того правильно и верно удерживающие меня, словно не бывает других вариантов в этой жизни. Дарящие тепло. Добивающие жалкие остатки моей сомнительной выдержки.
Да, этот мой грех – слишком тяжёлый…
Кажется, ещё немного, не унесу.
Нужно срочно что-то придумать…
И придумываю. С лёгкостью. Тем более, что и в самом деле сегодня собиралась это сделать, правда, не совсем таким образом, но да ладно, так даже лучше будет, учитывая моё состояние.
– Могу я ещё раз взять твой телефон? – тут же озвучиваю.
Нож опускается на разделочную доску куда громче и резче, чем все предыдущие разы. Дальше – ожидание, за время которого я почти жалею об этой своей просьбе. Но сказанного не вернёшь.
– Если ты снова собираешься позвонить отцу… – отзывается Кай, а его ладони на мне смыкаются крепче.
Не договаривает. Я перебиваю его.
– Нет. Не для этого.
Для чего тогда в таком случае – не говорю. Намеренно. За последние сутки, после посещения фермы, я почти полностью распознаю все раздвинутые им для меня грани дозволенного, с учётом нашей сомнительной сделки. Но нужно удостовериться. И эта пробуемая мной граница – как раз одна из них.
– Хорошо.
Не сразу отпускает. Определённо сомневается. Именно поэтому, как только возможность появляется, я не испытываю нашу судьбу снова. Телефон неподалёку, притягиваю его к себе, далеко не отхожу, дожидаюсь, когда смогу им пользоваться, остаюсь рядом. И это верное решение. Мужчина возвращается к своему занятию. Совсем немного, и с луком закончено. Не приходится долго объяснять, что делать с другими ингредиентами. Я же набираю в поисковике ещё один интернет-магазин. Довольно узкой специфики. Не с первой попытки удаётся увидеть именно то, в чём я нуждаюсь. Всё-таки та разбитая мною рамка для фото – видавшая немалые годы, такие сейчас редко где продаются. Но я нахожу.
– Доставки нет. Придётся забрать, – обозначаю итог своей деятельности.
Кай не проявляет никакого видимого интереса, делает вид, что ему безразлично. Даже после того, как я оставляю телефон, нахожу стикер и ручку, которыми записываю нужный адрес, после чего приклеиваю его на холодильнике. Но я улавливаю, как он едва уловимо морщится, когда заканчивает нарезку и разворачивается к крану с водой, чтобы помыть руки, оценив последствия моей вариации, знаменуемые несуразной бумажкой с надписями моим почерком. Невольно усмехаюсь, вспомнив об его дотошности к мелочам в расстановке. И тоже вида не подаю. Возвращаюсь к приготовлению будущего завтрака. Вся основная работа сделана, остаётся завернуть ломтики бекон в кольцо, выложить на дно картофель и перец, всё остальное придётся добавить чуть позже, сперва дождаться хрустящую корочку и выделенный жир. Тем и занимаюсь. Про кофемашину тоже вспоминаю. Но с ней управляюсь опять не я. А пока есть время, решаю приготовить салат, добавляю к нему ещё парочку приятных и радующих глаз мелочёвок.
И…
– Приятного аппетита, – сообщаю с открытой гордостью, когда все приготовления завершены, а я сама заканчиваю с сервировкой стола.
Пусть мысли мои не на месте до сих пор, но всё выглядит довольно хорошо, а Кай явно оценивает мои поварские способности, слишком уж голодно смотрит. В том числе и не на завтрак. А новый полученный мной внезапно поцелуй при последующем почти случайном столкновении – да, немного порывистый, и на этот раз совсем не нежный, глубокий и жадный, до головокружения. И разбитой чашки, задетой нами случайно.
– Спасибо, – шепчет он мне в губы.
А у меня перезагрузка мозга случается.
Я не ослышалась?
Кажется, нет…
Но не уточняю.
Перезагрузка же!
Которой он технично и мастерски пользуется. Усаживается сам на стул поблизости и меня усаживает. К себе на колени.
Не возражаю.
Всё ещё перезагрузка!
Полная.
Длится она до самого окончания завтрака. А возможно и чуточку дольше. Когда послушно проглатываю подсунутую мне горсть витаминов и таблетку обезболивающего. Потом тоже, в спальне, куда Кай меня решительно уносит, устраивая на постели рядом с собой, цинично избавляя меня от своей футболки, вновь прижимая меня к себе слишком крепко, прикрывая нас обоих перестеленным ранее мной покрывалом.
– Отдохни немного, – проговаривает он мне в затылок.
Я…
И правда, засыпаю.
Кай
Тьма. Она окружает. Со всех сторон. Пропитывает всего насквозь. Не позволяет дышать. По спине прокрадывается зловещий холодок. Едва ли я готов увидеть родительский дом таким, окружённым непроглядной мглой, и мне откровенно страшно перешагивать порог по возвращению со школы. Но я не могу не зайти. Во-первых, отец будет ругаться, если опять надолго задержусь и опоздаю к обеду. Да и мать зовёт.
– Кай… – манит её голос.
И я иду. Как по минному полю. Ведомый на зов. Теряю свой рюкзак где-то в районе лестницы. Не могу его найти и подобрать. Не вижу собственных ног и рук, так темно вокруг. Запинаюсь за ступени. Несколько раз падаю. Ладони саднит, но я стараюсь не обращать на это внимания. Иду. По памяти.
Мама…
В своих комнатах, в последней из них. Тут, в отличие, от остальной части дома, светло. И я почти рад, что сумел добраться, заметив бирюзовый подол её длинного платья прямо за столом.
Почти…
Ведь мама не шевелится. Лежит на полу. В странно-распластанной позе.
Почему?!
Я же слышу её голос. Не оттуда.
– Кай, сынок… – зовёт она меня ласково.
Я подхожу к ней ближе. И тут же отшатываюсь. Ведь голос есть, он словно окутывает меня со всех сторон, но её рот застывает в беззвучной искажённой гримасе. Не от неё он исходит.
– Кай, сынок…
Зажмуриваюсь. Мотаю головой в отрицании. Не хочу подходить снова. И откликаться тоже… страшно. Очень страшно. Но и убежать не могу. Оставить её… нельзя. Невозможно.
– Мама… – вырывается из меня жалким всхлипом.
Мне восемь, и должно быть, это простительно. Всё внутри сжимается. Хотя, если бы отец заметил, то обязательно выпорол бы. Он не разрешает проявлять слабость. Ни в каком эквиваленте. Считает, мужчина всегда должен быть сильным. Только мама и балует. Мама… которая всё ещё зовёт.
– Сынок!
К ней подталкивает порыв ветра. Как пинком под зад. Меня не просто швыряет. Я падаю прямиком на неё. Выставляю руки в последнюю секунду. Но всё равно грохаюсь вниз, уткнувшись носом в её холодное плечо. Слишком холодное. Ледяное. И это не самое худшее. Ведь её глаза – тоже как льдинки. Широко распахнуты. Застывшие. Полные ужаса. Я и сам им проникаюсь. Никогда не видел маму такой. Она смотрит на меня. Или нет. Никуда она не смотрит. Словно не видит ничего. Слепая. Пустой её взгляд.
Она… не дышит?
Нет-нет-нет!
Всё вокруг в крови. И мои ладони –
