овевал её профиль, трогал розовые губы и проносился по моей коже, накрывая меня облаком её женственности. Моё сердце замирало, словно я влюбился впервые. И я чувствовал, что внезапно не одинок.
Мне хотелось защищать её, ласкать и знать, что она счастлива. Потому что от её улыбки я сам стал по-идиотски, зато по-настоящему счастлив. Словно радость, которую я искал в практиках, оказалась прямо тут.
Моя голова немного кружилась, тело плавилось от желания обладать, касаться, а сердце таяло, как солнечный диск в мареве над морем. Мне никогда не было так хорошо, и очень хотелось, чтобы она чувствовала то же самое.
А потом её слова сработали, как детонатор. Она даже не поняла, что произошло, но внезапно мой мир взорвался. Я был рядом, притворяясь целым, но с вывороченными наружу внутренностями.
Моё сердце продолжало биться во вскрытой грудной клетке, и я делал вид, что улыбаюсь. Год назад, пятого декабря я, как выяснилось, стал её палачом. Лично видел кучу железа в её теле; слышал, как она заплакала, когда было больно. Хирург сказал, что нужны ещё операции, значит, она снова будет страдать. Из-за меня. От собственных мыслей мозг продолжал взрываться.
А Никитос сказал, что я сбил собаку, бездомную дворняжку, и все проблемы закрыты — никто не подаст заявление, некому просто... Убью его! Каким-то чудом я его не придушил. Пока...
Я вновь выдохнул клубы гнева.
Демон справедливости в который раз буркнул в ухо, что не он, а я налакался в тот вечер и сел за руль. Я не справился с управлением! Я сам был демоном.
Демон, который решил топать к просветлению. Оборжаться!
Я расхохотался. И смех так дико прозвучал в нутре автомобиля, что Вася невольно покосился на меня:
— Артём Сергеевич, вы в порядке?
— Всё нормально, — собрался я. — Как однако нас "Барби" провела!
— Да, Артём Сергеевич. Я всё думал, что она забыла среди йогов? А сегодня во время скандала она кричала о разочаровании так искренне.
— А Мастер что?
— Его было не слышно. Ваш Мастер вообще никогда не разговаривает громко. Я думаю, эта мамзель украла ноутбук, когда вы были на яхте. Марат сказал, что перед скандалом, когда мамзель с подругой съехала, они как раз изучали передатчик, который нашли в цветах в холле на первом, а остальные были на лекции.
Я вспомнил, что именно там ночью Гаечка наткнулась на утырка в красной рубахе.
— То есть возле моей комнаты никого не было.
— Угу. Дверь она аккуратно отперла и заперла. Никита, кстати, пошёл проверить, что наверху творилось. Оказывается, ваш Мастер так и сказал девицам: "Вон отсюда!"
— И они радостно поскакали с моим ноутбуком, — усмехнулся я.
В груди опять сжалось: а я, идиот, говорил Гаечке о подозрениях... При этом прослушку натыкал сосед: нанял заезжего уголовника, сговорился с дружками из полиции и пожарной охраны. Подставил меня под уголовное дело: за незаконное прослушивание можно получить реальный срок, хотя в данном случае, думаю, затевалось просто вымогательство с вышибанием конкурента. Интересно, они прежнего владельца "Облаков" так же вытурили? Славик обмолвился как-то, что тот из йоговской компании, специально для ретритов гостиницу строил. То есть не боец. Сейчас вроде на Бали где-то, подальше от проблем.
И Милана прекрасно сыграла роль тупой модели, а ведь совсем не тупа. Зазвонил телефон, и я услышал голос генерала:
— Артём, можешь не торопиться. Объявлен план-перехват.
Эля
Какой приятный человек, этот Мастер! Поговорили мы с ним немного, а на душе стало хорошо и спокойно, словно мир в полном порядке, и не было ничего лучше, чем просто сидеть в гостевом доме "Облака" и смотреть на луну над морем. Захотелось увидеть Артёма, узнать, как он после пожара, потому что быстрого Славикова "Всё хорошо, никто не пострадал" мне не хватило. Я аккуратно, всё ещё с трудом веря в чудеса исцеления, спустилась на "этаж для бедных". Его точно стоило теперь переименовать, потому что уж слишком парадоксально звучала приставка: "для миллиардеров".
Увы, Артёма в номере не оказалось. Я по привычке поставила чайник на плиту и присела на лавку за стол напротив его комнаты. Видеть его хотелось непременно. И пусть не думает: я не навязываюсь, я просто чай пью...
Ароматы роз и левкоев кружили в темноте за балконом, словно их поднимали на крылышках ночные мотыльки. На стене тускло светилось бра. Лампы на потолке я не стала включать — только помешают настроению и не позволят разглядывать разворачивающийся снаружи вид. А он стоил внимания! За усеянными огоньками склонами города дышало волшебное, тёмное, большое море, дрожало серебром на дорожке, как на картинах Айвазовского. И казалось, где-то на горизонте белела яхта.
Сердце наполнилось благодарностью и теплом к Артёму — день, грозивший стать отвратительным, он сумел превратить в чудесный — такой, в котором хотелось жить.
Из выставленных рядком пачек чая, я выбрала купленный Артёмом, добавила веточки трав, собранных мной на поляне — они лежали тут же, сушась на розовом полотенце и щекоча нос запахами леса. Из номера показалась Лиза. Волосы её сейчас были влажными, очки чуть запотели.
— Эля, не против, если я присоединюсь?
— Только "за", — обрадовалась я. — Как я рада, что закончился пожар! Страшно там было?
— Честно? Да! Но это был интересный опыт. И меня восхищают такие люди, как Артём, — призналась Лиза. — С таким бесстрашием ринуться первым в горящий дом! Он быстрей нас всех сообразил, что делать. И руководил нами. Это было очень красиво!
Я почувствовала за него гордость, словно была причастна, но всё же удивилась:
— Красиво?
— Смелость и решительность — это всегда красиво, как и любое чистое действие.
— Как необычно ты строишь фразы... — Я налила ей в кружку чаю, снова глянула на дверь его номера и не удержалась: — А Артём точно не пострадал? Там же было опасно...
— Нет, совсем нет, — мотнула головой Лиза. — Он был в полном порядке, я видела. Да и вообще всё произошедшее можно назвать настоящим чудом: такой огонь, и нет пострадавших! Уму не постижимо! И потушили легко! Быстрее, чем пожарные приехали! Нам будто помогали свыше...
Её глаза светились восторгом. А на моём языке вертелось ответное признание — о чуде, которое сотворил Мастер. Но я лишь сказала:
— Это здорово.
