Он проводил ночи все в той же постели, вспоминая о том, как она тоже лежала в ней, как он наслаждался ее телом. И вот теперь ее не было здесь, хотя он по-прежнему ощущал ее запах, ее присутствие. Просто не мог дотянуться до нее.
Ему и в голову не могло прийти, что он вернется назад, вернется в свою старую жизнь и станет жертвой юношеской страсти. «Что ж, так тебе и надо, сам виноват», — кисло подумал он. Его привычка строить козни и интриги в конечном итоге обернулась против него самого. И вот теперь, когда поставленная цель была предельно ясна, его постоянно что-то отвлекало.
А ведь он вернулся по одной-единственной причине. Выяснить, кто пытался его убить и почему. Пока что он ни на йоту не приблизился к разгадке. Истина была столь же далека от него, как и когда он жил под небом Италии.
Ответ на этот вопрос известен по крайней мере двоим. Одна из них — Каролин Смит, но ее секреты были запрятаны в глубинах ее сознания, и она сама была бессильна вытащить их на поверхность. Она была свидетельницей тому, что случилось той ночью, но предпочла стереть воспоминания о ней из своей памяти.
Так же, как и он сам. Разумеется, у него был повод ничего не помнить. В придачу к пулевому ранению он получил черепную травму, а такие вещи не проходят бесследно. И тот, кто в него стрелял, похоже, именно на это и рассчитывал.
Если только этот третий, убийца, не был уверен, что сделал свое дело.
По идее, первой кандидатурой на эту роль был Уоррен. Он ни на секунду не усомнился в реальности Сэма Кинкейда и не выказывал ни малейшего беспокойства по поводу того, что в один прекрасный день объявится настоящий Алекс Макдауэлл. По его словам, это подсказывал здравый смысл — еще никто не отказывался от причитающихся ему денег.
Впрочем, Алекс знал, с какой легкостью можно отвернуться от причитающихся вам миллионов. Он сам однажды это сделал и ни разу не пожалел. И теперь намеревался сделать это снова.
Ему нет смысла пытаться доказать, кто он такой на самом деле, даже если бы он попробовал это сделать. Карточка зубного врача не сохранилась, а тест на ДНК ровным счетом ничего бы не дал. В младенчестве его продали и купили, и та, что много лет назад произвела его на свет, уже давно забыла о нем.
Впрочем, он мог бы вытянуть кое-что из Каролин. Вот кто, безусловно, ценный кладезь информации. Может, стоит попробовать ее напоить, вывести ее из себя, подмешать ей что-нибудь в кофе, да что угодно, лишь бы вскрыть несгораемый ящик ее памяти. Или попробовать убедить ее пройти сеанс гипноза, медикаментозную терапию, втолковать ей, что если она не очистит свое подсознание от навязчивых образов, то они будут преследовать ее до конца дней.
И вместе с тем он этого не хотел. Он и без того внес сумятицу в ее жизнь. Она смотрела на него так, как будто он был гибрид Теда Банди и Брэда Питта. Нет, он наверняка найдет ответы на все мучившие его вопросы, не втягивая в это дело ее.
Нельзя сказать, что с его стороны это такое большое благородство. Она уже и без того сводила его с ума, вторглась в его сны, терзала его фантазии в утренние часы. В некотором роде он был куда больше зациклен на ней, нежели на том, кто пытался убить его восемнадцать лет назад. Так что лучше держаться от Каролин подальше, по крайней мере до тех пор, пока он не выяснит правду о своем прошлом. И он совершенно не представлял, что будет потом. Может, он просто исчезнет, вернется в Италию, где никто никогда его не найдет.
А может, он возьмет с собой Каролин.
Он все еще воспринимал Салли как родную мать, независимо от того, на какие уловки та в свое время была вынуждена пойти, чтобы заполучить его. Сейчас она спала: лицо серое, в ноздри тонкого, патрицианского носа протянуты трубки с кислородом.
Он сидел на краю ее кровати и рассматривал ее. Он делал это постоянно с тех пор, как вернулся домой. Пытался ее понять.
— И что дальше? — Голос ее был едва слышен, и поначалу он решил, что ему показалось. Она открыла глаза и, слегка повернув к нему голову, посмотрела с мрачноватой улыбкой.
— Что дальше? — попытался он обратить ее вопрос в шутку.
— Хитер, — пробормотала она. — Ты что, ждешь, когда я умру?
— Нет.
Его ответ удивил ее.
— А я думала, что ради этого ты и вернулся. Попрощаться с дорогой мамочкой, чтобы ей было легче отойти в мир иной.
— Ну, и это тоже, — согласился он.
— Значит, была еще какая-то причина? Кроме денег, разумеется.
Он не стал с ней спорить. Она поднимала вопрос наследства всякий раз, когда ей казалось, что ей что-то угрожает. По всей видимости, и сейчас тоже. Ему же меньше всего хотелось осложнять и без того сложные отношения. Но он не позволит ей уйти, не получив от нее ответов.
— Откуда я взялся?
Надо отдать ей должное. Салли даже глазом не моргнула.
— Ты хочешь сказать, что дожил до тридцати пяти лет и до сих пор не знаешь, откуда берутся дети? Что ж, поделом тебе. Не надо было убегать из дома, не узнав ничего про эту важную сторону жизни.
— Что такое секс, я узнал в двенадцать лет, если не раньше, — он накрыл ладонью ее худую, жилистую руку. Почему-то она напомнила ему птичью лапку. — Я хочу знать, откуда я взялся. У кого ты меня купила?
Салли закрыла глаза.
— Алекс, я понятия не имею, о чем ты. И я прошу тебя, не надо сбивать меня с толку. Я и без того в эти дни плохо соображаю. Почему бы тебе не оставить меня в покое. Дай мне передохнуть…
— Джон Кинкейд сказал мне, что твой ребенок родился мертвым, но ты куда-то пропала, а домой вернулась со мной. Я хочу знать, откуда я взялся. Между прочим, мне также интересно, что помешало тебе усыновить меня на законных основаниях?
— Кинкейд, — с видимым отвращением пробормотала Салли. — По идее, он уже давно умер.
— Верно, умер.
Своим ответом он застал ее врасплох, и на этот раз она не стала этого скрывать.
— В таком случае откуда ты это узнал?
— Он сказал мне. Когда я убежал из дома, то оказался у него, а он не собирался скрывать правду. В течение восемнадцати лет я знал, что на самом деле я тебе не родной сын.
— Родной, еще какой родной, черт побери! — воскликнула Салли хриплым шепотом. — Ты сын моего сердца, моей души, даже если не я сама произвела тебя на свет. И ты сам это знаешь не хуже меня, даже если собрался все отрицать.
— Знаю, — негромко согласился он. Он по-прежнему держал ее руку в своей. Салли повернула руку ладонью вверх. — И все же я хотел бы знать, где ты нашла меня.
Ее вздох был едва слышным.
— Мне казалось, что в этом возрасте ты знаешь, что все в этом мире имеет цену. Тридцать пять лет назад в нежеланных детях не было недостатка.
