Пудинг «Павлова» был разложен по тарелочкам, распробован и провозглашен королем всех пудингов. Когда на тарелках не осталось даже крохотного кусочка, все присутствующие перебрались в гостиную, где их ожидали коньяк и кофе.
Собравшихся в гостиной леди и джентльменов окутывала аура избранности, элитарности. Женщины здесь все как на подбор обладали прекрасным вкусом, были красивы и чувственны, а мужчины – умны и интеллигентны. Это действительно были привилегированные люди, которые, впрочем, немало потрудились ради того, чтобы своего привилегированного положения достичь.
Мисс Пламм, прохаживаясь по комнате с чашкой кофе в руке и поглядывая на своих друзей, испытывала законное чувство гордости. Ей нравилось, как эти люди обустроили свое существование. Этим они во многом были обязаны общению с Оливией – так же примерно, как она в прошлом обязана была обустройством собственной жизни влиянию дедушки Оливии и общению с Рэймондом Грейвс-Джонсом. В основе объединявшей их всех своеобразной идеологии лежали принципы свободы духа и свободы выбора, а еще – щедрость. Все они старались как можно больше давать и ничего не отнимать у кого бы то ни было. Эти люди были яркими индивидуальностями, личностями, которые не желали подчиняться воле большинства или следовать установленным в обществе правилам, если они шли вразрез с их убеждениями.
Энти смотрела на Хэрри и ясно видела, что он унаследовал многие качества дядюшки Рэймонда. Его дядя был в своем роде феноменом, уникальным человеком, который ухитрялся носить в себе две сущности и существовать на двух уровнях одновременно. Официальном – в качестве судьи Верховного суда и джентльмена и частном – в образе жадного до чувственных удовольствий мужчины, который познал мир секса и эротических грез, когда встретился с Энти. Энти же окунулась в этот мир значительно раньше, когда жила с дедушкой Оливии, привившим ей такие понятия, как сексуальная свобода, сексуальная вседозволенность.
И снова прошлое встало перед ее мысленным взором, напомнив о том времени, когда она была молода и отважна. Их с Рэймондом познакомил турецкий принц, проживавший в Александрии, во дворце на берегу моря. Принц был человеком, который жил для того и ради того, чтобы заниматься сексом и получать чувственные удовольствия. В этом отношении он ни в чем себе не отказывал: не пренебрегал даже самыми причудливыми формами половых извращений. Подобная сексуальная практика была сродни наркомании, и с ее помощью принц мог забыться. Под его влиянием сдержанный и во многом консервативный английский джентльмен судья Рэймонд Грейвс-Джонс совершенно преобразился и, когда они с Энти закрывали за собой двери, превращался в настоящего сексуального террориста.
Опустившись в кресло и прикрыв глаза, Энти стала вспоминать ночь на Ниле, когда они втроем – она, принц и Рэймонд – плыли на яхте по черной воде и занимались при свете луны сексом. Раскинувшись на застилавших палубу коврах, она снова и снова отдавалась двум мужчинам, помогая им воплощать в реальность их прихотливые сексуальные фантазии. И принц, и Рэймонд были уже не молоды, но их желания отличались свежестью и оригинальностью. В частности, они всыпали в ее глубины пригоршню крупного речного жемчуга, который, перекатываясь внутри, до такой степени усиливал возбуждение, что, когда ее стали сотрясать спазмы следовавших один за другим оргазмов, она едва не задохнулась. Любовники посоветовали Энти не вынимать жемчуг хотя бы несколько дней: с его помощью она могла достигать экстаза в любое время дня и ночи. Для этого ей нужно было лишь особым образом напрягать кое-какие мышцы.
Энти громко засмеялась, и смех отогнал воспоминания. Когда же она невзначай коснулась висевшей у нее на шее нитки жемчуга, ее смех сделался еще громче, а воспоминания отступили окончательно.
– Может, вы, Энти, расскажете нам, что вас так развеселило? – спросила Септембер, подходя к ее креслу и присаживаясь на подлокотник.
– И рада бы, деточка, да не могу. Это глубоко личное. Но я скажу нечто другое: мы сами выстраивали наши судьбы и обогатили собственное существование тем, что всегда следовали своим желаниям, никогда не бежали от приключений, если таковые выпадали на нашу долю, короче, старались жить моментом и принимали все последствия такого решения – и хорошие, и дурные. Мы все любили Оливию и в большом перед ней долгу. Прежде всего потому, что она наиболее последовательно воплощала в реальность наши общие теоретические построения о жизни и о том, что надо беззаветно – и душой, и телом – отдаваться тому, кого любишь. Нам следует признать: мы, в общем, такие же, как она, а стало быть, можем совершить аналогичную ошибку, то есть нечаянно, не желая того, лишить кого-нибудь жизни. Но это не значит, что мы не должны себя любить. Бедняжка Оливия! Если бы она любила себя чуть больше, возможно, ей не пришла бы в голову мысль совершить подобный акт насилия.
Маргарет поднялась со стула, прошла по комнате и встала рядом с Анжеликой и Невиллом. На душе у нее пели птицы. Похоже, в ее жизни наметился крутой поворот: она обрела наконец мужчину, которого полюбила. А ведь она мечтала об этом всегда, просто до сих пор мужчины ей попадались не те.
Невилл был покорен и очарован Маргарет. Хотя он вовсе не стремился к тому, чтобы об этом знали все окружающие, по его взгляду было нетрудно догадаться, какие чувства он испытывал к этой женщине.
Анжелика не сомневалась, что будет любить Невилла до конца своих дней, но одновременно испытывала несказанное облегчение при мысли о том, что у нее хватило мужества уступить этого человека женщине, которую он любил. Она знала, что они оба могут обрести счастье только рядом друг с другом. Вообще-то это не было жертвой с ее стороны: она собиралась всерьез заняться своей карьерой, и ее больше устраивали необременительные связи, ублажавшие тело, но не затрагивавшие душу.
– Скажи, что с нами происходит? – прошептала она на ухо Маргарет. – Все, абсолютно все стало с ног на голову. На нас обрушиваются одно за другим события, к которым мы не готовы. Ну да ладно… Я не против, если ты объявишь о своем намерении создать с Невиллом семью.
– Ты всегда была удивительно великодушна, Анжелика. – Маргарет с чувством поцеловала ее в щеку и повернулась к старшему следователю: – Хэрри, с тех пор как Оливия исчезла, а в Сефтон-под-Горой прикатили следователи и начали задавать всем каверзные вопросы, наша жизнь стала претерпевать необратимые, я бы даже сказала, фундаментальные изменения. Отдавая себе в этом отчет, я пригласила вас и вашу команду с тем, чтобы попытаться расставить в этом деле все точки над i – словом, я хочу, чтобы мы с вами сыграли в открытую. Оставим всевозможные догадки и домыслы, бросим блефовать и будем говорить друг другу правду и только правду. Увертки не помогут ни нам, ни вам, ни тем более Оливии, чей милый образ ложь способна лишь замарать и исказить. Поэтому давайте вместе с вами рассмотрим и исследуем каждую деталь этого трагического происшествия, а потом забудем о нем навсегда.
