Это было похоже на молитву. Одну из тех, что я читаю перед сном. Никогда не знаю, какие именно слова прозвучат перед тем, как я выключу ночник в своей спальне. Все приходит интуитивно, на каком-то не всегда понятном мне уровне. Я просто ощущаю, что хочу прочесть эту страницу. И сейчас, идя по малолюдным улицам родного города, я, словно молитву, повторяла слова о том, что хочу продлить это великое ощущение гармонии, которое поселилось в моей душе с появлением Алексея. Слова возникали сами собой, они выстраивались в довольно долгий монолог, смыслом которого было право на существование моей любви, моей новой ипостаси — любимой женщины.
То, как мы пытаемся сохранить, сберечь наше счастье, — тема очень деликатная. Не люблю распространяться об этом, даже в разговоре с моими подругами. Наверное, это то личное, что есть в каждой из нас. Мы открыты друг перед другом, но не настолько, чтобы обнажать каждый нерв. Уверена, что у каждого что-то должно оставаться недосягаемым, недоступным для других, даже самых близких, самых родных людей. Это запретная зона, переходить границу которой не позволено никому. И от того, как ты соблюдаешь неприкосновенность, зависит твое душевное спокойствие. Это важно. Без этого никогда не будет уравновешено твое я и этот суетный мир с его постоянно меняющимися законами, правилами.
Однако я знаю и то, что есть нечто неизменное на все времена. Мне хочется верить, что есть во мне некий стержень, некий фундамент, который ничто и никогда не сможет изменить. Можно называть это принципами, воспитанием, мнением — как угодно. Но это тоже обязательное условие для тех, кто не хочет быть поглощенным этим не всегда справедливым миром. Сейчас я думала о том, что противостоять ему гораздо легче, когда ты знаешь, что не одинок, что любим, что ты нужен. Поэтому мои мысли и сердце были полны ощущениями счастья и радости. Имя этому — Алексей, Алеша… Как же быстро вся моя суть наполнилась нежностью и любовью. Я даже пожалела, что поделилась своими чувствами с Васей. Теперь я тревожилась, что, озвучивая переживания, делаю их менее глубокими. Никогда не была суеверной, а тут вдруг сердце забилось от страха, что сглазила я свое счастье этими разговорами. Господи, помоги мне сохранить себя, свое чувство… Нет, это не молитва. В ней обязательно должно быть покаяние, я только и делаю, что прошу.
Я дала себе слово не бояться настоящего чувства. Настоящего? Как я хотела, чтобы это было так, но только время расставит все на свои места, покажет правильность или ошибочность моих выводов. Так в раздумьях я дошла до центральной площади. Подняв голову, посмотрела на градусник, кажется, вечно показывающий температуру, близкую к нулю. Лето не так давно закончилось, а мне уже не хватает его. Хотя я люблю и холодную зиму, и полную жизни весну, и осень с ее слякотью. Когда на душе спокойно — всякая погода благодать. Вот поэтому и сегодняшний пронизывающий ветер не испортит моего настроения.
Спустившись в подземный переход, я купила газету. Свернула ее в трубочку и положила в сумку. Никогда не читаю в ней ничего, кроме программы передач, да и то — под настроение в свободное время. Обычно у меня его не остается. Последние несколько дней не в счет. Это был кусочек другой жизни, которая сегодня заканчивается. Я возвращаюсь к самой себе, потому что не хочу потерять то, чем наградила меня природа. Я смогу сделать так, чтобы моя личная жизнь не мешала моему призванию. На самом деле это легко сделать. У меня наверняка получится. Почему? Потому что я очень хочу этого.
Поднявшись по ступенькам перехода, я осмотрелась по сторонам. Знакомый памятник, пивное кафе с бело-голубым навесом, колышущимся на ветру, и никаких посетителей. Да и кому же придет в голову пить холодное пиво, когда и так не жарко. Но мои мысли тотчас получили опровержение, потому что навстречу мне шли два парня. За ними — еще группа подростков, вероятно только что сошедших с рейсового автобуса. У тех и у других в руках было по открытой бутылке пива. Я не могла понять, какое удовольствие они находили в поглощении этого напитка на ходу. Вспомнила «Семнадцать мгновений весны», когда герой Плятта слушал Эдит Пиаф и говорил: «Это полное падение нравов». Может быть, и нет ничего в том, чтобы идти по улице и на ходу пить из бутылки пиво. В любом случае, сама я так не поступлю никогда. Слово «никогда» здесь на своем месте. Проводив полным недоумения взглядом что-то оживленно обсуждавших юношей, я тотчас забыла об их существовании. Внимание мое привлекла другая картина.
На одной из лавочек сидела молодая женщина в расстегнутой дубленке. Кстати, на ней были шикарные сапоги на высоченных шпильках — моя недостижимая мечта. Я знаю, что, даже приобретя такие сапоги, не смогу сделать в них и двух шагов. Закинув ногу за ногу, она склонила голову, так что белоснежные волосы свисали до самого асфальта. Именно эти волосы, как магнит, притягивали меня. Я шла и думала о том, что эта красота коснулась грязной смеси из растаявшего снега и соли. Неужели она не чувствует этого? Наверное, она настолько огорчена или настолько пьяна. Вариантов масса. Я шла, теперь совершенно определенно озабоченная этим выражением отчаяния. Хотя какое мне дело до незнакомой женщины? Что у меня за натура такая — не могу спокойно пройти мимо. Я почувствовала, что у меня сердце сжалось от жалости к этой скорбной фигуре на ветру. Живой памятник женскому отчаянию. Приближаясь к незнакомке, я мысленно сравнивала ее с моей всегда цветущей, брызжущей энергией Ладой. Вот уж кто никогда бы не позволил себе так расслабиться и дать волю эмоциям. И вдруг… О боже! В данном случае мое «никогда» было совершенно неуместно. Как же я могла не сразу узнать ее?! Да ведь это Лада и есть! Ну конечно, ее дубленка и сапоги — только она способна в любую погоду вышагивать на высоченных шпильках, как в тапочках. Только у нее может быть такая шикарная грива. Но что она здесь делает одна? Насколько я поняла, у нее было назначено свидание с Владленом. Где он? Что, вообще, происходит? С каждым вопросом, я чувствовала, что было бы гораздо лучше, если бы я оказалась в другом месте. Лада не из тех, кто будет счастлив от того, что появились свидетели ее отчаяния. Но пройти мимо я тоже не могла. Незаметно для себя я пошла медленно, так медленно, что, не доходя нескольких шагов до Лады, вообще остановилась. Я все подбирала слова, с которыми могла бы к ней обратиться. Так и не найдя ничего лучшего, я улыбнулась и просто сказала:
— Привет! — Мое слишком бодрое приветствие не вязалось с тем выражением лица, которое я увидела.
Лада мгновенно подняла голову, отбросив с лица длинные пряди. К моей радости, они не испачкались о серо-коричневую кашу на асфальте. По-моему, это был тот единственный случай, когда мою подругу меньше всего заботило то, как она выглядит. На лице ее промелькнула досада. Сдвинув брови, не отвечая на мое приветствие, она спросила:
— Ты-то что здесь делаешь? Шпионишь?
— Я? — В другой ситуации я бы обиделась, но в этот момент я чувствовала, что не должна реагировать на колкости. Лада расстроена. Впервые ее синющие глаза словно выцвели. В них не было блеска, не было жизни. Она смотрела на меня, как на нечто ненужное, лишнее, даже не стараясь скрывать свои эмоции. В этот момент мне показалось, что я никогда не была в числе ее подруг, тем более близких. — Я просто гуляла.
— Что бы это значило? — глухо спросила Лада и подтянула к себе сумочку, сиротливо лежащую здесь же на скамейке. Все молнии на ней были расстегнуты, что позволило мне сделать предположение.
— Ладуся, у тебя что-то украли? — Меня почему-то обрадовал такой вариант.
— Украли? — В ее покрасневших от холода пальцах замерла сигарета и горящая зажигалка. В следующее мгновение Лада махнула рукой и жадно закурила. — Который час?
— Начало четвертого уже.
— Кажется, я задницу приморозила, сидя на этой лавочке, — заявила Лада, с трудом поднимаясь. Распрямившись, она покрутила головой, постучала каблуками, быстро застегнула дубленку. — Подмерзла я. Давно так долго не дышала свежим городским воздухом.
