— Прости, пап, — промычал Дава, тяжело вздохнув.
Лев включил свет.
— Хорошо, можете убрать это завтра, — пошёл в сторону спальни мужчина, — но не дольше.
Я скрестила руки на груди.
— Я же говорил, — выдавил мальчик, — это он ещё дырки в стене не заметил.
— Мы не будем ничего снимать, — была уверена я.
Высунувшаяся голова Льва смотрела на меня строго исподлобья.
— Камила, — предупреждающий тон от мужчины.
Я скрестила руки сильнее.
— Это комната Давида, так что он может делать в ней что захочет! — повторила его голос, — ты должен теперь стучаться в дверь, если хочешь войти. Спрашивать у него разрешения, если тебе что-то нужно и…
— Камила, я слишком устал для устроенных тобою баталий, — и в самом деле устало произнёс Лев.
Я дернула бровями и побежала делать ему кофе.
— Значит, поговорим об этом завтра, — пожала плечами.
— Мы вообще об этом больше не будем говорить, — шагал за мной он, — зачем?
Я закатила глаза и ткнула пальцем в кнопку.
— Потому что мы живем не в господи… ну где эти все картины висят и все ходят на них смотрят, — достала кружку из посудомойки и бегом подставила её под краник.
— Эрмитаж, — подсказал Дава, вытаскивая из холодильника мороженое, — я тоже буду.
— Точно, — достала еще один стакан, — нам не нужно беречь ремонт из-за того, что это бывший замок и мы должны помнить, как всё это выглядело раньше. Не-а! Мы живем здесь, так что тут должен быть уют, красота и… в общем то место, где тебе комфортно, а не такое, откуда хочется уехать побыстрее.
Я поставила перед женихом его стакан и сменила картридж сверху.
— У нас разные понятия красоты, — оставался недовольным мужчина.
Я пожала плечами.
— Ты сам сказал, что тебе не нравится то, что было у Лидии в квартире, — хмык под его сразу ставшим злым взглядом, — Лёв, ты сейчас делаешь не как думаешь, а как привык. Тебе же всё равно что и как будет на потолке в комнате Давида. Зачем тебе вообще это? Это его дело и… — выдохнула с тяжестью, — знаешь, я тебе лучше по-другому скажу: ты видел, как поступает и что говорит Лидия. И тебе всё не нравилось — ты был против. Тебе же было неприятно от того, как она всё делает, — под его скрещённые на груди руки, — и ты сейчас поступаешь точно так же, как она.
Дава сел рядом с отцом и даже покивал, заставив того нахмуриться.
— Мне казалось, что я ясно дал понять, что обсуждение откладывается, — сделал строгий глоток мужчина.
Я помотала головой.
— Но ты не прав, — села рядом.
Лев откинулся на спинку стула.
— Это называется эстетика, — уже не так сурово ответил он, — воспитание вкуса. Тебе тяжело понять из-за крайне тяжелой обстановки в квартире родителей.
— То, что говорю я, называется… — начала было.
— Свобода самовыражения! — радостно добавил Давид, — что? — на отца, — она защищает мои интересы, я — её.
Он слегка поник под взглядом Лёвы.
— Что-то случилось? — вдруг дошло до меня.
Мужчина перевел взгляд на меня и открыл было рот, но передумал, закрыл его и отрицательно помотал головой.
— Ничего критичного, — уверенно, — однако мы сейчас обсуждаем не это. А хм… свободу самовыражения. Камила, что ты хочешь этим сказать? Что я ограничиваю его, а ты практикуешь вседозволенность? Ни к чему положительному это не приведёт. Мой ответ прежний — нет. Ваше баловство должно быть ограничено.
— Ты так говоришь, будто… ограничиваешь только для того, чтобы было, — пробурчала я.
Он тяжело вздохнул.
— Я так говорю, — злой хмык, — по той причине, что по приезду меня встретили стеллажи моих вещей, которые вы двое выставили в коридор без объявления войны. Успели натворить бед без моего ведома и сейчас бессовестно сидите и обвиняете меня в неумолимости, имея за спиной более тяжкие преступления.
Давид понуро поплёлся в коридор, бурча при этом:
— Можно было и не пытаться. Пойду снимать всё.
— Постой, — крикнула ему вслед, — Лев, это нечестно! Почему ты такой непробиваемый? Ему нравится! Мы так здорово провели вместе время, а ты… — я вскочила на ноги, пока он пытался что-то ответить, но я не дала, — знаешь, что⁈ Сиди тут и дальше один! И злись на кого хочешь! А я не буду снимать. Потому что это моя квартира! И ремонт мой! И вообще… я от тебя такой подлости не ожидала!
Выскочила в коридор, зло закрыла за собой дверь комнаты Давида и пыхтя села рядом с ним, зло и тяжело дыша.
— Вот ты на него наворчала, а это бессмысленно — нам все равно капец, — разглядывал первую снятую звездочку в руках мальчик.
Я забрала у него украшение и ответила:
— Это я так кричала, — созналась ему, — и твой папа уже смеялся над этим, так что не надо смешков.
Дава хмыкнул.
— Тебе никогда не сравниться в этом с мамой, — хихикнул он, — но ты не услышала меня — двусторонний скотч отрывается с обоями. Смотри, — он ткнул пальцем в выдранный белый кусок среди кучи зелёных звёзд из пластика, — теперь только обои переклеивать.
Он с надеждой смотрел на меня. Пока в дверь комнаты не постучали, и она не открылась, впуская хмурого Лёву.
— Ладно, — оглядел нас и ещё больше поджал губы он, — я даже постучался, как ты сказала. К чему такой взгляд? — он проследил за тем, как быстро убирает от стены палец Давид, — вот именно про это я говорил, — цокнул, — так что не трогайте свои ваяния, — всё ещё делая при этом строгий вид, — Давид, сходи в кладовую в подвале, возьми строительный клей и приклей всё, как было. Ключи в прихожей в верхнем ящике.
Мальчик довольно расплылся в улыбке, счастливо подскочил на ноги и припустил в направлении выхода.
— Спасибо! — улыбнулся почему-то мне он, — и тебе папа, что разрешил.
Через секунду его уже не было в квартире. А мы смотрели друг на друга.
— Ты не можешь говорить мне то, что сказала, — ещеё злился он.
Я фыркнула.
— Ты сказал, что я росла в ужасных условиях только потому, что родители не делали ремонт по твоим вкусам, размахам и… убеждениям! — напомнила ему.
Лев застыл.
— Всё было не так, — выдавил он.
Я зачем-то указала ему в сторону кухни. Он неожиданно улыбнулся с печальной насмешкой в глазах и выдал:
— Какую же гадость ты придумала и его надоумила, Камила, — его брови стали одной, — однако я рад, что вы хорошо провели время, — хмык, — он впервые спорил со мной так открыто, защищая тебя.
Я пожала плечами.
— Это ты слишком злючий и вредный, чтобы видеть всё проще, — встала и подошла к нему, — но спасибо за то, что борешься с собой и разрешаешь нам обычные радости. Хоть иногда.
Я прижалась к нему, уткнувшись в шею. Его рука погладила спину.
— Ты пришёл и даже не обнял меня, — напомнила ему, — тебе не стыдно? — обиженно.
Мужчина вздохнул.
— Максимальный уровень совести проснулся только сейчас, — улыбка, — что мне сделать в своё оправдание? Хочешь ресторан?
Я прижалась губами к его, вдохнув его тепло куда-то в сердце. Рука прижалась к его щеке.
— Лучше скажи почему ты такой злой, — пробурчала, сжимая его крепче, — я надеялась на то, что ты будешь меня хвалить какая я молодец, что додумалась всё купить и расставить. Мебель, — напомнила ему.
— Ты умница, — дождалась я, — я и не сомневался в том, что ты справишься.
Лёва старался выглядеть добрее. А потому чмокнул меня в губы, заставив прокравшегося Давида громко закашлять, стоя прямо перед нами. Головы мы повернули одновременно.
— Й-я наш-шёл клей, — помотал бутылкой в воздухе мальчик, — можно я п-пройду?
Мы стояли в дверном проеме. А состояние и мысли Давида выдавали его красные щеки, пока мы разлеплялись и отходили друг от друга.
— Нужно ещё повесить телевизор, — прошла за ним я, — если ты подержишь, то я прикручу, — указала на дырки в стене я.
Лев закатил глаза.
— Я найму на завтра мастера, — двинулся обратно на кухню он, — Камила, напомни мне, как дела с твоими экзаменами?
Я хмыкнула.
— Послезавтра первый, папуличка, — с улыбкой прошла за ним, чтобы поставить локти на стол и наклониться к его лицу, — как дела у тебя на работе? — такой же дурацкий вопрос.
