— Как ты узнал об этом?
— Я видел, как это произошло. В бинокль, — отвечаю я ей.
— В тот день, когда нашел тебя, до того, как ты вернулась в лагерь. Лукас тут же подписал себе смертный приговор. Позже? Остальное просто подчеркнуло предложение и добавило немного причудливой каллиграфии.
— Я тоже его не видела. И его мать, если уж на то пошло. — Кортни озабоченно смотрит на меня. — К чему ты клонишь?
— Я не знаю, — задумчиво отвечаю ей. — Или не совсем так. Но здесь чего-то не хватает. Недостающие части и пропавшие дети. Пропавшие люди.
— Были и другие, которых я тоже не заметила, Шон. — Беспокойство в глазах Кортни сменяется тревогой. — Ты видел мою мать? Или Иеремию?
— Нет, — вздыхаю я, откидывая голову на спинку синего винилового сиденья. — Я должен был спросить этого ядовитого маленького засранца, когда у меня была возможность.
— Натан. — Кортни со вздохом качает головой, сворачивая на Лесную авеню. — Надеюсь, что с ним все в порядке. Он всегда... я не знаю. Он хороший ребенок, Шон. Или может быть. Если он только сможет вырваться из этой запутанной ситуации. Отойти от своего отца, отойти от всей этой Церкви Нового Откровения.
— Возможно, — отвечаю я. — Возможно, и нет. Это звучит ужасно, но некоторые дети на самом деле рождаются гнилыми. Как думаешь, где они находятся? Твоя мать и этот грязный говнюк-проныра? А Дженни и маленький мальчик?
— Наверное, они все вместе, — предполагает Кортни несчастным голосом. — Моя мама знает, как много значит для меня эта маленькая девочка. Она обвинит меня в том, что произошло сегодня вечером. За смерть Эммануила. За смерть сатаны. За то, что все рухнуло.
— О, не думаю, что она все свалит на тебя. Она прибережет немного вины и для меня, — успокаиваю я ее. — Но мы можем начинать звонить уже сегодня. Выясним, не нашли ли их и все ли с ними в порядке. Следователи полиции штата уже должны находиться там, и они, безусловно, к концу дня будут располагать всей информацией.
Кортни кивает, и длится долгое молчание.
— Эй, кстати, — восклицаю я, когда она сворачивает на нашу улицу. — Я уже говорил тебе сегодня, как сильно тебя люблю?
— Нет, — отвечает Кортни, краснея и сверкая застенчивой, но ослепительной улыбкой. — Еще не говорил.
— Ну, это так и есть, ты же знаешь. Очень сильно люблю тебя. — Я твердо киваю, как будто это решает вопрос, и моя милая блондинка-водитель закатывает глаза, когда въезжает на подъездную дорожку дома моего детства, припарковывая «Блейзер».
— Почему бы тебе не рассказать мне еще несколько подробностей? — спрашивает она, отстегивая ремень безопасности и наклоняясь ко мне через центральную консоль. — Но пока выдели основные моменты, нам нужно зайти внутрь.
Рукой я притягиваю Кортни за затылок к себе, и ее мягкие губы сливаются с моими в долгом поцелуе. Она радостно смеется и отстраняется, убирая мою другую руку от своей груди.
— Я назвал только самые яркие моменты!
Кортни смеется, затем отстраняется назад, прижимаясь грудью к моей руке и шепчет мне на ухо:
— Вы можешь дать мне полное объяснение позже.
— О, я на самом деле люблю тебя, — повторяюсь я, чувствуя, как мое лицо практически раскалывается пополам от непривычной улыбки.
— Я знаю, — лукаво отвечает Кортни. — Давай сейчас войдем внутрь. Мне нужно увидеть отца.
— Тогда пошли, — приглашаю я, бросая взгляд на часы на приборной панели. — Сейчас только начало седьмого. Сомневаюсь, что кто-то встал, а если Биллу пришлось работать прошлой ночью, он, возможно, даже еще не вернулся домой.
Оставив наши вещи в грузовике — разберемся с ними позже — мы поднимаемся по ступенькам на переднее крыльцо. Я слышу приглушенный голос внутри, но не могу разобрать слов.
— Кто-то встал, — утверждает Кортни, улыбаясь мне в предвкушении, когда поворачиваю ключ в дверной ручке. Дверь бесшумно открывается на хорошо обработанных петлях, и я слышу более отчетливо.
Голос моей матери. Кто-то другой. Мужчина, а не Билл. Кто-то...
Рядом со мной Кортни открывает рот, чтобы крикнуть приветствие, и я как раз вовремя прикрываю его рукой, прикладывая палец другой руки к своим губам. Ее глаза в замешательстве, брови нахмурены в вопросе, который сменяется страхом при звуке бьющегося стекла и громких голосах на кухне.
— Ты сумасшедшая сука! — Это мама. На кого она кричит? Не на Билла.
Я прижимаюсь к стене, отползая в угол. Кортни следует моему примеру. Я не помню, как вытащил «Беретту» из кобуры на пояснице, но большой итальянский пистолет с двуручной рукоятке со снятым предохранителем уже в руке.
— Плата за грех — смерть! — это женский голос, и от него неприятное ощущение в животе. — Грех — это смерть, а я хочу жить! Жить надо не во грехе! — Снова разбивается стекло, и я слышу, как расплескалась жидкость.
Мы нашли Хизер, и Иеремия наверняка недалеко.
Оглянувшись назад, вижу панику и неистовый ужас на лице Кортни, и кладу руку на ее бедро, успокаивая, прежде чем осторожно продвинуться вдоль стены.
— Хизер, пожалуйста... — Голос Билла прерывается звуком жалящей пощечины.
— Молчи, грешник! — визжит Хизер. Билл бормочет что-то в ответ, но его прерывает грохот.
— Она сказала молчать!
Я злобно ухмыляюсь, когда слышу голос Иеремии, свистящий и шепелявящий сквозь зубы, которые я сломал. О, хорошо. Вы оба находитесь в одном месте. Это будет намного проще.
Деревянные полы со временем начинают скрипеть, а этому дому больше ста лет, но я более чем справляюсь с этой задачей. В «морских котиках», возможно, отточили мои навыки скрытности, но этот деревянный пол заложен в основу много лет назад. Выскальзывая из дома с шумным полом и чутко спящей матерью, я составил в мыслях еще в подростковом возрасте подробную карту, куда нужно ступить. Даже тяжелые ботинки, которые я ношу, не нарушают тишины.
У Кортни нет этой карты.
Крие-е-е-а-ак!
— Что это? Кто там? — Страх и ярость слышатся в голосе.
Дерьмо. Хизер тоже это слышала.
— Я знаю, что ты там!
Пауза, затем я слышу шарканье ног и перетаскивание мебели. Я поднимаю «Беретту» крепким двуручным захватом, когда шаги приближаются к арке из кухни в холл, но они снова уносятся прочь, прежде чем цель становится видимой.
— Это Пирс, — прошептал Иеремия. — Так и должно быть.
— О! Шон! — голос Хизер изменился. Яркая, жизнерадостная и тошнотворно милая, эта новая версия более ужасна, чем сумасшедшая сука, которая в понедельник приставила опасную бритву к шее собственной дочери. — Это ты, Шон? Добро пожаловать домой! -Таким количеством сиропа можно утопить сотню блинов. — И моя дочь с тобой, не так ли? Почему бы вам не зайти сюда? У нас с братом Иеремией только что был очень интересный разговор с твоей матерью, Шон, и моим мужем!
— Он больше не твой муж, ты, сука!
Мои брови взлетают вверх, когда моя мать выплевывает последнее слово в адрес Хизер. Должно быть, на самом деле все плохо. Она никогда раньше не произносила при мне этого слова и выбила из меня все дерьмо, как только услышала, как я его говорю.
— Итак, что Бог соединил воедино, — кричит Хизер, — да не разлучит человек!
О, хорошо, сумасшедшая вернулась. Это становится все лучше и, черт побери, лучше.
— Хизер, — произносит Билл чересчур спокойным голосом. — Ты развелась со мной!
Еще одна пощечина, и Билл больше ничего не говорит.
— Шон Патрик Пирс! Кортни Элизабет Двайер! Вы двое, идите сюда сию же минуту!
Хизер снова супер-мама, ругающая двух непослушных детей, которые бегали по дому. Я рискую отвести взгляд от двери и вижу лицо Кортни, искаженное горем, губы дрожат, слезы текут из плотно закрытых глаз. Я быстро сжимаю ее руку, прежде чем снова поднимаю пистолет.
— И кстати говоря, что соединил Бог, то разлучил человек! Мы все так гордимся младшим братом Натаном. Прошлой ночью он нашел в себе силы, обрел голос! Он позвонил нам прошлой ночью, рассказал все новости.
