы вошли, она как раз начала спускаться нам навстречу. Видимо, сказала Виппи Берд, она специально ждала нас наверху, чтобы мы могли созерцать ее торжественный выход. Я ответила, что не понимаю, для чего ей нужно играть перед нами, и мы с Виппи Берд решили, что это просто случайно так получилось. Мэй-Анна сбегала вниз по ступеням так быстро и естественно, как течет вниз вода из опрокинутой бочки.
